Янь Уши прослыл человеком взбалмошным и непредсказуемым, готовым пойти против устоев и нарушить привычный порядок вещей. Никто ему был не указ. И соперники его ничуть не удивились, когда Янь Уши предложил разделить содержание цзюани между всеми и прекратить бой.

Больше всех обрадовалась Бай Жун, ведь от школы Обоюдной Радости пришла только она, и завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян» для нее уже не представлялось возможным. Мало того, что она получила тяжкие раны, так против нее выступили наставник Сюэтин и Янь Уши, с кем ей не сравниться. Впрочем, теперь и другим соперникам Бай Жун явно уступала. Но если все согласятся с Янь Уши, то ей удастся хотя бы услышать часть трактата, и тогда Бай Жун будет чем отчитаться наставнику, не говоря уж о несомненной пользе для собственного совершенствования.

Поразмыслив насчет своих выгод, Бай Жун уставилась на бамбуковую трубочку в руках слепца, кому поручили читать.

Вскоре выяснилось, что предложение Янь Уши пришлось всем по нраву. Многие тоже обрадовались. И лишь наставник Сюэтин не разделял всеобщего воодушевления:

– Глава Янь, этот человек не из цзянху. Сегодня он прочтет цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», а завтра весть об этом разлетится по всей округе, и те, кто охотился за трактатом, но не преуспел, неизбежно подошлют к нему наемников. Да, не ваша рука убьет его, но погибнет он из-за вас!

– Какой же ты лицемер, плешивый старый осел, – лениво откликнулся Янь Уши. – Тебе, пока служил наставником государя при чжоуском дворе, вне всяких сомнений, довелось ознакомиться с цзюанью, хранящейся там. Учился ты в школе Тяньтай, и, когда взбунтовался и оставил учение, наставник твой еще здравствовал. Помнится, он высоко ценил тебя. Как знать, может, и цзюань школы Тяньтай тебе приходилось читать. Выходит, с этой цзюанью у тебя будет три части из пяти. Так что же получается? Ты из тех, кто беден на словах, а на деле своего не упустит?

Вопреки ожиданиям, Мужун Цинь принял сторону Янь Уши и язвительно заметил:

– Нам известно, что наставник Сюэтин – человек выдающихся талантов. Если слушать вам не по нраву, всегда можно удалиться. Зачем ставить препоны тем, кто стремится к лучшему будущему? К чему все эти проповеди? Уж не обижен ли наставник тем, что не сумел единолично завладеть цзюанью?

На эти колкости монах лишь тяжело вздохнул, но промолчал.

Между тем Янь Уши выискал на спине Шэнь Цяо необходимые жизненные точки и надавил на них. Он велел:

– Читай.

Случайному наблюдателю могло показаться, что Янь Уши просто запугивает слепца, однако Шэнь Цяо тут же почувствовал великие изменения: закупоренные меридианы мгновенно очистились, теплая ци разлилась по всему телу, перед глазами прояснилось. Теперь он видел не хуже других, даром что на дворе стояла темная ночь. Шэнь Цяо догадался, что глава Янь воспользовался неким тайным умением, дабы временно исцелить его.

Кто бы мог подумать, что именно глава неправедной школы Янь Уши пожелает спасти его жизнь… И все же, хотя их знакомство началось с благодеяния, Шэнь Цяо нисколько не обманывался на его счет и не думал, что этот человек проявляет к нему особое внимание. Притом Шэнь Цяо мучили смутные догадки, и теперь он с еще большей настороженностью, близкой к полному отчуждению, относился к главе Янь.

Впрочем, что бы он ни думал, а перечить этому несравненному не мог. Шэнь Цяо ничего не оставалось, кроме как покориться своей судьбе.

Взяв бамбуковую трубочку поудобнее, он медленно открутил крышку и вынул оттуда плотно свернутые бамбуковые дощечки. Сами они оказались чрезвычайно тонкими, а потому в развернутом виде свиток достигал трех чи. На каждую дощечку нанесли иероглифы, да такие мелкие, что только благодаря яркому лунному свету да тайному умению Янь Уши, от которого Шэнь Цяо временно прозрел, можно было с горем пополам разобрать написанное.

Пока Шэнь Цяо изучал таблички, охотники за цзюанью не сводили с него алчного взгляда. Если бы их жадность могла прожигать, они наверняка бы оставили на несчастном множество дыр.

