Кобра хмыкнул, пожав плечами. То были мечты юнца. С тех пор пролетело много пуль, и много крови пролилось.

- Не знаю… Как же остальные? Один я не справлюсь.

- Мне казалось, средь твоих знакомых есть исключительные смертные. Иначе тебе придётся найти их. С оружием проблем не будет. Я уверен, Дом Оружия Даэздор и его верховные, а также Дом Стали Эббергел точно что-то придумают по просьбе Дома Славы… Оружие, инфернальные двигатели, всё, о чём смертный искатель может мечтать, и что просто необходимо Спасителю. Но всё же тебе потребуются те, кто доведут тебя. Те, кто расскажут об опасностях, которые ты не сможешь увидеть. Те, кто защитят тебя перед превосходящим врагом. У тебя есть такие разумные?

Кобра задумался. Ему хотелось сейчас закурить, но табачный гриб слишком дорог, чтобы к нему пристраститься. У Кобры было странное отношение к жизни; ему говорили об этом не раз. Он же всегда считал, что учитывая сделанное, он такого мнения заслуживал, а это знание полезно для совести. Совесть - это всё, чем нам осталось дорожить. Пока не сдался её оберегать, она ещё не потеряна.

- У меня есть пара идей, к кому мы можем обратиться, но давай сначала вытащим шар. Вернуться сюда будет проблематично.

- Ступай же, протеже. От нас теперь зависит больше, чем от кого-либо в этом мире.

Путешествовать по Десейре днём не рискуют даже самые стойкие создания; лишь отчаянные торговцы с ледяными камнями из самого Инфернума. И сумасшедшие, которым нечего терять.

Полдень - это время, когда все отдыхают и набираются сил для последующего рывка. Однако и этот рывок в пути обыкновенно заканчивается ближе к ночи. Ночью, как правило, либо спят, либо режут спящих.

Под ночь стало совсем прохладно, но не стоило обольщаться. Когда над ликом пустыни поднимутся две луны, жёлтая Инби и слегка красноватая удалённая Мирма, на землю опустится холод.

От него хотелось зарыться в ткань из шёлкогриба или пух, собранный с пуховой змеи. Быть может, обогреться у пламени или прижаться ко всегда тёплому жароросту, что произрастал под сводами пещер и впитывал в себя солнечное тепло, словно губка, даже через каменные толщи.

Огромный пескожук остановился, пыхча, фыркая и двигая жвалами. Здоровенный жук с песчаным брюхом и в панцире из хитина выразил протест, зарыв передние лапы в остывающий песок. Шар, привязанный к его задним отросткам, похожим на ноги, перестал тащиться по песку.

- Что, дружок, на сегодня всё? - спросил Кобра, слегка хлопнув жука по боку, и отпустил поводья. - Ладно, заработался ты на сегодня. Давай кормиться и спать.

Если тебе нужно что-то перевезти по пустыне, лучший вариант - пескожуки. Особенно если это что-то - большие и гладкие шары, которые пескожуки с лёгкостью катили лапами или тащили в упряжи.

Кобра всегда тяготел к этим большим толстякам с пушком под хитином. Несмотря на их любовь к протеину, конкретно эти жуки перемалывали сухую растительность и других жуков. Сухотрав складывался у жука на спине вместе с седлом и навесом, именно его большую связку Кобра и освободил, дабы вдоволь накормить свой транспорт. Жук с аппетитом уминал жёлтоватые подземные стебли, хрустевшие меж жвал, словно песок.

Кобра подкатил привязанный к жуку шар и раскрыл подвороты навеса, соорудив убежище на ночь, что сокрыло их широким пологом. Дрессированные жуки как правило не решаются вставать, пока на их спинах раскрыты такие палатки. Если повезёт, то никто не заметит их среди песков.

Чтобы полог не смяло и не сдуло ветром, Кобра начал вбивать длинные колышки, больше похожие на трости; их глубоко вонзали прямо в песок через кольца палатки, чтобы ту не унесло ветром.

Когда он закончил, тело валилось от дневной усталости, а жук зарыл голову в песок, притворившись барханом. Прежде чем устраиваться на полноценный ночлег, Кобра позволил себе приоткрыть вход в огромную палатку, дабы увидеть звёзды.

