Сове следовало помочь, она дёрнулась вниз, словно занырнула, но вдруг услышала испуганное уханье Малины и, обернувшись, увидела, что её укрытие стало в разы темней, обратившись в одну огромную движущуюся пасть; Малина находилась прямо в ней, и крылья её связаны лентами из чистой тьмы.

“Я смерть миров, я крик, что гаснет в тишине”, - гудела тень, - “я здесь, чтобы забрать тебя”.

Сова издала испуганный клич - только не Малина! - её глаз широко открылся, и внутри вспыхнуло второе пламя. Тут уже было не до Кобры, Сова стремительно рванула назад.

Тень потоком поднырнула под неё и описала дугу, оборачиваясь вокруг, подобно гигантской злобной змее; её прикосновения несли леденящий душу холод. На лице Совы от холода появились ранки; когти, начинённые магией, рвали Тень словно полотно, пока та сжималась всё туже и туже.

Лоскуты темноты разлетелись вокруг, растворяясь в воздухе. “Дыхание смерти в ночи заставляет кожу леденеть. Она прячется в пещерах, она прячется там, где давно не светило солнце. И она тянет. Тянет к себе”.

И как только голос сказал это, Сову внезапно спеленало по рукам и ногам, обездвижило. Словно паук сжал в своих сетях осу. Она рвалась, она кричала и пыталась хлопать крыльями, что увязли в чём-то холодном, липком и тягучем, иссушающим её кожу.

Чувство перемещения: не стрелой, летящей по своей воле, а безвольно утягиваемой добычей, что попалась в холодную ловушку. У Совы не осталось мыслей, и в её голове не звучали звуки, лишь билась ярость и ужас пойманной в силки птицы.

Внезапно ярость прекратилась; что-то ударило Сову в голову. Не железное или деревянное, а нематериальный поток энергии, вводящий в оглушённое потерянное состояние.

“Маленькая пташка, опаснейшая пташка… Я поймала тебя. Схватила тебя остроконечными пальцами”.

- Услышь же меня.

Голос раздался средь бесконечной чернильной тьмы, словно особенно громкая мысль. Женщина была тихой как шёпот, и всепоглощающей, словно смерть. Сову оглушили её отчётливые слова, что раздались в темноте, где даже голоса посмели умереть.

“Почему так тихо?”, - слышала она себя, - “Почему так ужасно тихо? Я ничего не вижу…”

- Увидь же меня.

Из темноты вынырнуло лицо, оно было бледное, словно блестящая пустыня с двумя широко открытыми чёрными глазами, в которых, казалось, ничего не было, кроме двух белёсых сверкающих зрачков. Это лицо принадлежало женщине, но то была лишь маска для самого тёмного духа, поднявшегося из холодных глубин.

“Белый лёд, сковавший подземный мир. Тени отрастили пальцы”.

Сова дёрнулась, и путы сжали её крепче. Она почувствовала внутри огонёк, маленький, притушенный, окружённый внезапным холодом. Она глубоко и быстро задышала носом, поддерживая ещё не потухшую в себе искру.

- Когтями своими я вырву глаза твои, упьюсь твоей кровью, а ты в ней захлебнёшься, - быстро плюнула ей Сова и дёрнулась в её сторону. Путы не дали, но и показали, что не так крепки.

- Маловероятно, - хмыкнула фигура, её лицо осталось недвижно. - Ты демон. Полна боли и злобы. Это место тебе под стать, но мы таких как ты не любим. Мы таких убиваем.

- Логово ваше - место охоты моей. Священной, кровавой охоты.

- Молчи, пустая оболочка, тупая плоть и дешёвая кровь, ибо говорю я не с тобой, а с наполнением твоим, - зашипела заклинательница тени.

Сова дёрнулась, болью отозвалось всё лицо. У волос резко прорезались совиные перья и распушились, источая капельки крови.

“Холод в сердцах наших обернётся пламенем! Не дать теням перекрыть наш свет! Вернём их на место!”

Сова рывком вырвалась из теневой оболочки, разорвала силки. Тени подступали к ней, но она издала дикий совиный вой, и сильными хлопками крыльев разогнала тень. Под кожей на пальцах проросли перья, прошедшие сквозь стальные перчатки.

Они оказались в тёмном помещении, в которое проник единственный чёткий луч солнечного света, не смевший осветить пространство во тьме. Множество разбитых зеркал, расклеенных на стенах и под потолком, отражали этот свет, превратив помещение в ночное небо, изукрашенное еле заметными блестящими росчерками.

