– Стой. После больницы зайди в аптеку. Мне нужно кое-что купить для козочек. Я тебе сейчас напишу что.

– Ты меня пугаешь, Руслан.

***

Стабильно тяжелое состояние. Это что вообще за хрень? Прибить бы того, кто научил врачей общаться на непонятном простому человеку языке. Ну хоть одно радует – в сознании. И не на долбаном ИВЛ. Что удивительно, самые простые врачи, не балованные деньгами, ни в какую не соглашаются провести в реанимацию за вознаграждение.

– Ладно, я понял. Касательно лекарств. Точно ничего не нужно?

– Если что-то будет нужно, в чем она будет нуждаться и у нас этого не будет, вы первый узнаете об этом. Влажные салфетки и пеленки это все, что пока нам от вас нужно. Но учитывая количество, принесенное вами, этого хватит надолго.

– Хорошо.

Но ничего хорошего нет. Особенно, когда в руках вибрирует Настин мобильник. И ладно бы я не знал чей это номер. Вот не вовремя ты, Костя, решил поздравить дочь с днем рождения.

Судя по звонкам, Настя с ним говорила после встречи в моем доме не один раз. Налаживает, значит, контакт. И вот что мне делать? Говорить ему, что она в реанимации или ждать пока оклемается и переведут палату? Ладно, была ни была. Только хочу поднять трубку, как меня зовет медсестра.

– Пойдемте, я на минутку проведу вас к ней, пока врачи на перекур пошли.

Вот уж неждачник. Хорошо, что осталась наличка в кармане.

Хуже больниц может быть только морг. Отвратительное ощущение дежавю. А уж осмотр полуживых больных, вызывает приступ тошноты. Одно радует, Настя по сравнению с другими выглядит живой, хоть и обвешана чем только можно. Как только я оказываюсь рядом, она тут же пытается стянуть с себя маску. Знаю, что хочет сказать, поэтому не дожидаясь, когда она освободится от маски, первый произношу откровенную ложь. Ну, во благо, черт возьми.

– С твоими животными все в порядке. И козы все подоены, – ну и правду для разнообразия тоже можно сказать. – Надписи на заборе закрашены. Яйца тех, кто тебя избил, всмятку. Как и то, чем били. А та, кто это устроила, тоже будет наказана. Твоя задача обо всем этом забыть и поскорее встать на ноги. Договорились? – кивает, наконец снимая маску.

– Не говори ему. Я же не сказала ему правду про нас, а врала тебе на пользу, и ты тоже соври, – еле слышно произносит Настя. – Пожалуйста.

– Кому? Косте? – кивает.

– Он, наверное, звонил.

– Да. Звонил, – сто лет будет жить, судя по вибрирующему мобильнику в моей руке. – Давай, без паники. Ответь, что ты заболела пневмонией, – собственно, так и есть. – Просто лечишься.

Нажимаю на вызов и подаю Насте телефон.

Сам не понимаю, что испытываю к этой девчонке. Не хочу ассоциировать ее с ребенком, но проблема в том, что и желания не хочу к ней испытывать. Вообще ничего, что может связывать мужчину и женщину. Потому что она не женщина. Она, черт возьми, девочка. Что такое двадцать один год? Сопля. Слишком между нами большая разница в возрасте. И неважно, что у этой сопли уже могут быть дети. Важно то, что я какого-то черта занимаюсь всем этим, хотя мог послать вместо себя другого человека. Равно, как и не разбираться с прошмандовкой, нанявшей ее избить. Не наживая себе, возможно, новых врагов.

Настя у меня уже на крючке. Ей деваться некуда, кроме как сбегать из деревни. И я могу получить все без личного присутствия и вмешивания. Только какого-то хрена переживаю за нее не как за статус в паспорте.

– Нет. Не нужно ничего. Мне Вадим помогает, – парадокс. Мне и эта хреновая ситуация на руку. – Спасибо.

Забираю у Насти телефон и кладу его под подушку.

– Звони если что. Только так, когда здесь никого нет. А то заберут. Тут мобильники не положены. Ты по возможности ему отвечай, если звонит, но я объясню, что тебе надо больше спать.

– Ага. Спасибо.

– Ну все, давай надевай эту штуку. Я забыл совсем. Я же тебя с днем рождения вообще-то ехал поздравлять. Ты давай выздоравливай, а то цветы подохнут. Я за ними ухаживать не буду.

Больной однозначно жив, раз на Настином лице пробивается улыбка.