Наконец Шэнь Цяо прищурился, вглядываясь в написанное, и стал неторопливо читать, старательно выговаривая каждое слово:

– Селезенка хранит разум. Приобретенные мысли есть заблуждения, а врожденные убеждения есть вера…

Читал он обычно, не вкладывая в голос силу, к тому же в его теле больше не струилась внутренняя ци, которая могла бы поспособствовать в этом трудном деле. Но от него и не ждали громкого и внятного чтения: соперники, столпившиеся внизу, отличались на редкость острым слухом и с легкостью улавливали каждое слово.

Положений, записанных на табличках, оказалось немного, и хотя Шэнь Цяо читал неторопливо, но с делом управился сравнительно скоро: хватило примерно половины большого часа.

Однако Шэнь Цяо все равно выбился из сил. В горле у него пересохло. Покончив с поручением, он передал дощечки Янь Уши, и тот убрал с его спины исцеляющую руку. Тут же приятное тепло разливающейся ци покинуло Шэнь Цяо, мир перед глазами стал понемногу меркнуть. Быть может, читая с табличек, он слишком утомил глаза, отчего они горели огнем. Шэнь Цяо невольно зажмурился и прикрыл их рукой, а другой вцепился в бамбуковую трость, стараясь удержаться на ногах. Спина сгорбилась, дышал он тяжело и часто.

Но Янь Уши до его здоровья не было никакого дела. Выхватив протянутые таблички, он небрежно взмахнул рукавом и, не говоря ни слова, подбросил их. Одно мгновение – и они рассыпались пылью, развеялись по ветру.

Его выходка потрясла соперников до глубины души.

Первым пришел в себя Мужун Сюнь. Он был молод и вспыльчив, а потому завопил во всю глотку:

– Это же одна из цзюаней «Сочинения о Киноварном Ян»! Величайшая драгоценность! А ты ее уничтожил!

– Только утраченное можно назвать драгоценностью, – равнодушно заметил Янь Уши. – Да и положения прочитаны вслух, а уж сколько запомнил ты, дело твое.

Это безразличие оставило Мужун Сюня без слов. Он задыхался от гнева, прожигал Янь Уши злобным взглядом, но напасть на него не решался.

Что до Янь Уши, то он несколько раз хлопнул в ладоши, отряхнул рукава от пыли, развернулся и был таков. Судя по всему, о случившемся он уже забыл, и разбитые чаяния других его нисколько не заботили. Мало кто мог его остановить и спросить ответ за содеянное. Даже наставник Сюэтин не шелохнулся, что уж говорить о других.

Фигура Янь Уши исчезла во мраке ночи. Бай Жун ушла сразу за ним, даже не позаботившись о своих ранах, но вовсе не потому, что желала нагнать его и отомстить. Она спешила найти укромное место и поскорее записать по памяти услышанное.

Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ вопросительно взглянули на Мужун Циня. Подумав немного, тот велел:

– Уходим!

И все трое спешно покинули монастырь.

Только тогда наставник Сюэтин тихо вздохнул и обратился к Юнь Фуи:

– Видно, заместительница Юнь этой ночью порядочно натерпелась страху… Прошу, передайте нижайший поклон главе Доу от имени сего бедного монаха.

Пускай этот человек так же, как и другие, охотился за Юнь Фуи, но та не имела ни малейшего желания сводить с ним счеты или призывать к ответу. Цзюань уже уничтожили, так к чему затевать драку?

– Доброго вам пути, наставник, – холодно ответствовала она.

Когда ушел и наставник Сюэтин, Юнь Фуи приказала братьям Ху помочь предводителям Лю Цинъя и Шангуань Синчэню, а сама обратилась к Шэнь Цяо и Чэнь Гуну.

– Сегодня по вине Союза Вездесущих вы угодили в беду. Прошу простить меня за это. Уж не знаю, куда вы направляетесь, но, если нам по пути, мы с удовольствием подвезем вас.

Еще днем, услыхав такое предложение, Чэнь Гун пришел бы в неописуемый восторг, но после ночной суматохи он уже набрался ума и теперь понимал, что как бы человек ни был хорош, а всегда найдется кто-то лучше. Притязания его поуменьшились, однако так просто отказаться от своих мечтаний попасть в Союз Вездесущих и присоединиться к миру цзянху он все же не мог. Вопрос смутил Чэнь Гуна, и он не знал, как следует ответить. Благо что Шэнь Цяо, стоявший рядом, его опередил и вежливо отказался: