Первую неделю сержант Мунтяну сгорал от пылкой страсти незаметно для коллег. Ко второй неделе начал регулярно делиться впечатлениями о девице, занявшей все его мысли, с другими полицейскими. А к третьей — сочинять отвратительно пошлые любовные стишки, и ровно в этот момент капитан Фаркаш наконец заподозрил неладное.

Кайлен, к которому тот прибежал возмущаться, потребовал дать ему зачесть плоды литературных потуг Мунтяну, очень сильно смеялся и предлагал все так и оставить, чтобы наслаждаться творчеством сержанта и дальше. Не всерьез, конечно: дальнейшее развитие событий вполне грозило клиникой для душевнобольных, а по-настоящему дурного он сержанту не желал. Так что Кайлен явился в участок, разговорил Мунтяну насчет объекта его страстных вожделений, заполучил часы в руки, когда тот начал хвастаться подарком, и снял приворот прямо на глазах у сержанта.

Кайлен не стал слишком уж сильно выпендриваться, изображая сложные ритуальные действия, как он обычно делал, чтобы скрывать настоящее колдовство. Только немного, чтобы Пакт не нарушать: ему очень хотелось, чтобы Мунтяну полюбовался, как выглядит магия на самом деле. Зачастую — очень просто и незаметно, ровно поэтому сержант ее и не замечал никогда.

На прощание Кайлен посоветовал надрать юной особе уши, чтобы приворотами не баловалась. Вняли или нет его совету Мунтяну и родители девицы, он не выяснял. Однако был совершенно уверен, что с кузиной сержант поговорил и что-то из этого разговора вынес, поскольку все шуточки и ворчание насчет колдовства с тех пор прекратились, будто их и не было никогда.

Однако Мунтяну Кайлена просто раздражал, а вот на Василя он сейчас был зол всерьез. Других липовцев среди лесорубов не водилось, а это была именно липовская легенда — о том, что у вилы, природного духа, можно отобрать крылья и так на ней жениться. И Кайлен мог бы снова в чем-нибудь заподозрить Горана, если бы не поговорил с лесорубами и не почуял, что от него что-то скрывают.

Он сразу не уличил Василя во вранье исключительно потому, что нежелание говорить про вилу у того было совершенно искренним и очень сильным. Но, сопоставив факты, Кайлен наконец заметил под напускным возмущением страх. И все понял. Крыльев в доме лесорубов, впрочем, не было. Даже если их сам Василь забрал, он мог решить, что прятать их там — неудачная идея, и отдать кому-нибудь на хранение. Матея вила задрала возле самой околицы, а если бы крылья остались в лесу, она бы к деревне просто не пошла. Так что крылья были там, у кого-то из оставшейся в живых пятерки: будь они у покойников, уже вернулись бы к хозяйке. Ровно поэтому вила убивала в первую очередь не лесорубов, а тех, кто к ним из деревни шлялся. Хотя все двенадцать человек с вырубки тоже были прямыми кандидатами в окровавленные трупы, хотя бы из-за спиленного дерева.

— Что ты из небесного железа делал? — с порога спросил Кайлен, вбежав в кузницу. Успокоиться по дороге до деревни он, конечно, успел, но не очень сильно.

— Амулет… — озадаченно нахмурившись, ответил Горан. — И нож еще.

— Кому нож продал?

— Никому я его не продавал, тут у меня лежит.

— Показывай!

Горан, хмурясь все сильнее, достал с полки деревянную шкатулку, откинул крышку, развернул лежащую внутри тряпицу и громко воскликнул:

— Jебем ти крваво!

— Украли? — спросил Кайлен, ощущая огромное внутреннее облегчение.

— Я и не заметил даже! Я ж на него не гляжу каждый день, как на ярмарке, лежит себе и лежит…

— Ты не представляешь, как я сейчас рад, — выдохнул Кайлен и плюхнулся на все ту же, облюбованную им в прошлый раз табуреточку.

— Чему⁈ — воскликнул совсем уж ошарашенный Горан.

— Тому, что ты ко всему, что тут творится, никакого отношения не имеешь, кроме случайного, — охотно пояснил Кайлен. — Мне бы очень не хотелось Марию расстраивать. Да и ты мне нравишься.

