– Вы слишком хрупкая. Только если наоборот. Машину водить умеете?
– Нет.
– Тогда давайте я вам расскажу как действовать, а я будут толкать.
– Давайте.
Кратко обрисовываю ей действия, ловя проблески понимания на ее лице.
– Поняли?
– Да, – кивает, повторяя недавно произнесённые мной слова. – А потом отжимаю педаль тормоза. И как только удастся выехать, надо снова нажать на педаль тормоза, чтобы остановиться.
– Все верно. Садитесь, – указываю на свое сиденье.
Взять с собой не только одежду, но и сменную обувь было очень дельным решением, ибо мои ботинки уже уделаны по самое не могу грязью.
Даю знак девчонке и принимаюсь толкать машину. Не с первого раза, но вытащить ее все же удается. И черт бы с тем, что меня с лихвой обдало грязью при этом маневре. А вот тот факт, что машина, несмотря на мой знак тормозить, не только не остановилась, а, мать ее, продолжает ехать с еще большей скоростью, определенно напрягает.
– Тормози! – кричу ей вслед, но это как мертвому припарка.
Смотрю, как моя любимица исчезает из моего поля зрения и на уме одна нелюбимая мной нецензурщина.
Дура. Или я дурак, позволивший сесть за руль этой тугодумке. Ну что ж, день продолжает быть насыщенным.
Я прохожу по грязевой каше метров триста и, о чудо, моя машина цела и невредима. Стоит посередине уже чуть менее раздолбанной дороги. И когда я подхожу ближе, дверь с моей стороны открывается, и из нее выходит, Господи помилуй, моя будущая супруга.
– Извините, я все перепутала, – жаль, что тебя ни с кем не перепутаешь.
– Не страшно. Все целы и здоровы.
– Вы похожи на Каштанку, – усмехаясь произносит соплячка.
– Каштанку?
– Да, собака соседская. Сучка, – собакой женского пола меня еще никто не называл. – У нее одно ухо черное, как у вас. И на морде пятнышки черные.
– Красивая?
– Я?
– Собака.
– Да, красотка. Все кобели любят Каштанку.
Сажусь в машину и в полном молчании мы доезжаем до деревни.
– Спасибо, что подвезли.
Хоть бы предложила в дом пройти. Гостеприимство уровень ноль.
– Не надо. Я сама корзинки занесу.
Смотрю вслед удаляющейся Насте и понимаю, что задача становится все труднее и труднее. Возвращаюсь в машину и отъезжаю к заброшенному с виду дому.
Перевожу взгляд в зеркало. Какая тут к черту Каштанка? Белый Бим Черное ухо. Красавчик.
Быстро привожу себя в порядок, благо имеется не только одежда, но и вода, и принимаюсь ждать.
Когда стали скапливаться местные жители, я трогаюсь с места и подъезжаю поближе к Настиному дому. Паркуюсь недалеко от него и выхожу из машины, как только вижу двинувшуюся в сторону похоронной процессии Настю с увесистым венком в руках.
Пройти без проишествий мне не удается. Вот уже второй раз в этой деревне я вляпываюсь в кучу. «К деньгам» – утешаю себя я, вытирая невинно пострадавшую подошву ботинка от варварства коровьей лепешки.
Лавируя между грязью и куриным пометом, я все же равняюсь со столь нужной мне на данном этапе девушкой. Она одаривает меня настолько придирчивым взглядом, словно знает, что я не только вступил в коровье наследие, но и обо всех моих намерениях.
Лучше бы она не переодевалась. Оказывается, есть и похуже наряды, чем ее лесной. Черное нечто, отдаленно напоминающее платье, и такого же цвета платок выглядят настолько убого, что с легкостью накидывает ее обладательнице лет десять. Юный возраст выдает разве что нетронутое временем и морщинами лицо.
До местного кладбища мы доходим довольно быстро, разумеется, в полном молчании.
– Настенька, скажи что-нибудь на прощание, – просит одна из рядом стоящих старушек. Настя откашливается и нехотя, но все же начинает свою речь.
– Мы прощаемся с очень хорошим человеком. Хотелось бы пожелать здоровья и успехов во всем, сча…, – девчонка замолкает, видимо осознав, что только что ляпнула. Я же какого-то черта подхватываю ее речь.
– Счастья и долгих лет жизни на том свете. Аминь.
