Я задрала голову и сделала вид, будто смотрю на дорогу.

Так-то на дрессированного похож, точно не дикий. Отсюда эти повадки и “отрезные” фразы. Еще на арене я все ждала, пока он после них будет отшучиваться или хоть улыбнется, но теперь понятно, что этот из другой сказки.

Хоть шапка у него забавная. С помпоном.

Тихомир обернулся на меня:

— Чего?

— Ничего, — ответила я в его манере, но не выдержала и улыбнулась.

— У меня что-то на лице? — прошелся он перчаткой по губам.

— Нет.

— И че ты смеешься тогда?

— Шапка крутая, — указала я носом на его подбородок, потому что выше бы при всем желании не дотянулась.

Тихомир споткнулся и чуть не упал. Я едва успела руку выставить, в которую он вцепился, как в перила эскалатора. Мы свернули с проспекта к парковой дороге, здесь редкие фонари даже с моим идеальным зрением не помогали разглядеть кашу из льда и снега под ногами, а он, наверное, вообще в тумане плывет.

Заносит ногу, в самый последний момент чуть замедляется и мягко ее приземляет. Крадется. Хотя если об этом не знать, в глаза совсем не бросается. Не удивительно, что у него такая скорость реакции, тут в случае чего нужно еще отскочить успеть.

Я готовилась ловить его в любую секунду и своими опасениями круто нас тормозила, из-за чего в итоге мы все равно отстали. Вот и в чем проблема хоть вечером очки носить?.. Плохие приметы всего лишь приметы, пускай сбываются, ничего же смертоносного обычно не мерещится. Подумаешь, ну кружку разобьет или поссорится с кем-нибудь. Или заболеет. Или… Я постучала себя по голове. Чужую беду на бобах разведу, а к своей ума не приложу!

Тротуар закончился. По-видимому, обходить нормальной дорогой никто не стал, и ломанулись напрямик по тропинкам. Впереди уже виднелись огни набережной и многоэтажек по ту сторону реки, а у этого теперь точно черная стена перед глазами.

— Тихомир, — дернула я его за рукав и потянула на себя. — Мы так до утра не доберемся, давай.

Я задрала его руку практически у себя над головой, готовая стать верным поводырем на ближайшие сто метров. Взять меня под руку ему будет неудобно, потому что он слишком высокий, но за капюшон-то можно.

— Я хорошо слышу, — вытаращился он. — Нам прямо. Вадик же орет, как сирена.

Не можно.

— Поняла, — сказала я и бросила его руку обратно.

Во придумала! Он же волк, чтоб его за хвост, а мы, считай, в лесу. Если слух и правда такой хороший, то он должен тут ориентироваться получше моего.

Тихомир уверенно прошел вперед, а я пристроилась позади, за мужской спиной, как и полагается всякой порядочной царевне. По правую руку тянулась еловая аллея, и мне ни лапки разглядеть не удавалось, а еще даже не ночь. Нашлась тут, путеводитель!

— Мила, — резко обернулся он. — Давай…

— Чего?

— Иди сюда, ни черта не видно, — поднял Тихомир руку. — А то точно до утра не доберемся.

Я остановилась и всмотрелась в его белесое лицо:

— Прикалываешься? Да ты тут получше моего справляешься.

Парень кашлянул и сморщил лоб. Рука осталась висеть в воздухе.

— Я ж не вижу ничего. Помочь не хочешь?

Улыбка сверкнула и исчезла.

Ах вот оно что…

— Так я ж и говорю, давай помогу, а ты “я все слышу”, — ворчала я, пролазя под руку. Тихомир уронил ее мне на плечи и вцепился в капюшон.

— Переоценил. Возможности свои.

— Главное, чтоб не мои.

Мы пошли дальше, и на этот раз правда куда быстрее, чем плелись до этого, но сначала я искренне хотела помочь, а теперь это выглядело по меньшей мере странно. Переоценил он. Я, в отличие от некоторых, не слепая!

— И че ты опять ржешь?

— Не поверишь, мне смешно.

— Над убогими смеяться, последнее дело, Милослава, — протяжной просветительской интонацией раздалось над головой.

У меня зазвонил телефон. Мы остановились, я случайно дернула плечом, пока доставала смартфон, и хват тут же ослаб. И кого проклясть?..

