Мы сейчас расчешем твои волосы. Мы? Серьезно, Даровский? Ясное дело, что делать это буду я. «Мы» вообще странное для нас слово. Это типичное «мы родили», «мы купили», «мы выбрали», точно далеко от меня. Хотя, можно подумать, что распутывать чьи-то волосы, равно как и их расчёсывать, мне близко.

Никогда бы ни подумал, что на это уйдет столько времени. Мне самому это сложно, что уж говорить про Настю. Чувствую себя героем, который только что лишился расчесочной девственности.

– Спасибо. Мне кажется, я в тебя щас влюбилась.

– Боже упаси.

– Это была шутка. Ты не в моем вкусе.

– Ну, да. Сбрею бороду и в твоем?

– Борода тут ни при чем. Не мой типаж.

– Ну, да. Бывает. Ложись отдыхай, пока я тебе душ организую.

Во всей больнице не находится ни одного подходящего стула. Приходится ехать в ближайший магазин за складной табуреткой.

– Я там поставил тебе шампунь и всякое такое. Сядешь на табуретку и будешь себя поливать из душа. Поняла? Одной рукой. Вторую мочить нельзя. Впрочем, тебе и мыться еще нельзя, врушка.

– Можно. Точнее нужно.

– Давай опирайся о меня.

– Я сама.

Ну, в принципе ковыляет правда сама. Но хватает ненадолго. Аккурат до двери, а дальше по стеночке. Тоже мне, самостоятельная нашлась.

– Полотенце вот здесь висит. А белье ты давай в палате наденешь, чтобы здесь не навернуться.

– Спасибо.

Не даром засек время. Столько мыться уже даже немощному долго.

– Насть, ты там точно в порядке.

– Точно.

– Может, тебе нужно помочь?

– Если ты мне поможешь, то я сейчас же помру. Я не для того лежала в реанимации обнаженной, прикрытая одной простыней, чтобы помереть от стыда теперь и тут. Я справлюсь.

Да и по хрен, чего я там не видел. Открываю дверь в душевую. Настя сидит на стуле спиной ко мне. Волосы вымытые и смыты от шампуня. И вода уже не идет.

– Уйди. Ну я же просила. А сейчас наберусь сил и встану.

– От стыда помрешь потом, когда я тебя голую увижу. А спина не в счет, – накидываю на нее большое махровое полотенце.

Когда Настя в него закутывается, я приподнимаю ее со стула. Неуклюже опирается на меня, и мы без происшествий доходим до кровати.

– Одевайся, мешать не буду.

Отсутствую я палате минут пять, но этого хватает, чтобы узреть на Настином лице очередную непонятную мне эмоцию. То ли заплакать хочет, то ли черт пойми что. Ну сейчас-то что? В пакете, содержимое которого она полностью вывернула, есть все необходимое. Уж я-то сто раз пробежался по списку.

– Что случилось за время моего отсутствия?

– Ничего. Я, кажется, хочу кушать.

– Отлично. Пока ты мылась, я поставил пакет с едой в холодильник. Сейчас разогрею тебе белковый обед.

Белковый обед – это прекрасно. Только, что снова не так с этой девчонкой?

– Насть, у тебя болит что-то?

– Нет. Мне очень даже хорошо. Вообще, дышать не задумываясь как получается…дышать – это очень хорошо. Я прям счастлива.

– Но?

– Но мне кое-что нужно.

– Что? – долбаное молчание неимоверно злит. – Ну? Так и будем тянуть кота за яйца?

Нет, меня без сомнения радует, что на бледном лице Насти появляется румянец. Вот только ее молчание ни хрена не радует.

– Мне нужны прокладки.

Ну, да. Забыл с кем имею дело. То языкастая не по делу, то язык в одно место.

– Сейчас достану. Внизу есть аптека. Выдыхай, рановато со стыда умирать, я же тебя еще голой не видел.

Иду по коридору и улыбаюсь, как придурок. Но ровно до тех пор, пока до меня не доходит. Почему я не попросил какую-нибудь санитарку за деньги расчесать Насте волосы и помочь ей помыться? Какого черта я делал это сам?

Не туда меня ведет. Вот вообще не туда!

Глава 22

Зачеркиваю очередной день в календаре, любезно принесенный мне нанятой Вадимом помощницей. Женщина очень даже внимательная и приятная. И как собеседница тоже не плоха. Ненавязчива. С полуслова понимает, когда надо уйти. Просто прелесть, а не женщина. Все вообще замечательно.

