Когда повсюду воцарилось безмолвие, Шэнь Цяо стал подниматься на гору. Казалось, он ступает куда придется, без всякого разумения или смысла: то он петлял на узенькой тропе, то обходил по крутому склону удобные ступени, высеченные прямо в камне. Вот только Шэнь Цяо воспитывался на горе Сюаньду и прекрасно знал, что и каменные ступени, и деревья, и даже травы являются частью скрытых магических построений. Если на склон поднимется человек несведущий, он, вне всяких сомнений, угодит в расставленные ловушки. В таком случае, если несчастный не навлечет на себя беду, он задействует особые элементы, подающие сигналы тревоги, и тогда незваного гостя мигом обнаружат адепты.

Янь Уши тоже вздумал пойти за ним. Его по-прежнему ничуть не заботили ни предстоящая беседа с Юй Аем, ни внутренние распри школы Сюаньду, зато скрытые на подступах к монастырю ловушки и магические построения пробудили в нем настоящее любопытство. Он шел за проводником и внимательно следил за каждым его шагом, вместе с тем продумывая каждое свое движение. Это занятие пришлось Демоническому Владыке по вкусу, и он счел, что прекрасно проводит время.

Благодаря тому, что Шэнь Цяо восстановил треть своих прежних сил, поднимались на гору они всего-то один большой час и скоро оказались на месте.

Гора Сюаньду была довольно высока, отчего на вершине чувствовался неземной холод – и не сравнить с холодами подножия. Куда ни обрати взор – всюду высятся даосские храмы да павильоны, а меж ними рекой струится молочный туман. Здесь царили тишина и покой, и всюду витал возвышенный дух истинного Дао, не запятнанного мирской грязью.

Шэнь Цяо рос здесь с самого детства и уже привык к величественным видам горы Сюаньду, однако, вернувшись в монастырь, он не почувствовал, что перешагнул порог родного дома. Отчего-то ему было так тошно, словно на сердце у него лежит камень, и такой тяжелый, что то и дело хотелось вздохнуть.

Но вздыхать было некогда. Укрывшись в небольшой рощице, Шэнь Цяо срезал путь по тропинке и устремился прямо к одному из двухэтажных павильонов, однако заходить внутрь не стал. Остановившись в некотором отдалении, Шэнь Цяо прищурился, стараясь разглядеть, что же происходит внутри. И когда ему это удалось, он крепко удивился.

Перед ним были покои Нефритовой пустоты, которые, по обычаю, отводили настоятелям-чжанцзяо горы Сюаньду. В свое время Шэнь Цяо тоже здесь жил. Несомненно, когда он уступил в поединке тюрку и рухнул с вершины горы, а после исчез, бразды правления взял в свои руки его шиди, Юй Ай. Иначе говоря, временно заступил на пост настоятеля-чжанцзяо. Большие перемены, учиненные им, уже говорили о том, как велики устремления Юй Ая, и потому Шэнь Цяо справедливо предположил, что тот захочет перебраться в покои Нефритовой пустоты.

Однако он ошибся: двери были заперты, в окнах – ни огонька. Видимо, там никто не жил.

Шэнь Цяо невольно спросил себя: неужели шиди не торопится перебираться, поскольку ждет совета Нефритовой террасы, дабы там упрочить свое положение и лишь тогда действовать как полноправный настоятель и пользоваться причитающимися благами?

Подумав об этом, он решил так: если в покоях Нефритовой пустоты никого нет, стало быть, нужно поискать Юй Ая в павильоне, где раньше тот проживал.

Но едва он догадался посмотреть там, как вдалеке показалась чья-то фигура, закутанная в плащ. В руке она держала свечу, освещая себе путь. Судя по всему, кто-то направлялся к покоям Нефритовой пустоты.

Фигура показалась Шэнь Цяо странно знакомой, хотя положиться на свою догадку он не посмел, ведь до сих пор не избавился от болезни глаз и еще плохо разбирал далекие образы. Прищурившись, Шэнь Цяо стал старательно наблюдать за фигурой, пока окончательно не убедился, что перед ним действительно Юй Ай, его шиди. Признав его, Шэнь Цяо нахмурился.

Хотя с наступлением ночи на горе Сюаньду повсюду становилось тихо и безлюдно, в эту часть монастыря случайный гость попасть не мог. Здесь, в окружении защитных магических построений, располагались жилые покои настоятеля-чжанцзяо и павильоны для совершенствования. Даже ученики не смогли бы подойти к покоям Нефритовой пустоты, и Шэнь Цяо это было только на руку.