— Мы могли бы стать отличными иллюстрациями для памфлета о вреде пьянства, — сообщил Кайлен, выслушав подробный рассказ Горана. — Первым поставим меня, который предчувствий вовремя не опознает, вторым — тебя, который о ритуальных ножах треплется где попало, а третьим — Сорина, он вообще умер. Будем усугублять с каждой страницей.

— И чего вы там не опознали? — тут же заинтересовался Горан.

— Что Мария замуж соберется. Способность к предсказаниям — она никуда не девается, даже если выпить на спор больше, чем в тебя в принципе влезать должно. Но вот способность осознавать, что именно ты напредсказывал, пропадает напрочь.

— Способность осознавать, о чем помолчать бы лучше, тоже, — скривившись, ответил Горан.

История эта случилась с ним недели три назад, как раз вскоре после того, как он свой волшебный булыжник в лесу нашел и немедля взялся с ним экспериментировать. Кто ж такую находку в сторону откладывает добровольно? Любой нормальный человек, а также и нечеловек, сделал бы ровно то же самое, что и Горан: первым делом с горящими глазами принялся ковать амулет. А потом, когда первый эксперимент удался, взялся за нож и еще три дня с ним возился, доводя до совершенства.

Ковал он все, как и полагается, «на холодную». Знал о том, что небесное железо в принципе нельзя раскалять, как обычное, чтобы оно свои волшебные свойства не потеряло. Среди кузнецов — довольно известное общее знание, которое охранять Пактом бесполезно, по причине его повальной распространенности среди непактных колдунов. Словом, к концу работы Горан изрядно притомился не только магически, потому что артефакт много сил отнимает, но и физически, потому что работать с ножом холодной ковкой сложно. И пошел отдыхать и отмечать завершение трудов в местную корчму, где его, разумеется, разобрало похвастаться перед всеми собравшимися. Так что о том, что у него волшебный нож есть, полдеревни сразу знало, а вторая половина выяснила потом от них.

— А лесорубы там были?

— Не было, — Горан мотнул головой. — Середка недели стояла, а они только по выходным заявляются. Но, небось, и им потом растрепали местные парни.

— Твоя правда, — согласился Кайлен. — Предположить что-то уверенно из этого совершенно невозможно… А вот из твоего рассказа в корчме — все-таки да. Насколько я знаю народные байки, ни в одной из них не сказано про то, как именно у вилы можно крылья отобрать.

— Выходит, я их надоумил? — помрачнев, спросил Горан. — Когда сказал, что нож мой — оружие против нечисти?

— Ну, надоумил, что ж теперь?.. — развел руками Кайлен. — Ты им этот нож в руки не вкладывал. И воровать его у себя не заставлял. Если все время бояться, что сказанное и сделанное тобой во вред используют, лучше вообще заткнуться и сразу в гроб лечь. И не делать ничего.

Сказанное, в целом, выражало отношение Кайлена к Пакту и разом все претензии и вопросы, которые у него имелись.

— Так, а делать-то что теперь?..

— Брать твой небесный булыжник, — Кайлен махнул рукой на метеорит, лежащий в противоположном конце кузницы, на расстоянии, на котором он почти не ощущал воздействия, — и делать из него новые амулеты. Два у нас уже есть, у меня тоже один с собой привезен из города. Нужно еще три, — себя Кайлен тоже посчитал, для маскировки, хотя носить амулет, разумеется, не собирался. — Сделать их желательно до завтра, потому что мы каждый день рискуем по новому разодранному трупу находить до тех пор, пока с этим не разберемся. Посему, чем быстрее управимся — тем лучше.

Горан принялся сосредоточенно загибать пальцы.

— Вы и Марию тоже посчитали?..

— Посчитал, — подтвердил Кайлен. — Потому что она с нами увяжется наверняка, отговорить ее будет очень трудно, проще сразу ее обезопасить. К тому, на ком амулет из холодного железа висит, вила просто не подойдет, если сами не полезут. Так что я тебе сразу честно скажу: твоей главной ролью в нашем плане будет постараться сделать так, чтобы ни Мария, ни Ионел к ней не приближались. Потому что ты из вас троих — самый рассудительный.

— Ну спасибо за доверие, — усмехнулся Горан. — Невзирая на то, что из-за меня эта каша заварилась.