Теперь же незнакомка была настроена решительно, и Шэнь Цяо не мог ей противостоять. В сущности, эта девица под личиной монаха и не считала его противником. Ей думалось, что он заслуживает смерти уже тем, что, не рассчитав силы, сунул нос в чужие дела. Так что о нем жалеть? Он бесполезен, даром что красив, и скоро будет мертв.

Ее белая рука промелькнула молнией – истинная ци бурлящей рекой устремилась к Шэнь Цяо, и его захлестнула волна ужасающей злобы. Между ним и притворщицей еще оставалось где-то пять-шесть шагов, а он уже едва дышал. В глазах потемнело, грудь сдавило от боли. Не чуя под собой ног, Шэнь Цяо обмяк и ощутил, как у сердца разливается обжигающее пламя. Что-то давило изнутри, мешало ему до тошноты. Рот наполнился кровью. И лишь исторгнув ее, он почувствовал облегчение.

Между тем незнакомка уже настигла Шэнь Цяо. Кончик ее пальца почти коснулся жертвы, но тут… случилось нечто невообразимое. Впрочем, к этому невообразимому Шэнь Цяо не имел ни малейшего отношения.

Из мрака за его спиной вынырнула чья-то рука и до крайности просто, без какого-либо изящества, стремительности или ухищрений, свойственных боевым искусствам, перехватила запястье незнакомки. С первого взгляда было ясно, что эта длинная бледная ладонь принадлежит мужчине. И ее гладкая кожа без мозолей и шрамов говорила о том, что владелец утопает в роскоши и занимает весьма высокое положение в обществе.

Но притворщицу красота этой руки ничуть не восхитила – наоборот, напугала до смерти. Она даже не догадывалась, откуда эта рука взялась, притом вырваться или ответить ударом никак не могла, ведь ее запястье держали мертвой хваткой. Но едва притворщица пришла в себя, как ее руку пронзила резкая боль, да такая, что из груди вырвался крик.

Любой мужчина, заслышав этот вскрик, если не сжалился бы над девицей, то, по крайней мере, ослабил бы хватку. Вот только личина простодушного монашка сыграла с притворщицей злую шутку, да и противник ее обладал поистине каменным сердцем: несмотря на жалобные стоны, он только усилил натиск, отчего кости несчастной затрещали – ей с легкостью раздробили запястье. Следом девица взмыла в воздух, но не потому, что решилась бежать. Ее просто-напросто подбросили вверх и отшвырнули прямо в колонну храма.

Ее хрупкая фигурка со всего маху врезалась в камень, отчего колонна, казалось, дрогнула. Закашлявшись, притворщица медленно сползла вниз и упала наземь. Изо рта ее брызнула кровь. Теперь искалечены были обе руки: одной раздробили кости, а другую изранили тонкие светящиеся клинки. Что ни говори, но дела у притворщицы шли хуже некуда, и выглядела она жалко. Впрочем, потерпев сокрушительное поражение, девица духом не пала. Вскинув голову и впившись взглядом в незнакомца в темных одеждах, она обратилась к нему глухим голосом. Рот ее был полон крови, отчего вопрос прозвучал невнятно:

– Кто же… ты?..

– Что ты на меня так смотришь? – незнакомцу в темных одеяниях, видно, не понравился ее взгляд. – Даже объединившись, Юань Сюсю и Сан Цзинсин не посмеют хвалиться, что без труда одолеют меня, что уж говорить о тебе?

Незнакомку, что взяла себе личину монаха, звали Бай Жун, и она состояла в школе Обоюдной Радости. Услышав имена старших, девица тут же переменилась в лице.

– Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, как ваше имя?

Однако на ее вопрос ответил кое-кто другой. Судя по всему, он выжидал подходящего случая неподалеку.

– Хотелось бы знать, что привело главу Яня сюда?

«Глава Янь… Неужели Янь Уши?!» – изумилась Бай Жун, и глаза ее широко распахнулись.

Будучи лучшей ученицей школы Обоюдной Радости, она нередко слышала о достопочтенном Янь Уши. Пускай три школы неправедного пути вышли из одного истока, однако уже давно пребывали в раздоре. И когда Янь Уши удалился в затвор на десять лет, оставив Чистую Луну без присмотра, школа Обоюдной Радости не преминула воспользоваться слабостью соперников: как говорится, побросать камни в упавшего в колодец. За десять лет они сумели доставить школе Чистой Луны немало забот и хлопот. Но теперь Янь Уши возвратился, взял дела школы в свои руки и принялся воздавать за содеянное. Так что нельзя посетовать, что Бай Жун совсем не заслужила свою тяжкую рану.

