Призрак двигался по сцене с неожиданной грацией. Каждый жест, каждое движение было наполнено необъяснимой мрачной элегантностью. Даже берет поверх маски каким-то необъяснимым образом добавлял образу особый шарм.

— Кристина… — его голос эхом разносился по залу. — Я учил тебя петь… Я дарил тебе музыку… А ты предала меня!

Харука в роли Кристины отшатнулась, и это движение выглядело пугающе естественным. Возможно, потому что в этот момент она действительно была напугана — но не Призраком, а собственными чувствами, которые накатывали волной.

Кенджи-Рауль выступил вперёд, заслоняя её собой:

— Оставь её, чудовище!

— Чудовище? — в голосе Казумы зазвенела такая горечь, что у многих в зале перехватило дыхание. — Чудовищен не я. Чудовищен весь этот мир.

Импровизация — этих слов не было в сценарии. Но они прозвучали так искренне, что никто даже не заметил отклонения от текста.

Сидя в середине зала, Юкино не могла поверить своим глазам. Вечно бурчащий отаку, двигался по сцене с грацией настоящего Призрака.

«Вот же, придурок, — думала она, — переделал цитату из гуля…»

Но что-то в его игре заставляло её сердце сжиматься. Может настоящая, непритворная боль, прятавшаяся за его идеально выверенными движениями?

На сцене всё шло к финалу.

— Ангел музыки обманул меня… — голос Харуки дрожал, и в кои-то веки это не было наигранным. — Ты не тот, за кого я тебя принимала…

Казума замер. На секунду ему показалось, что эти слова имеют куда больше смысла, чем предполагал сценарий. Но быстро взял себя в руки:

— А кем ты меня считала? — его голос звучал точно по тексту, хотя внутри всё переворачивалось. — Прекрасным принцем в сверкающих доспехах?

Кенджи выступил вперёд, и его игра выглядела действительно убедительной:

— Оставь её! Ты не можешь заставить её любить тебя!

Казума с какой-то печалью произнёс положенную реплику:

— Нельзя заставить полюбить. Но можно научить…

Мияко видела, как под маской Призрака Казума борется с собой. Как его пальцы иногда непроизвольно сжимаются в кулаки, когда слова роли слишком близко подходят к реальности.

«Глупый, — думала она с нежностью. — Даже сейчас пытаешься следовать правилам. Держаться текста. Не показывать, как сильно это всё задевает тебя…»

Рин сидела, впившись ногтями в ладони. Каждое слово на сцене отзывалось внутри болезненным эхом. Особенно когда Казума произносил монолог о масках и одиночестве — чётко по тексту, но с такой пронзительной искренностью, что у неё щипало глаза. Как странно. Всё происходящее на сцене сейчас, будто и не постановка вовсе, а рассказ юноши в маске… рассказ, который слишком похож на его правду.

— Выбирай! — голос Казумы гремел под сводами зала. — Либо ты останешься со мной навсегда, либо он умрёт!

Сцена была выстроена идеально: Кенджи с петлёй на шее, бутафорской, конечно, Харука в белом платье между ними, и Призрак, возвышающийся над всем этим, как тёмный ангел возмездия.

— Я выбираю… — голос Харуки дрожал, и в этот момент она действительно выглядела потерянной. — Я выбираю… спасти его.

И тут произошло странное. Когда она подошла к Призраку для финального поцелуя — момента, который должен был показать его преображение через любовь — их глаза встретились. На долю секунды. Но в этот момент оба почувствовали что-то настоящее, пробивающееся сквозь театральные маски.

«Почему? — стучало в голове Харуки, когда она приближалась к нему. — Почему сейчас, когда я играю любовь к другому, моё сердце так странно реагирует на тебя?»

Его глаза за маской — такие знакомые и одновременно незнакомые. В них плескалась необъяснимая бездонная грусть, и на миг ей показалось, что всё это уже не игра.

«Соберись! — приказал Казума себе, когда она приблизилась. — Всё — просто спектакль. Просто роль. Просто…»

Но когда её губы легко коснулись его щеки что-то внутри перевернулось. Словно в этот момент все его маски — и театральная, и жизненная — дали трещину.