Его ужин сильно от пескожукового не отличался: свёрток из вяленого мяса льва дюн, что зарывается в них и ждёт рядом проходящих и проползающих, чтобы быстрыми лапами устроить им ужасную песчаную ловушку - на вкус, в лучшем случае, суховато, но питательно и дарит силы, да несколько глотков жирного зеленоватого жучиного молока, что не портится даже в такую жару… И чей вкус, конечно, лучше не описывать.

Кобра привык к таким ужинам настолько, что они даже не выворачивали наизнанку. Более того, он находил в них что-то родное. Такое выживание со скрипом на зубах напоминало о временах, когда всё было проще.

Звёздная ночь, по тёмному небу проплывали огненные всполохи далеко у горизонта. Лёгкий холодный ветерок почти не гнал песок. Тёплая сухая еда кочевника.

- У меня был жук, похожий на тебя, знаешь? - спросил Кобра, будто пескожук, уже зарывшийся в песок, его понимал или хотя бы слышал. - Тоже хороший, крепкий был. Моя мать, будь она неладна, была лучшей погонщицей в банде. - Кобра прожевал кусок. Его транспорт был ему самым частым собеседником вот уже многие годы. - Ух, вот она бы тебя погоняла, не то что я. Так что тебе повезло.

Пескожук молчал, настойчиво притворяясь сытым барханом. Кобра хмыкнул, раздирая жёсткое мясо клыками.

Мать, такое тёплое слово, вызывало очень противоречивые чувства. Она была той, что согревала его в холодные ночи и укрывала своей накидкой в жаркие дни. Она держала его под сердцем, когда он был беспомощной инферлингской личинкой, и продолжала держать близко к себе, пока он не научился самостоятельно ходить.

Мать научила его убивать: сначала банки, потом жуков, потом людей. Кочевников, племенных, жителей городов, торговцев, искателей, членов дьявольских домов. Сначала с её помощью, потом самостоятельно.

Лишь спустя годы он научился убивать лишь тех, кто действительно нуждался в умерщвлении. Иногда, лежа в засаде, ему казалось, что он вновь чувствует её тёплое дыхание над своим ухом. Когда он был готов убить самого главного виновника его злоключений, он вспоминал и её… И ему становилось больно.

Оказалось, что он абсолютно ничего о ней не знал. Возможно, даже её имя - Иринда - оказалось ложью, как и вся её любовь. Порой он думал, что даже тогда, когда он был очень молод, её просто кто-то очаровал. И из надёжного щита она стала опаснейшим клинком.

Почему-то жук перестал казаться хорошим собеседником. Возможно потому, что вспомнив о своей матери, Кобра помрачнел.

Самая важная вещь, которую сделала его мать перед своей смертью - научила его молиться. Забавно, но именно молитва однажды открыла ему глаза на то, кто он. Тем не менее, Кобра не любил это дело, он ощущал в этом предательство против того инферлинга, каким стал. Впрочем, разве не благодаря этим же молитвам он нашёл в себе силы идти дальше? Нашёл цель, ради которой стоит бороться?

Впрочем, молитва сейчас стоила свеч. Кобра сел, скрестил ноги и, приставив руки к голове, оттопырил пальцы к рогам. Руки напряглись; после тяжёлого дня с поводьями воздевать их было невыносимо. Но ещё более невыносимым было бы этого не сделать.

- Во время законного отдыха Златоликого, возношу я почести свои тебе. Тот, кто правит сужденной мне рекой над чёрным океаном. Благодарю тебя и за жирное мясо и за жёсткий кактус. И за дни, когда я слаб, и за дни, когда триумфален, ибо своей силой тебе обязан. И покорно признаю, что кровь моя - твоя, как и душа моя всегда будет стоять за твоим словом…, Иистир, бывший в доме Мира.

- Есть куда более приятные способы дать себя услышать, - силуэт, всё это время стоявший у входа в палатку, дал о себе знать. Его голос был сладок, но так и звал прочь из палатки. - Решил ты испытать моё терпение, протеже?

По спине Кобры пробежали мурашки. Он не из пугливых, да и чётко знал - дьявол не причинит ему зла. Хотя бы не теми путями, какие рисовало воображение… Но Кобра чувствовал: один шаг за порог, и длинные когти испробуют кровь его сердца. Чёрная фигура возвышалась на фоне ночного неба и была её черней. Два больших глаза сверкали, неотличимые от ночных звёзд, но небо, отраженное в них, было куда темнее даже души их владельца.