Попутешествовав с Демоническим Владыкой, Шэнь Цяо уже привык к его ядовитым речам и колким замечаниям. К тому же он знал, что Янь Уши, занимая исключительное положение в цзянху, мало кого удостаивал своего внимания. В свое время среди всех прочих совершенствующихся горы Сюаньду его интересовал лишь покойный Ци Фэнгэ, а до других ему дела не было.

Нрав у этого человека переменчивый, однако Шэнь Цяо отличался мягкостью и покладистостью, не умел держать на других зла, и потому ссоры между ними не вспыхивали. Их отношения пребывали в хрупком равновесии: ни друзьями, ни врагами не назовешь.

Вдруг Шэнь Цяо присмотрелся к чему-то внизу, неподалеку от чайной, и торопливо спросил:

– Что там такое?

Он щурился как мог, и все же не сумел разглядеть, отчего люди галдят внизу. За время странствия к горе Сюаньду он чуть оправился, но этого не хватило, чтобы прозреть окончательно. Стоял день, всюду струился солнечный свет, но как раз из-за него Шэнь Цяо не мог надолго задержать на чем-либо взгляд – глаза начинали болеть и слезиться.

– Раздают рисовый отвар и лекарства, – подсказал ему Янь Уши.

Он не был прозорливцем, однако умел заранее раздобыть все необходимые сведения о том, что его интересовало. Или найти того, кто поведает все необходимое.

Подхватив палочками кусочек засахаренного корня лотоса, Янь Уши неторопливо отправил его в рот и только затем рассказал:

– Когда Юй Ай взял на себя обязанности настоятеля-чжанцзяо, он стал посылать учеников в городок Сюаньду в первое и пятнадцатое число каждого месяца, дабы те совершали обряды, проповедовали Дао и читали «Сокровищницу Дао». Со временем разошлись слухи, будто бы молитвы о дожде, прочитанные адептами Пурпурного дворца, очень действенны. Дошло до того, что теперь, если долго стоит засуха, начальник округа Мяньчжоу шлет поклоны Пурпурному дворцу, умоляя даосов спуститься с горы и вознести молитвы. Вместе с тем растет число верующих. В городке у подножия их больше всего – почти каждый, – и все они глубоко почитают обитателей Пурпурного дворца. Но и в других местах найдется немало подобных им.

Все это Янь Уши говорил Шэнь Цяо с заговорщицким видом, будто он предвкушает интересное представление. Вот только бывший настоятель Сюаньду его словам не радовался – между бровями залегла глубокая морщинка.

– Ты все вспомнил, – неожиданно подловил его Янь Уши.

Он не спрашивал, а утверждал. С тех пор как Шэнь Цяо исторг из себя застойную кровь, здоровье его постепенно поправлялось. Он еще оставался слаб и почти ничего не различал даже на ярком свету, но на его лице все реже появлялось растерянное выражение. Шэнь Цяо уже мало чему удивлялся, прежней беспомощности как не бывало. В его случае требовалось лишь время, чтобы вернуть себе прошлое.

Янь Уши уже давно приметил за ним, что тот постепенно возвращается к былому, однако прежде не указывал на это, поскольку не знал, как много Шэнь Цяо удалось восстановить. Но теперь он ясно видел: его подопечный припомнил почти все.

Шэнь Цяо не стал отпираться. Вместо этого он, тяжко вздохнув, принялся объяснять свои тревоги:

– Уже нескольких поколений настоятели-чжанцзяо горы Сюаньду не вмешиваются в мирские дела. Какие бы династии ни воцарялись, что бы ни случалось вокруг, наша школа ведет жизнь уединенную и безмятежную – иное сулит многие беды. Взять хотя бы почтеннейшего Тао Хунцзина, человека во всех смыслах талантливого – равного ему не сыскать во всей Поднебесной: он беспрестанно вмешивался в политику, отчего его школа Высшей Чистоты, что на горе Маошань, допустила дрязги и в конце концов раскололась. Ученики ее разошлись по всем землям. То же грозит и нам. Что же задумал Юй Ай?

Янь Уши вопросительно вскинул брови.

– Так вот, значит, чему учил тебя Ци Фэнгэ? И чем же он отличается от черепахи, которая, чуть что, прячет голову в панцирь? Будь он один, занимайся только личным совершенствованием – еще куда ни шло, однако он стоял во главе школы и все равно требовал сохранять недеяние и держаться вдали от мира. Но как при таком воззрении надеяться, что гора Сюаньду сохранит свое первенство в Поднебесной? Думаю, твой шиди, взявший на себя обязанности настоятеля-чжанцзяо, мыслит куда более трезво.