– Аминь, – повторяет за мной девчонка, заливаясь краской.
Ну вот я и на пути к расположению к себе Настеньки. Правда, она совсем не выглядит благодарной. Смотрит на меня очень недобрым взглядом. Можно подумать, это я только что нес ахинею. Нет, дорогуша, я ее только подхватил.
– Вадим, вас как по батюшке величать? – пристает ко мне бабулька, настоявшая на том, чтобы Настя произнесла речь.
– Викторович.
– Ну, добре. Пойдемте на поминки. Там уже столы накрыты.
– Там это где?
– Так в хате Женькиной.
До дома покойного мы доходим довольно-таки быстро. Я, в отличие от Насти, не теряю ее из поля зрения.
– Проходьте, – доброжелательно произносит старушка.
– Стойте, тетя Маша, – неожиданно произносит позади стоящая Настя. – Вадиму Викторовичу лучше снять обувь, он вступил в коровью лепешку и вытер ботинки не до конца. Держите тапочки, – кажется, в них, судя по запаху, кто-то сдох. Вот тебе и Настенька.
– Спасибо. А чьи они, Настенька?
– Так Женины. Любимые, между прочим. В последнее время он их не носил. Ну, вы, наверное, знаете, ему же конечности отрезали, потому что стопы начали смердеть, – великолепно. – Ну там язва или шо-то такое. Ну вы же знаете. Одевайте, – напирает Настя, чуть ли не в нос пихая мне тапки. – Не стесняйтесь.
– Надену. Спасибо.
Настя не только чудная деревенщина, но, как и следовало ожидать, безграмотная. Ладно, главное, что без гэканья.
Каким-то чудом надеваю на себя смердящие тапки и перевожу взгляд на выжидающую девчонку.
– Удобные?
– Хороши. Надо прикупить себе такие же.
– Так забирайте. Женя был бы рад.
– Непременно заберу. Люблю грязно-розовый цвет.
– Хотите я вам еще какую-нибудь его обувь достану? – горю желанием. Теряю фору, ибо я совершенно не понимаю троллит ли меня малявка или в деревнях так принято. – Или что-нибудь еще на память о нем?
– Не стоит, Настенька. Тапок будет достаточно.
– Вспомнила, – вскрикивает девчонка, поднимая вверх указательный палец. – Гомогенизация!
Как там говорят, вся жизнь пронеслась перед глазами? Господи, помилуй меня грешного. Пусть мне это показалось.
– Что?
– Гомогенизация! – нет, я определенно впал в немилость Всевышнего. Не показалось. «Гэ» и еще раз «гэ». Такое звучное. От души. – В кроссворде был недавно вопрос, а я забыла, как называется процесс, при котором происходит измельчение и равномерное распределение компонентов внутри жидкой или полужидкой среды. И вдруг вспомнила. Гомогенизация!
– Гомо…Гена…Гитлер капут…
Глава 2
Глава 2
А ведь еще недавно я считал наказанием старшенькую сестрицу, намеченную мне ранее в супруги. Однако, все познается в сравнении.
– Вы сказали Гитлер? – да за какие грехи мне досталось это гэкающее недоразумение?!
– Вам показалось, Настенька. Я сказал, что у вас очень красивый платок. Вам идет.
Опускаю взгляд на тапки. Что хуже? Заразиться грибком и еще какой-нибудь хворью, или пройти в носках по грязному полу? Пожалуй, первое.
Вот теперь меня не упускает из виду Настя, пристально наблюдает за тем, как я снимаю смердящие тапки.
– В них жарковато. Я лучше в носках.
– Это вы зря.
Почему зря, я понимаю спустя несколько шагов. Плевать, что белые носки станут черными. А вот то, что деревянный пол в комнате, вероятнее всего, именующейся гостиной, окажется липким, проигнорировать невозможно.
Я шага не могу ступить нормально. Здесь что, пол клеем обмазали?! Собравшиеся за длинным столом гости то и дело косятся на то, как я пытаюсь оторвать ноги от пола. Эвакуируйте меня уже кто-нибудь отсюда.
Наконец, усаживаюсь на хлипкую табуретку рядом с Настей. Ощущение, что я здесь в качестве экспоната. На меня пялятся все, кому не лень. В принципе, логично. Моя оплошность заключается в том, что я в белоснежной рубашке, пиджаке и брюках.