– Розы нестойкие. Они помрут и с уходом. Хризантемы стойкие. Это тебе так, на будущее для твоих женщин. Мишку только не выбрасывай. Он же мой?

– Твой, твой. Маску надевай. Все, мне пора. А то медсестра за меня леща получит.

– Пока.

Я что сейчас ей подмигнул? Что за херня творится, как только я ступил на эту навозную землю?

***

Не считаю себя самым умным на свете, но точно не из тупых. Только при этом у меня нет дельных идей, как ответить зажравшейся суке, которой море по колено, учитывая ее папашу. Законно – не вариант. Слово Насти против ее. Доказательств нет. А самое главное, Настя ни за что не пойдет на это. К гадалке не ходи.

– Я кончил, – перевожу взгляд с ноутбука на рядом стоящего улыбающегося Руслана.

– Малыш, не нужно мне об этом сообщать. Ты уже взрослый мальчик. Кончай, когда тебе угодно. Только тихо.

– Не могу не поделиться. Я так никогда еще не кончал. Это был улет.

Мгновение и на столе появляется ведро с молоком.

– Три литра вышло с трех девочек. Учитывая, что я изучил, на данном этапе это неплохо. Я им сисечки как надо пропальпировал, обработал. Прям вошел во вкус. Воспаления быть не должно, – это мне не снится? Серьезно?

– Ты точно пошел по профилю?

– А то. Все как врач оценивал. Думаю, может, в маммологи в итоге податься?

– Не стоит. Не забывай, что к тебе будут приходить не только двадцатилетние, но и шестидесятилетние девочки. А там уже, увы, природа не все поддерживает, что раньше стояло. Быстро разонравится.

– Не подумал об этом. Как там моя будущая невестка?

– Пока в реанимации.

– И чо ты будешь делать с той сукой?

– А я не знаю. Ответить ей так же, как она Насте – не вариант.

– Да, пиздить ее однозначно не стоит. На тебя еще и дело заведут.

– Да ладно?

– Да, тяжелый случай. А давай сделаем так. Мы ее умыкнем там, где нет камер. Я ее опою. А потом она окажется в подвале. Привяжем ее к кровати на жестком матрасе. Я буду долго к ней не заходить. А потом приду и пригрожу изнасилованием. Пару раз по мордасам дам. Не больно, но, чтобы она от страха обоссалась. И буду так каждый раз ходить и пугать износом.

– Не получится. Она не испугается износа. Она его захочет с твоей-то мордой.

– Дело говоришь. Я залог ниагарского водопада в женских трусах. Ну, давай просто ее похитим и будет голодом морить. Она будет ссаться под себя и все такое.

– Ты меня пугаешь.

– Я? Это не я нанимаю двух мужиков, чтобы пиздить сорокакилограммовую девчонку. Эта сука уже конченая. Жалеть таких нельзя.

– Тут я с тобой согласен. Я думаю, подсунуть ей наркоту. Папаша все равно отмажет. Но, может, за пару дней подумает о своей никчемной жизни.

– Вполне может пересрать от страха, когда окажется в камере с какой-нибудь матерой зэчкой.

– Но этого недостаточно. Отмажут. Ну, давай, прояви фантазию. Ты же только прикидываешься дураком, а мозги у тебя хорошо работают.

– Спасибо за комплимент, но ты тоже еще не в атеросклеротических бляшках, головушка должна работать на ура. А если серьезно, давай подумаем. Что важно для инстаграмной курицы? – перевожу взгляд на Руслана. – Окей, что важно для социально активной пездочки, обожающей соцсети? Что у них у всех непременно должно быть?

– Одинаково узкий нос, губы как задница у обезьяны, переделанные скулы и удаленные комки Биша?

– О, да ты в теме, отец. Правда, ты забыл еще длинные прямые наращенные черные волосы, накачанные сиськи и жопу. Но я не это имел в виду. Репутация, Вадим. Для них важна репутация. Дело с наркотой за пределы прессы не выйдет. Да у нее жопа жим-жим на пару дней, а надо сделать так, чтобы эта самая репутация ушла в закат. А для этого надо взломать ее соцсети и выложить на всеобщее обозрение либо интимные фото, либо еще что-то интересное. А они у нее есть. Сто процентов. Как бы тебе ни было смешно, для нее это будет тем еще наказанием, – звучит бредово, но кто я такой, чтобы разбираться, что ценно в жизни гламурных двадцатилетних сук?