Подумаешь, почти месяц в больнице. Подумаешь, я только что полностью перечеркнула ручкой двадцать девятое октября в хлам. Подумаешь, он здесь девять дней не появляется. Все замечательно. Настолько замечательно, что мне хочется биться головой о стену.

Я могу предположить, что мое поганое настроение связано с тем, что мне просто здесь скучно и хочется внимания. Загвоздка в том, что во время этой скуки я ни разу не подумала об Артеме. А ведь так просто исключить его из черного списка или поднять трубку, когда звонят с незнакомого номера, который однозначно принадлежит ему. И получу тонну внимания. Проблема в том, что я не нуждаюсь в Артеме. Мне нужен другой человек Мне даже мыслить об этом абсурдно, но тем не менее это так. Я скучаю по Вадиму.

Отвратительное, неподдающееся никакому объяснению и логике состояние. Не понимаю, в какой именно момент меня перемкнуло.

Возможно, все дело в том, что я получила то, в чем нуждалась давным-давно – заботу. И сейчас я ее принимаю за что-то большее. Так не должно быть. Но по-другому пока не получается. Я хочу его видеть. Его. Его, а не милейшую женщину и собственного биологического отца, цветы которого неимоверно раздражают. Нет, они красивые. Да и он не обязан был сюда приезжать ради совершенно чужого человека и выстраивать диалог с такой неблагодарной дурой как я.

Я хочу те белые розы, которые были в машине Вадима, а не эти. И медведя своего хочу. И его покупателя. Я хочу видеть его покупателя!

Сколько себя помню, дедушка всегда говорил, что добиваться женщину должен мужчина, но никак не женщина. Женщина, делающая первые шаги к мужчине – любимой не станет. Ну да, дедушкин опыт с прилипшей к нему бабкой, умело вовремя забеременевшей, откладывает свой отпечаток. Интересно, чем бы он посчитал мой звонок мужчине, которого я не так давно огрела поленом, уложила в гроб и всячески над ним подтрунивала? Да ладно дедушка. А что я сама скажу Вадиму, набрав его номер? Ничегошеньки! Приезжай ко мне, я соскучилась? Да я скорее на Эверест залезу, чем в таком признаюсь вслух.

Сегодня же выходной. Ну неужели так трудно приехать хоть на несколько минут в долбаную субботу? А при выписке кто меня будет забирать? Тоже кого-нибудь пошлет вместо себя, чтобы не видеть свою страшненькую будущую женушку? Фиктивную, Настя, фиктивную!

Иду в душевую и перевожу взгляд в зеркало. Собственное отражение не радует. Кажется, у меня напрочь пропало то, что вызывает у мужчин восхищение. Нет, ну правда, где моя грудь? Лицо тоже не радует. Ощущение, словно болезнь высосала из меня все соки. Даже чистые волосы не спасают ситуацию. Я страшненькая. Уж про спортивные штаны и кофту, катышками которой можно сшить уже новую, молчу. Вот не мог что-нибудь нормально взять из моего гардероба?

А есть у меня это нормальное? Джинсы и пару кофт не в счет. Все убогое. Неудивительно, что Вадим не хочет здесь больше появляться.

Перевожу взгляд на часы – половина одиннадцатого. Деньги на карте есть. Взять куртку, которую врачи носят на улицу, когда хотят покурить, мне не составит никакого труда. Здесь наверняка есть поблизости какой-нибудь магазин с одеждой и косметикой. Не хочу быть такой страшилой, когда меня выпишут. Надеюсь, в понедельник. И он должен здесь появиться. Надеюсь.

Выходные в больнице – на мою удачу, это время, когда никто и ни за кем не следит. Выйти незамеченной через задний вход не составляет никакого труда, равно как и добраться до нужных мне вещей.

Выбора особого у меня нет. Маленький магазин, больше напоминающий вещевую точку на нашем рынке, изобилием не радует. Однако, я впервые в жизни влюбляюсь в совершенно непрактичную вещь – белоснежную короткую курточку, севшую на мне идеально. Да уж. Цена у нее укоротит любой кошелек. Я такой дорогой одежды еще никогда не покупала. Но, видимо, болезнь во мне что-то переклинила. А на черта я коплю деньги, если завтра могу умереть? Да и вообще, зачем мне тогда в будущем богатый муж? Фиктивный. Фиктивный, Настя!