Между тем Янь Уши, заслышав вопрос неизвестного, криво ухмыльнулся и проронил:

– Раз даже ты, плешивый старый осел, заявился, так отчего же и мне не прийти?

Будто бы в ответ на его слова из мрака ночи степенно вышел буддийский монах. В руках он держал нефритовый колокольчик. Как ни погляди, но на «плешивого старого осла», как сказал о нем Янь Уши, этот человек нисколько не походил. На вид монаху было не больше тридцати, а сам он так и светился белизной: лицо будто гладкий нефрит, одежды белее снега, и даже самый взыскательный взгляд не нашел бы на них ни пылинки. Новоприбывшему и не нужно было говорить о себе, чтобы другие тут же признали в нем просветленного монаха высшего ранга.

Молодое поколение, к которому относились Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ, его появление ничуть не впечатлило, а вот Мужун Цинь и Юнь Фуи насторожились.

– Кто бы мог подумать, что двое величайших мастеров – наставник государя Сюэтин из империи Чжоу и глава Янь, один из величайших талантов своего времени, – решат, подобно ворам, пробраться в империю Ци, дабы завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян»! – вскричал Мужун Цинь. – Желаете забрать, и пальцем о палец не ударив? Да есть ли у вас совесть?!

– Не горячитесь, глава Мужун, – спокойно ответствовал наставник Сюэтин. – После смерти гогуна княжества Цзинь его величество правитель Чжоу запретил учение Будды, и сей старый монах уже давнымдавно не служит наставником государя. Этой ночью я пришел сюда, дабы исполнить волю моего покойного друга. Надеюсь, заместительница Юнь отдаст искомую вещь мне, чтобы я мог вернуть ее законному владельцу, ведь таково было его заветное желание.

Услышав, что он несет, Бай Жун презрительно сплюнула кровавую слюну и через силу рассмеялась:

– Вы поглядите, какой совестливый монах! Сроду такого не видывала! Ясно как белый день, что он замыслил завладеть драгоценной цзюанью, а все прикрывается волей покойного друга! А ведь в Поднебесной давно известно, что Тао Хунцзин наследника не оставил и «Сочинение о Киноварном Ян» никому не передал. Неужто Тао Хунцзин тебе во сне явился, попросил собрать все части трактата и сжечь?

Пока она обличала его, наставник Сюэтин лишь с безмятежным видом сложил ладони и поклонился, как будто и не слышал упреков Бай Жун.

С появлением еще двух соперников Мужун Цинь и Бай Жун больше не решались нападать на Юнь Фуи, однако той легче не стало. Другие противники оказались серьезнее прежних, и ее охватила мучительная тревога.

После смерти почтеннейшего Ци Фэнгэ среди мастеров боевых искусств Поднебесной довольно скоро определилась десятка непревзойденных. Наставник Сюэтин и Янь Уши в число избранных входили. Сложно сказать, какое именно место занимал каждый из них, но велика вероятность, что оба достигли первой тройки. Много лет Янь Уши не давал о себе знать, но, вернувшись в цзянху, тут же вызвал на поединок Кунье, лучшего из тюркских мастеров, и разгромил его, а ведь тот несколько месяцев назад одолел самого настоятеля-чжанцзяо горы Сюаньду.

Узнав, кто ее соперники, Юнь Фуи совсем отчаялась. Она не могла справиться даже с одним, так чего уж говорить о двух несравненных? От это мысли ей стало горько. Глава Доу Яньшань доверил ей великую ценность, и она приложила все силы, чтобы исполнить его поручение. Однако Юнь Фуи никак не ожидала, что этой ночью ее обступят враги один могущественнее другого. Разумеется, все они друг с другом не ладили, но теперь их объединяла общая цель: завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян», что была при ней. Отчего надеяться, что все передерутся и забудут о Юнь Фуи, не приходилось.

Просветленные в цзянху знали, что «Сочинение о Киноварном Ян» Тао Хунцзиня состоит из пяти цзюаней, что соответствует пяти элементам и пяти плотным и шести полым органам. Его содержательные части назывались следующим образом: «Познающий дух», «Призрачная душа-по», «Блуждающая душа-хунь», «Мутная субстанция» и «Заблуждения». Все пять цзюаней трактата вобрали в себя мудрость трех учений, а потому не будет преувеличением сказать, что «Сочинение о Киноварном Ян» стало величайшей книгой всех времен и народов. Ранее уже было известно, где хранятся три цзюани: при дворе государства Чжоу, в школе Тяньтай и на горе Сюаньду. Местонахождение двух других долгое время оставалось тайной, покрытой мраком.