Немного поколебавшись, он решил приблизиться и для начала выяснить, что собирается сделать его шиди.

Посветив себе свечкой, Юй Ай открыл двери и вошел в покои Нефритовой пустоты. Вскоре Шэнь Цяо увидел, как в окне второго этажа загорелся огонек. То была комната, где когда-то жил он сам.

К несчастью, Шэнь Цяо уж слишком положился на собственные силы и недооценил способности Юй Ая. Он сделал лишь несколько шагов в сторону павильона, как вдруг раздался голос:

– Что за неведомый друг явился без приглашения?

Он шел как будто издалека, из самых покоев, но для Шэнь Цяо прогремел не хуже взрыва: в ушах тут же загудело, грудь сдавило от боли. Шэнь Цяо невольно отступил на три шага, прекрасно понимая, что Юй Ай воспользовался внутренней ци, чтобы передать свою речь на расстоянии.

– Это я, шиди Юй, – взяв себя в руки, с трудом пробормотал Шэнь Цяо. Говорить громче не требовалось, ведь Юй Ай и так отчетливо его слышал.

Он рассудил верно. Послышался тихий шорох – и следом из покоев Нефритовой пустоты кто-то выпорхнул. Всего мгновение – и он уже стоял перед Шэнь Цяо.

– Чжанцзяо?! Шисюн!

В голосе Юй Ая зазвучало удивление и… радость? И если первое было ожидаемо, то второго Шэнь Цяо не чаял услышать. Отчего-то казалось, что шиди всем сердцем рад его возвращению – внезапному, но вместе с тем долгожданному.

Даосская школа горы Сюаньду по праву считалась лучшей во всей Поднебесной, и хотя простой люд по обыкновению подозревал, что здесь, как и в иных прославленных сектах, беспрестанно плетут интриги и разжигают распри, в Пурпурном дворце подобной беды не бывало. С раннего детства Шэнь Цяо рос в тишине и покое, вдали от мирских дрязг и суеты. Наставник любил его как родного сына, братья по учению души в нем не чаяли. Бывало, конечно, что дети, расшалившись, поднимали шум и гам, однако Ци Фэнгэ, неизменно грозный к чужакам, принимал выходки учеников как должное, и те не боялись сурового наказания. Иными словами, Шэнь Цяо с раннего детства знал лишь добро и ласку. Неудивительно, что и сам он вырос кротким и добрым человеком.

В свое время Шэнь Цяо не слишком повезло: из пяти учеников, принятых Ци Фэнгэ, он был лишь вторым, что в иных школах считается неудачным местом. Но природная мягкость Шэнь Цяо, выдающиеся способности и его доброта к другим расположили Ци Фэнгэ, и он сделал мальчика своим любимым учеником, которому после передал свои рясу и патру.

Так вышло, что Юй Ай поступил в учение гораздо позже и стал третьим учеником, хотя был старше Шэнь Цяо на целых два года. И все же ему приходилось называть младшего по возрасту старшим по учению, то есть шисюном. В детстве Юй Ая это весьма удручало, отчего он нередко приставал к Шэнь Цяо и дразнил его, надеясь добиться от малыша, чтобы тот признал его старшинство, но, разумеется, не преуспел.

Будучи примерно одного возраста, они с раннего детства играли вместе и, как водится, крепко сдружились. И если бы кто спросил Шэнь Цяо, кому он доверяет больше всего, тот ответил бы, что наставнику Ци Фэнгэ и братьям по учению. А пожелай кто допытаться, кому именно из братьев, Шэнь Цяо тогда бы сказал, что Юй Аю.

Еще до возвращения на гору Шэнь Цяо живо представлял себе эту встречу. Быть может, увидав шисюна, Юй Ай изумится, что обреченный на смерть все-таки выжил, а может, почувствовав укол совести, испугается или скривится от презрения и не пожелает принимать Шэнь Цяо. Однако бывший настоятель никак не ожидал, что Юй Ай встретит его с удивлением и радостью. Во мраке ночи Шэнь Цяо не различал черт шиди, но голос выдавал, что у того на душе.

Шэнь Цяо собирался о многом спросить и допытаться правды, но, как начать этот тяжкий разговор, он не знал. Юй Ай тоже не торопился расспрашивать своего нежданного гостя. Поприветствовав его радостным возгласом, он тут же умолк – видимо, разглядывал Шэнь Цяо, стараясь убедиться, что это и в самом деле он.