Я глянула на экран. Ладно, с этой и так достаточно.

— Да?

— Мила? Вы где?!

— Идем мы! Медленно, но стремительно.

— Он тебя там не съел?!

Волк кашлянул и облизнулся.

Я опустила телефон:

— Подслушивать, Тихомир, последнее дело, — шепнула я и вернула динамик к уху. — Я ж не сирень, чтоб меня есть…

— Ну он так-то волк, а не козел! Давай, ждем!

Тихомир прикрыл лицо и засмеялся.

Княжна повесила трубку. Да при нем только смсками и общаться! Я развернулась к реке, и дернула плечом:

— Хватайся. Не козел…

Рука вернулась на место. Парень плохо видит, я ему помогаю, мы даже не за ручки держимся, — звучит вроде убедительно, но далеко от правды, как вышивка от наузматики. Ух Олег бы мне сейчас преподал урок хороших манер.

Может, если бы мы общались, а не сопели каждый себе под нос, криминала в ситуации было бы не так много?

— Тихомир, а ты на кого учишься? — постаралась я произнести легко и непринужденно.

— Ведическая фармакогнозия, — ответил он также буднично, словно ждал этого вопроса весь вечер.

— Это что такое? Звучит как-то жутко.

— Выглядит не лучше, — вздохнул парень. — Скажем, это “ботанико-зоологическая” фармацевтика.

Мы уткнулись в навал снега, из которого подснежниками вырастали высокие фонари набережной. Гомон от нашей толпы стоял на всю округу, Вадик, и правда, орал громче всех. Второй по громкости была княжна, которая хохотала сегодня весь вечер без остановки, а завтра опять ныть будет, что лицо болит.

Тихомир закрутил головой:

— Твой выход, — подтолкнул он меня вперед. — Тут должна быть тропинка.

— Да?.. — мычала я, глядя на эту самую тропинку в паре метров от нас. — Не вижу.

Парень меня отпустил, склонил голову и пошел вдоль сугробов. Ну конечно, если он Вадима аж из парка услышал, пару метров снега легко преодолеет на свой безупречный слух. И на что надеялась?.. Навал был достаточно высоким, на мой взгляд настоящий горный хребет, но его хорошо освещали фонари, так что не удивительно, если волк этот проход сам разглядит.

Нога Тихомира провалилась на расчищенную от снега плитку.

— Погоди, не сюда, — махнул он мне и указал носом вдоль насыпи. — Пошли там поищем.

Видимо, стука моего сердца он не слышит, иначе бы уже в скорую звонил.

Я быстро развернулась, рука легла обратно на капюшон, и мы двинулись в противоположную сторону. Теперь главное не засмеяться раньше времени, а то Вадик через секунду окажется на вершине этой горы, тыча в нас пальцем, и сказка опять закончится на прологе.

— Значит, ты делаешь таблетки из лягушек, — кивнула я.

— Почему в первую очередь все думают о лягушках? Из бабочек, цветов, родниковой воды. И даже из радуги.

— Ну точно, — улыбнулась я.

— Как горло заболит, обращайся.

— Будем радугой лечить?

— Не, радуга это от другого.

— Тогда чем?

Тихомир цыкнул:

— Неудачный пример. Горло будем лечить чесночницей.

— Это что такое?

— Лягушка.

Радугой они там лечат. Конечно! Благана каких страстей только не рассказывала, а у нее обычный медицинский техникум, что на чернокнижных факультетах творится и представить страшно.

Впереди показалась еще одна дорожка к набережной, но на этот раз не тропка, а расчищенный парковый настил, “не заметить” который было невозможно, как и разверзшийся в насыпи трехметровый проход.

Тихомир обернулся:

— Мне кажется, мы не в ту сторону пошли, — дернул он меня обратно. — Возвращаемся.

Я улыбнулась. Пора бы уже уяснить, что в сказках не бывает ничего невозможного.

— Так, а радугой-то что лечат?

— Ой, лучше тебе не знать…

— Земля вызывает Милославу. Прием, — махнула Есения ладошкой у меня перед носом.

— Да здесь я, слушаю?

— Мила, ты угараешь что ли? — бурчала Вецена. — Это что за китайская грамота?!

— В смысле? — приняла я подсунутый листок. А, схемы мои… — Я ж вот здесь все расписала, — указала я на спецификацию на обратной стороне.