Далеко не сразу монастырь на горе Сюаньду завоевал свою громкую славу и стал лучшим среди даосских школ – успело смениться несколько поколений настоятелей. Испокон веку каждый из них стремился к покою и недеянию, а вмешиваться в государственные дела и передел земель и не думал. Ци Фэнгэ не изменил этим порядкам, хотя в свое время был несравненным мастером боевых искусств, о ком беспрестанно говорили в вольнице-цзянху.

Став настоятелем, Шэнь Цяо довел порядки своей обители до крайности: вел жизнь не уединенную, а замкнутую, не желая являть себя миру. Миряне у подножия знали лишь то, что на горе Сюаньду сменился глава, фамилия этого человека Шэнь, но не более того. В то же время такая скрытность обернулась благом: во время путешествия с Янь Уши никто не признал в Шэнь Цяо исчезнувшего настоятеля горы Сюаньду.

Янь Уши, будучи человеком своевольным, если не сумасбродным, привык потворствовать лишь своим прихотям, и оттого он всячески презирал стремление к недеянию горы Сюаньду. Говоря о новом настоятеле и совете Нефритовой террасы, Демонический Владыка не скрывал своих взглядов. Однако, выслушав его колкие замечания, Шэнь Цяо ничуть не раздражился. Вместо этого он сказал Янь Уши:

– Этой ночью я собираюсь подняться на гору и поговорить с Юй Аем. Не желает ли глава Янь сопроводить меня? Или он предпочтет остаться у подножия?

– Отчего не дождешься совета Нефритовой террасы? – в свою очередь полюбопытствовал Янь Уши. – Предстанешь перед всеми, допросишь Юй Ая и так вернешь себе причитающееся по праву.

Шэнь Цяо покачал головой:

– В таком случае пострадает славное имя горы Сюаньду. Боюсь, у случившегося есть подоплека. Вот отчего я так стремлюсь встретиться с Юй Аем и расспросить его с глазу на глаз. Тогда мне станет ясно, что за этим стоит.

– Что ж… тогда ступай и расспрашивай, – безразлично откликнулся Янь Уши.

Речь шла о прославленной школе боевых искусств, куда никто бы не посмел сунуться в одиночку, однако Янь Уши говорил о вторжении в монастырь так небрежно, будто рассуждал не о том, как попасть в святая святых, а съесть ли еще миску риса. Притом он рассеянно водил пальцем по краю тарелки, и рассыпанный по ней жареный горошек мало-помалу укладывался в три ровных слоя с одинаковым числом горошин. Чтобы передвигать предметы на расстоянии, Янь Уши использовал свою внутреннюю ци и достиг в этом деле такого совершенства, что уже внушал ужас.

Выйдя из затвора, Демонический Владыка бросил вызов Кунье, который накануне поверг Шэнь Цяо, отчего в цзянху разошлись слухи, будто Янь Уши достиг невообразимого мастерства. Впрочем, лишь этот поединок стал широко известен, и мало кто на самом деле представлял, как силен Янь Уши. И что бы подумали люди, узнай они, что он укладывает горошек в ровные ряды ровно тем же умением, каким обычно отрывают противнику голову?

– Но сможешь ли ты сам подняться и справиться в одиночку? Боюсь, от твоих прежних сил осталась едва ли треть, – справедливо заметил Янь Уши.

– С другой стороны горы по краю пропасти вьется тропинка, – решился рассказать Шэнь Цяо. – Там всюду обрывы и кручи, однако никто ее не охраняет. Она лишь защищена магическими построениями. Чужаки о них не знают, и, если опрометчиво сунутся, несчастные тут же заплутают и перестанут понимать, где находятся. Многим из них суждено сгинуть, сорвавшись с тропы. Боевое искусство тут бесполезно, и ловкость их не убережет.

Его рассказ несколько заинтересовал Янь Уши, а ведь до этого он твердо решил, что на горе Сюаньду, кроме драгоценной цзюани, ничего стоящего не найдет.

– Что ж, тогда я схожу с тобой и взгляну лично, – проронил он.

На шумный городок Сюаньду опустилась ночь, принося с собой тишину и покой. Пока загорались звезды, гости и жители угомонились и отошли ко сну.