Тень исчезла, словно растворилась во тьме. Стремясь найти её, Сова увидела себя в осколке зеркала; её лицо обрело хищные совиные черты, а из-под повязки выползали чёрные “щупальца” потустороннего влияния.

Аккуратно подцепив лямку повязки, она увидела в зеркале, что её глаз - чёрный провал с багровой точкой, вспыхнувшей ярко и резко - окрасил весь мир в иные цвета. Вся Тень стала живой жидкой материей и танцевала и извивалась по стенам.

“Плоть. Оголённая, боящаяся боли плоть”.

Сова со свистом пролетела, разрезая собравшуюся тень, она видела чуть заметную фигуру, плавно перетекающую от неё, и наконец её нагнала. Вонзила в неё когти. Другие сжала на её шее, повернула к себе её лицо.

- Эй, не…

“Новый голос, незнакомый голос. Не заигрывайся, сказал он. Остановись. Ты кое-что забыла. Кое-что невероятно важное. Гром, ударивший средь зеркал”.

Испуганный совиный вопль. «Боль. Вот что ты забыла!».

Она дёрнулась в сторону совиного крика. Её вело уже не сознание, а ощущения, и лишь усилием воли она смогла удержать себя на месте.

Маленькая сова лежала, распластанная, а на её крыле стоял крупный кожаный сапог, прижимая её, сначала трепыхающуюся, но потом выбившуюся из сил от боли.

Что-то в Сове дёрнулось.

“Убить! К глазам!”

«Мой тотем! Мой фамильяр! Душа от плоти и крови и от души моей! Я убью тебя, та, кто ступает на её крыло! Я убью тебя тысячью смертей!»

- Нет! – лишь раздалось из глотки Совы испуганное слово, и она замерла, не смея приблизиться. Мысли в голове хлынули потоками чувств без всяких слов. Словами занимались испуганные разлетевшиеся голоса, которые она всеми силами унимала, дабы услышать хоть что-нибудь.

Её тянуло вперёд, но она удерживала себя. Если она дёрнётся, сапог просто раздавит Малину, и живой она её больше не увидит.

Над тельцем птицы наклонилась большая фигура и бесцеремонно взяла птицу за шею двумя большими фиолетовыми пальцами, поросшими лёгкими костяными пластинками.

Фигура была женской, почти под два метра ростом, очень широкой в плечах. Облаченная в жесткую броню из кожи, хитина, стали и острых костей, некоторые из которых напоминали заточенные пальцы. На одном плече находился наплечник из черепа.

У фигуры было заостренное лицо с лёгким костяным налётом, что заканчивался двумя маленькими наростами, закованными в сталь. Стальные зубы, пирсинг на лице, несколько рогов на голове, тоже из стали и костей, стальные держались как головной убор, цепляясь за костяные.

Её перчатки, казалось, содержали в себе невероятную силу; они хрустели позвонками убитых, а на поясе висели две заточенные чёрные пластины с рукоятями, соединенные цепями, что позвякивали с каждым её шагом. Тесаки.

Малина казалась совёнком в её руках. Раненым, но бьющимся с новым приливом адреналина. Безуспешно. Два пальца держали её как стальные клешни, которым безразличны когти.

“Испуганный комочек средь безжалостной стихии. С такой нельзя бороться, нельзя против неё идти, от такой нужно бежать. Лететь!”.

“Только если в тебе трусость! Мы убьём её! Нам никого не спасти, но мы ещё можем отомстить! Я дам тебе сил - вырви её глаза! Сначала ей, потом этой гадкой змее, что возомнила себя повелительницей теней! Я буду всасывать её сосуды, словно сухие травяные стебли… И наслаждаться этим!”

- Слушай меня внимательно, - сказала фигура голосом твёрдым, как подножие скал Кардеморна, и жестоким, словно специально оставленный ржавым нож. - Иначе рука моя дрогнет. И что-то сломается.

В подтверждение она чуть крепче сжала пальцы; сова в её руках, словно игрушка, запищала от боли и перестала сопротивляться. После она чуть расслабила их, дабы Сова это увидела.

Фигура подошла к Сове на несколько шагов. Та застыла, не понимая, что от неё нужно, но отгоняла, почти физически, голоса, что пытались к ней прорваться. Она отступила, бессильно размахивая руками.