Но возникать бесполезно. Парень же не виноват, ему проклятие было практически жизненно необходимо, а у меня и без того все на лбу написано. Не зря мне всегда казалось, что он меня насквозь видит, но тогда получается, он всех так чувствует?

— И как ты с этим живешь? Это ж с ума сойти можно.

— Я долго привыкал, и умею все это “фильтровать”. Если бы ты сейчас зашла в заполненное кафе в своем сером платье, я бы приметил тебя еще с порога. Просто в первый раз на тебе было много фона, но теперь я знаю, как ты пахнешь без него. И мне не мешает твой шампунь с крапивой и гель для душа, где сульфат натрия, диэтаноламид и капля апельсиновой отдушки.

— Кажется, я знаю, почему ты пошел на фармакологию.

— Фармакогнозию, да. Очень удобно.

— Значит, для тебя я пахну сульфатами и немного апельсином.

— Все пахнут сульфатами. Это сложно объяснить, но для меня ты пахнешь земляникой.

Щеки зажглись.

— А ты для меня яблоками.

— Да я уже понял.

Прямой, как палка…

Ему повезло чувствовать мою любовь, наверное, я буду завидовать этому навыку до конца жизни, но мне для этого даже напрягаться не приходится, а он так старается показать ее мне, что теперь не может улыбку с лица убрать, и только дергается лишний раз.

Мы дошли до конца аллеи и вышли с другой стороны парка, у самого конца набережной, где летом оборудовали пляж.

Тихомир осмотрелся:

— Сколько времени?

Опять что-то придумал. Неужели сюрприз?.. Как-то рановато для фейерверков.

— Что? Время не пахнет? — усмехнулась я, доставая смартфон.

— Пахнет, но ты же рядом, поэтому я не чувствую.

Да как он может молча радоваться?.. У меня уже голова болит все это в себе держать, сейчас ребра трещать начнут от рвущегося наружу счастья!

— Восемь двадцать.

— Отлично, пошли, — подтолкнул он меня на лед.

Мы спустились на реку. Слева тянулись огни стройки и кранов, справа фонари набережной тонули в голубых сумерках, и мы будто брели по границе Яви к тающему на горизонте предрассветному зареву. Воздух звенел тишиной, и вокруг не было и души, но я уже знала, что он не тронет меня здесь и пальцем. Река, пусть подо льдом, не лучшее место для поцелуев, как и набережная, поэтому в прошлый раз он меня и укусил, ведь вряд ли про поцелуи на первом свидании есть какая-то примета, чего не скажешь о быстрой воде.

Я вдохнула поглубже и опустила капюшон.

У каждого из нас своя любовь. Моя нетерпеливая и звонкая, как колокольчик, его тихая, но пробирающая до костей, как мороз, но вся она об одном.

— Будем рассвет встречать?

— Да. Я бы хотел быть рядом на рождение Коляды, но в этом году уже не получится, я обещал родным приехать.

— Не переживай об этом. Рождество семейный праздник, это правильно.

Тихомир улыбнулся.

Когда-нибудь мы станем семьей и будем встречать вместе каждый рассвет. Эта мысль так прочно укоренилась в голове, что все те бредни, о которых я так мечтала, теперь казались плоскими и пустыми, как мелодрамы с экранов ТВ, которые не пахнут ни яблоками, ни земляникой.

Зарево на горизонте стало ярче. Жаль у него лишь сплошные пятна и силуэты, ведь если задуматься, сейчас мы будто смотрим на разный восход…

Я встрепенулась:

— Тихомир! Дай-ка очки свои, — пихнула я его в бок.

— Мне и так нормально, я все вижу. Солнце шумит, и гораздо сильнее, чем ты можешь представить.

— Это не для тебя, я хочу померить.

Тихомир нахмурился и перекинул сумку на грудь.

— Ты в них ничего не увидишь, Мила. Слишком сильные диоптрии, — ворчал он протягивая мне красный футляр.

Я аккуратно достала очки, нацепила их на нос и будто провалилась в облако тумана. Голова закружилась, я вытянула руку вперед и замерла. Огни набережной расплылись и зависли светлячками в воздухе, гирлянды на кранах и впрямь стали похожи на молнии, и вокруг будто воцарилась мерцающая огненными вспышками метель.

— Теперь я смотрю на мир твоими глазами, — шептала я, ловя равновесие.

