В ту смутную пору высшая знать империи Ци не делала больших различий между мужчинами и женщинами, отчего наложники не были редкостью. Уже несколько поколений императоры потворствовали своим и чужим извращенным вкусам при дворе. Следом подхватили дурные привычки и «низы», что, как известно, привыкли подражать «верхам», и со временем грех мужеложства разошелся по всем сословиям. Вдобавок Чэнь Гуну не повезло попасться прославленному приближенному императора. И пускай юноша даже не подозревал, что за человек возжелал забрать его к себе, но вполне догадался, что сулит эта служба.

Чэнь Гун страшно перепугался. Скорчившись в глубоком поклоне, он во всю глотку заголосил:

– Пощадите, благородный господин! Я вовсе… вовсе не красив! Не хочу я к вам!!!

Му Типо заметно помрачнел – сердце Чэнь Гуна заколотилось пуще прежнего.

Хотя он и выучился у Шэнь Цяо паре-другой приемов, но перед ним был отряд хорошо вооруженных всадников с горящими от преданности глазами. Так какой прок с того, что он нахватался по верхам? Он даже не успеет приблизиться к их господину, как его пронзит с десяток стрел!

Раньше Чэнь Гун бахвалился, что не страшится ни Неба, ни земли, но теперь он в который раз убедился, что говорил все это из глупости. Никогда прежде его положение не бывало столь безнадежным: он всегда знал, что сумеет выйти сухим из воды, и потому думал, что не боится никого и ничего. Но вот он окружен, ему некуда бежать, и юношу взял смертельный страх. Чэнь Гун даже не представлял, что за знатные господа перед ним, но ему это было и не нужно. Он и так понимал, что не может позволить себе их оскорбить.

Пока Чэнь Гун мучительно выискивал способ избежать этой беды, кто-то из свиты Му Типо засмеялся и сказал своего господину:

– Цзюньван, смею заметить, я никогда не видывал такого невежи!

– Верно, верно! – подхватил другой. – Несравненным красавцем его не назовешь, а все же вы оказали ему милость. Ему несказанно повезло, что вы решили обратить на него свой взор, а он еще смеет возражать! Не лучше ли пристрелить его на месте?

Му Типо нахмурился и, следуя этим словам, лениво поднял лук, дабы натянуть тетиву. Увидав, что он готовит стрелу, Чэнь Гун в испуге крикнул:

– Благородный господин, позвольте досказать!

Голова у него шла кругом, притом все мысли куда-то подевались. Не успев обдумать толком, что творит, Чэнь Гунь затараторил:

– Сей ничтожный и правда не похож на несравненного красавца! Он не заслуживает внимания благородного господина! Но я знаю… знаю, кто заслуживает! Он гораздо красивее сего ничтожного… Нет, он покрасивее всех ваших спутников будет!

Му Типо привык тщательно подбирать себе свиту, и его неизменно сопровождали лишь писаные красавцы, а потому, услышав слова простолюдина, не видавшего толком жизни, он и его спутники разразились презрительным хохотом.

– Вы только послушайте! Деревенщина неотесанная, а говорит, будто видал кого-то красивее нас! – потешались они.

Сам Му Типо не проронил ни слова, а лишь достал из колчана стрелу с белым оперением, готовясь выстрелить.

При виде нее Чэнь Гун весь покрылся ледяным потом. Здесь и сейчас решалось, жить ему или умереть. Надеяться на здравомыслие не приходилось, и он выпалил первое, что пришло в голову:

– Этот человек в городе, мы только что разошлись восвояси! Если благородный господин мне не верит, я провожу и укажу на него! Он очень красив, вот только глаза… Этот человек ослеп, и, боюсь, благородному господину он не понравится…

Услышав, что баснословный красавец вдобавок слепец, Му Типо несколько заинтересовался. Подумав немного, он небрежно проронил:

– Если на то пошло, мне еще не приходилось забавляться со слепцом… Привяжу-ка его к кровати, и тогда, быть может, и глаза не придется завязывать?

На его скабрезную шутку другие ответили громким бесстыдным хохотом. И тут Чэнь Гун понял, что эти господа начисто лишены стыда и совести. Но своего братца-сюнчжана он уже сдал, и раскаиваться теперь поздно. Тогда он стал уговаривать себя, что Шэнь Цяо гораздо более сведущ в боевых искусствах, стало быть, наверняка сумеет отбиться от этих людей. А то и вовсе окажется, что он давно покинул гостиницу и ушел из города.

