— Тиша, не сопи. Все нормально, — мимо пронесся сто пятый автобус. Я перехватила сумку, указала на него рукой и сорвалась с места. — Бежим! Это наш!
Тихомир перегнал меня за пару шагов, залетел на ступени и даже успел обернуться и подать мне руку, но что радовало больше всего, за всю пробежку не вякнул и буквы вопроса. Да я когда-нибудь войду во вкус! Чего сусолить, и правда, сказали “надо”, значит потом разберемся.
— Иди, — указала я на кондуктора. — До конечной.
Тихомир смерил меня взглядом и задрал брови, но в ответ только молча кивнул. Автобус был пустым, за исключением пары лыжников на площадке, еще через весь город тащиться, может желающих и набьется, но практически все выходят на склонах у горнолыжки, а нас больше интересуют дикие территории…
Я прошла в конец салона, закинула куртку на полку, туда же отправила пакет с едой и протиснулась к окну. Тиша вернулся с парой билетов, сунул куртку к моей и плюхнулся рядом:
— Милослава, — уставился он. — Теперь я могу узнать, куда мы едем?
— На пикник, — усмехнулась я, глядя в его перепуганные глаза.
— На горнолыжку?.. — обернулся он на пару в проходе.
И как лыжи разглядел? Тоже пахнут как-то по-особенному?
— Нет. Увидишь.
Тихомир расслабился, вытянул ноги в проход и фыркнул. Я тоже села поудобнее и отвернулась к окну. Мне было так радостно, что он наверняка это чувствует, хотя теперь наше свидание больше напоминает похищение. Тиша не местный, значит территорию вряд ли знает, номер автобуса он бы и в бинокль не разглядел, а направление на билетах не прочтет, сколько бы не таращился. И кто бы сказал, что не волк меня в лес потащит, а я его. Меньше кусаться надо было, заразно ведь!
— Сколько нам ехать-то?
Обычно мы с семьей добираемся туда на машине за час, а здесь…
— Полтора часа, — не оборачиваясь ответила я.
Теперь главное держать себя в руках. Мы не на лестнице, не на виду и слишком близко, пока что свое возбужденное настроение удавалось скрывать за одышкой после пробежки, но скоро она пройдет, и этот наверняка заметит. Кто б его еще знал, можно в автобусах обниматься или нет!
Тихомир заерзал:
— Мила, давай местами поменяемся, — встал он и стащил свою куртку с полки.
— Зачем? — уставилась я.
К окну хочет? С таким зрением пейзажами сильно не полюбуешься, да и как-то не по “джентльменски”.
Тиша перехватил куртку и махнул рукой:
— Вылазь, Мила, иначе я тебя сейчас сам вытащу, — рыкнул он.
— Ну ладно…
Я соскользнула в проход и пропустила его к окну, явно ощущая, как моя инициативность просачивается сквозь пальцы, но назвать это ощущение “не приятным” язык бы все равно не повернулся. Точно что ли мазохистка? Ведь сама же мечтала о романтике, любовных приключениях, чтоб на руках носил. Тихомиру, конечно, доверять свое хрупкое тельце как-то боязно, ведь донесет он меня только если до ближайшей ямы, а романтика наша всегда больше на принуждение похожа.
Я улыбнулась. И куда тут еще впихнуть это “как у всех”?
Тиша забрался к окну и задрал руку со своим пуховиком на спинку второго сидения. Думает, я замерзну что ли?
— Милослава, садись, — дернул он головой и нахмурился. — Осталось час двадцать пять.
Я медленно присела. Час двадцать пять?..
Тихомир закинул куртку на спинку моего сидения, согнулся и резко просунул ладони, ухватывая меня за талию. От резкого толчка ноги съехали в проход, я взвизгнула и в следующее мгновение оказалась прижатая спиной к окну у него на коленях. Куртка упала на нас сверху, как одеяло. Тихомир стиснул меня так сильно, что блузка затрещала, уткнулся носом в шею и тихо взвыл.
Неужели он сокрушался про “час двадцать пять”, потому что собрался всю дорогу так сидеть?!
Алый шелк блузы заскользил по телу, холодная рука прошлась по спине и замерла на талии. Я так хотела с ним обняться, а теперь одеревенела, как высушенный брусок, готовая распасться в труху в любой момент, а этот и не думает дышать потише, уже и щеку на плече устраивает! И ведь даже не стесняется, потому что наверняка чувствует, что я не против…
— Тихомир, — протянула я руку к его плечу. — Дай закину.