Маленький ярко-желтый краешек показался в оранжевой дымке. Я качнулась. Тиша зашел ко мне за спину и взял за плечи. Новый день разгорался ярким облаком, но солнце совсем не блестело, из-за чего казалось мягким и пушистым, как его растрепанные волосы.

Волна света пролетела горячим порывом над рекой, Тиша опустил лоб мне на плечо и фыркнул.

Я улыбнулась:

— Ты мне тоже нравишься.

— Вот видишь. Говорил же.

Мы вышли из парка, когда день уже расцвел, праздничные огни растаяли, и город начал стонать в предвкушении рождества. На площади уже вовсю готовились к ярмарке, сборка палаток трещала молотками на весь центр, машин на дорогах стало больше, а суетливые прохожие постоянно норовили скинуть кого-нибудь из нас с тротуара. Последние выходные перед Карачуном, все спешат закончить дела, рассчитаться с долгами и приготовиться к новому году, и не вовремя мы сообразили, что сейчас самое неподходящее время для неспешной прогулки.

Тихомир рычал все чаще и протяжнее, белесый лоб изошел морщинами и уже не распрямлялся. Наверное, постоянно ловить равновесие и контролировать каждый шаг не просто, сколько не привыкай, а теперь вокруг еще и шумно, как в эпицентре воскресного базара. Тиша постоянно дергался, стараясь прикрыть меня от очередного толчка, но в итоге сам едва успевал уклониться, из-за чего только лишний раз психовал. Еще улыбаться мне старается, хотя сам того и гляди клыки в ход пустит…

С вечером выходного дня предпраздничная суматоха ни шла ни в какое сравнение, и мне, как никогда, хотелось укутать Тихомира в скатерку и спрятать за пазуху, и хорошо бы сейчас он чуял, что я хочу его просто обнять, а не разныться от жалости.

Я притормозила:

— А теперь мы куда идем?

— Если честно, так далеко я не планировал. Хочешь, в кино сходим?

В кино все через одного газировку сербают, хрустят и перешептываются, ко всему в придачу кинотеатр, как арена, одна сплошная лестница. И зачем нам туда? Чтоб “как у всех”?..

Я сошла с тротуара к парковке и осмотрелась. Мне сейчас неистово хотелось зарыться с ним в сугроб и не двигаться, я бы даже не обиделась, позови он меня в гостиницу чая попить, и зачем он уперся лбом в эти «правильные» свидания? Совсем в этом хаосе оглох? К вечеру же с ума сойдет, да и больно мне надо, чтоб он в свою деревню после нашего свидания уезжал в приподнятом настроении, а после такой встряски так оно и будет!

Он же волк, город вообще не его стихия, а я сегодня, вроде бы как, решила дать ему отдохнуть… Только разве здесь где-нибудь расслабишься?

— Мила?

Меня осенило:

— Не хочу в кино. Пошли, — потянула я его к супермаркету, а сама зарылась в смартфон.

Тихомир подобрался:

— Проголодалась?

— Нет, здесь подожди, — ткнула я пальцем у входа и быстро юркнула в магазин.

Расписание пригородных автобусов зависло на экране. Мне такие жертвы не сдались, ведь я не смогу быть счастливой на свидании, где он так мучается. Неужели думает, что мне все равно? Тут и волчица не нужна, улыбки его натянутой достаточно, чтобы невроз почувствовать.

Я накидала в тележку булочек, печенья и сока. Этому, конечно, мало будет, но не могу же я с собой пироги таскать, и совсем это не показатель моей хозяйственности, не думаем об этом…

Когда я подошла к кассам, Тихомир уже стоял внутри сложив руки на груди, и недовольно на меня таращился с кошельком наготове.

— У меня, вообще-то, тоже повышенная стипендия. Еще и грант на обучение, — шепнула я, когда подошла моя очередь.

Тиша сунул кассиру свою карточку.

— Оставь на новое очелье, — огрызнулся он. — Куда нам столько булок? Может, сходим поедим нормально?

— Сходим. Вечером. А пока у нас другие планы.

Мы вышли из магазина, я сверилась с картами и уверенно зашагала по направлению к остановке. Тихомир не отставал, но инициатива в моих руках его явно пугала, небось думает там теперь себе, что я обижаюсь на его несостоятельность, как кавалера.