Мысли Чэнь Гуна все еще путались, а сам он, застыв, сидел на земле, когда к нему подъехал какой-то человек из свиты и, вздернув подбородок, капризно прикрикнул на него:

– Отчего мешкаешь? Ну же, веди нас к нему!

Чэнь Гун, скрипнув от досады зубами, попытался было отговорить предводителя этой шайки:

– Благородный господин, боюсь, тот человек вам совсем не понравится. Да, он красив на лицо, но здоровье у него слабое…

– Еще лучше! – хохотнул Му Типо. – С таким развлекаться будет в новинку. Если помрет, пока забавляемся, ну так что ж! У него же здоровье слабое, так какая моя вина? Ну а если передумал дорогу показывать, то так уж и быть, буду довольствоваться тобой. Парень ты крепкий, с тобой ничего не случится. Может, раздеть тебя донага и отдать моим псам? У них как раз гон, и свои потребности имеются. А я-то переживал, что никого им не найду!

Чэнь Гун выслушал господина с широко распахнутыми от ужаса глазами и содрогаясь всем телом. Он и представить себе не мог, что земля носит таких злодеев. И противиться этим людям он больше не смел.

«Уж извиняй, Шэнь Цяо, ничего не попишешь. Они меня вынудили», – лишь мельком подумал он.

Чэнь Гун повел за собой Му Типо и его свиту в город, к гостинице, где он оставил Шэнь Цяо. С ухода юноши не прошло и половины дня, и хозяин еще не забыл его. Увидев, что Чэнь Гун вернулся не один и привел за собой компанию, тот не посмел пренебрегать обязанностями и поспешил навстречу гостям, дабы поприветствовать их.

– Что вам угодно?

Чэнь Гун не стал слушать, что он там бормочет, и оглянулся на Му Типо – тот, завидев убогое убранство гостиницы, нахмурился и брезгливо зажал нос. Войти внутрь он не пожелал и вместо этого отправил Чэнь Гуна и нескольких своих приближенных.

Первым делом Чэнь Гун спросил у хозяина, не ушел ли Шэнь Цяо.

– Тот, с кем я комнату делил, еще тут? – спрашивая, юноша отчаянно размахивал руками. – Он плохо видит, вот и ходит с бамбуковой тростью.

– Тут, тут, – торопливо подтвердил хозяин. – Помнится, еще не спускался, стало быть, сидит в своей комнате.

Чэнь Гун поначалу обрадовался, но вовремя вспомнил, зачем он здесь, и снова испытал укол совести. Впрочем, терзался он недолго – его мигом одернули:

– Что застыл столбом? Живо веди наверх!

Грозно нахмурив брови, на юношу накинулся красивый господин из свиты Му Типо. Весь в пудре и румянах, он держался жеманно, и Чэнь Гун на него даже смотреть не мог – такой противный он был. Видно, этот приближенный заподозрил, что пойманный наглец не торопится исполнять поручение. Как бы Чэнь Гун ни пытался отсрочить неминуемое, а сопротивляться благородным господам не мог. Еле волоча ноги, он повел людей Му Типо вверх по лестнице. Юноша и сам не понимал, на что надеется: то ли на то, что Шэнь Цяо уже ушел, то ли на то, что еще успеет его застать.

Поднявшись, Чэнь Гун постучал в дверь комнаты. После третьего стука оттуда донесся знакомый голос:

– Кто там?

В голове Чэнь Гуна все перемешалось. Он и не знал, что теперь чувствует. Судорожно сглотнув, он глухо ответил:

– Я.

– Чэнь Гун? Почему ты вернулся? – в голосе Шэнь Цяо звучало удивление, однако говорил он по-прежнему мягко. – Скорее заходи.

Но Чэнь Гун медлил. Он совсем запутался в том, что надобно сделать, и неумолимая вина жгла его хуже каленого железа.

– Опять застыл? Пошевеливайся! – стал понукать его все тот же жеманный господин из свиты Му Типо.

Не дождавшись ответа, он потерял терпение и с силой толкнул Чэнь Гуна – тот пошатнулся, не удержался и всем телом налетел на дверь, тем самым распахнув ее.

Как оказалось, Шэнь Цяо сидит у окна, спиной к двери, и лицо его чуть обращено к улице, словно он наслаждается видом, открывающимся с его места. Однако Чэнь Гун его позой не обманывался: он помнил, что с той ночи в монастыре Шэнь Цяо совсем ничего не видит.