Парень отстранился от спинки и хмыкнул, когда голова удобно легла мне на грудь, а нос уперся в шею.
— Обратно поедем по другому маршруту. Есть там что-нибудь через Тридевятое? — шепнул Тиша.
По шее растеклось горячее дыхание. Сейчас задохнусь.
Ноги дрожали от желания сплестись в тугую косу, я потянула колено, но Тихомир рыкнул и быстрым движением скинул его ее обратно. Примета плохая, я в курсе, но разве тут можно сидеть спокойно?!
Ладошка шаркнула по джинсам и впилась мне в бедро.
— Еще одно движение, и останешься без обеда, — шепнула я.
— Плевать, — отрезал он. — У меня земляника на обед.
— Вот еще. Ты же волк, а не козел.
— Теперь я волк вегетарианец.
Я плотно сомкнула губы и засмеялась.
Через “Тридевятое” будет как-то быстро, теперь казалось, мне нужен маршрут длинною в жизнь, чтобы наконец-то успокоиться. Может, поездки куда подальше станут нашей доброй традицией? Ведь в автобусах все же можно обниматься!
Пальцы защекотало. Когда в прошлый раз я схватила Тихомира за волосы, уже решила, что показалось, но он и правда был больше пушистым, чем колючим. Еще и подшерсток к зиме вырос… Я запустила в серые волосы руку и уткнулась в них носом. Вряд ли у него “яблочный” шампунь, но мне по-прежнему казалось, что он пахнет как спелое обласканное солнцем яблоко.
Тиша засопел.
Как я проживу без этого еще неделю, даже представить невозможно. Заставить его обратиться, вычесать, и свалять себе игрушечного волка?
Рука соскользнула с талии мне на живот. Парень запрокинул голову, хват стал крепче и горячая искра от шеи пронеслась до самых пяток.
— А ну прекрати, — заскулила я, оттаскивая его за волосы. — Тихомир, сдурел!
Укус ослаб.
— У нас сегодня, вообще-то, второе свидание. Надо было разрешение спросить?
— Ты не забыл?.. Мы, вообще-то, в автобусе, — сбивчиво тараторила я.
— Вот именно. И я не собираюсь упускать такую возможность.
Зубы вернулись на шею. Я вцепилась ему в плечо, и только по довольному фырканью поняла, что вместо того, чтобы отталкивать, наоборот прижимаюсь все сильнее. Не честно… Я в такой позе не дотянусь до его шеи при всем желании, а оно так ревело, что хотелось свернуть себе голову!
Тиша содрогнулся от смеха и отстранился. Свет от окна упал на его румяное довольное лицо. Губы лоснились, глаза блестели, он убрал руку с моей ноги и натянул куртку себе на голову.
— Давай, — выгнулся он, подставляя мне шею.
Да как он это чувствует?..
Я облизнулась, съехала с колен к окну и впилась зубами так сильно, что молнией в голове сразу прострелил образ эвкалиптового пластыря, который нам сегодня уж точно понадобится. Пуховик зашуршал, Тихомир схватил меня за подбородок и оторвал от себя, но в полумраке накинутой на головы куртки наши губы уже через секунду нашли друг друга, и в изнуряющую жару укусов будто ворвался прохладный летний ливень первого поцелуя. По рту растекалась сладость пастилы, и вряд ли когда-нибудь мне доведется попробовать хоть что-то вкуснее.
Тихомир был резким и грубоватым, он крепко меня держал и кусался тоже с остервенением, но целовался совсем иначе. Его язык мягко блуждал по губам и аккуратно соскальзывал внутрь. Робко, со сбивчивым дыханием, мы касались друг друга, как два голодных трусливых зверька.
Наши языки расплелились только спустя пару минут, когда я уже отчетливо ощущала онемение в шее и нехватку кислорода. Голова кружилась. Тихомир отстранился и заерзал, укладывая на меня свою мохнатую голову.
Первый поцелуй за ширмой из пуховика на сидениях автобуса вообще не вписывался в мои розовые мечты, но наверное, чаще так и происходит, спонтанно и больше боязно, чем приятно. И ведь целоваться он полез при первой же возможности, а значит не только я об этой «каше» постоянно думаю. Может и к лучшему, ведь стеснения его молчаливому счастью только не хватало.