— Уходите! — его голос прозвучал надломлено, как требовал сценарий. — Уходите и забудьте всё, что видели!

И когда Харука с Кенджи покидали сцену, а следом за ними уходила массовка, Призрак остался один. В полной тишине прозвучали его последние слова:

— Только маска была настоящей…

Зал взорвался аплодисментами.

— Браво!!!

— Молодцы!!!

«Вот и всё, — думала Мияко, глядя на сцену. — Занавес опустился, маски сняты. Но что теперь? Что будете делать, Казума? Харука? Когда все чувства, которые вы так старательно прятали за ролями, вырвутся наружу?»

Рин сидела, не в силах пошевелиться, пока вокруг все вставали и аплодировали. В голове крутилась одна мысль:

«Что он сейчас чувствует…?»

За кулисами раздавались смех и поздравления.

— Супер, ребята!

— Вы такие умнички!

— Поздравляем!!!

Казума стоял, прислонившись к стене, всё ещё в маске Призрака. Только берет был зажат в руке, словно спасательный круг.

— Эй, — раздался голос Азуми. — Ты как?

— Нормально, — он попытался улыбнуться. — Кажется, начинаю понимать, почему Призрак так любил своё подземелье.

Где-то в глубине сцены мелькнуло платье Мияко, в другом конце Харука о чём-то тихо говорила с Кенджи, а у выхода стояла Рин, делая вид, что очень занята своими записями.

«И почему настоящая жизнь может быть сложнее театральной?»

После спектакля в гримёрке царила атмосфера эйфории и усталости. Кто-то обнимался, были и те, кто плакал от счастья, а кто-то просто сидел, пытаясь осознать, что всё закончилось.

Казума стоял перед зеркалом, медленно снимая грим. Каждое движение давалось с трудом — казалось, что роль Призрака впиталась в кожу, пропитала каждую клеточку тела.

— Великолепная игра! — староста влетела в гримёрку как ураган. — Весь зал плакал! Даже учителя! Представляете⁈

«Рин тоже…?» — подумал Казума и оборвал эту мысль. Нет. Никаких больше несбыточных надежд.

Кенджи наблюдал за Харукой, которая сидела в углу, всё ещё в костюме Кристины. Что-то изменилось. Он не мог точно сказать что, но чувствовал — после этого спектакля всё будет иначе.

— Знаешь, — сказал он, подходя к Казуме. — А ты реально крут.

— Ты тоже, — кивнул тот в ответ.

Мияко стояла в дверях гримёрки, наблюдая эту сцену. Хотела что-то сказать. В этот момент мимо прошла Харука, бросив быстрый взгляд на Казуму. Мияко перехватила этот взгляд и её улыбка стала чуть печальней.

— Эй, Ямагути! — Азуми плюхнулась рядом с ним. — А ты не думал податься в профессиональные актёры? С твоим талантом изображать страдающих героев мильёны загребать будешь!

— Заткнись, — беззлобно огрызнулся он. — Лучше помоги отклеить чёртов грим. Кажется, он намертво прилип.

— Как и маска Призрака к твоей душе? — она подмигнула.

Казума замер:

— Не понял.

— Да ничего особенного, — Азуми невинно улыбнулась. — Просто иногда роли, которые мы играем, оказываются ближе к правде, чем нам хотелось бы…

Я наконец вырвался из этого безумия, тихо прикрыв за собой дверь гримёрки. И смылся точь Саске из деревни. Серьёзно, там творилось что-то среднее между празднованием победы в спортивном аниме и групповой истерикой в сёдзе-манге.

Теперь знаю, каково быть главным героем романтической драмы. Спойлер: это отстой!

Мой план побега был прост: пока все обсуждают спектакль, восторгаются игрой и делают селфи в костюмах, я, скромный представитель клана теневых хикки, незаметно испарюсь. Прямо как мои социальные навыки во время публичных выступлений.

Берет всё ещё был при мне — мой верный товарищ в этой театральной авантюре. Интересно, если бы в оригинальном «Призраке Оперы» главный герой носил его, история закончилась бы иначе?

«Прости, дружище, — мысленно обратился я к настоящему Призраку, — что испортил твой образ этим аксессуаром. Но согласись, в берете даже подземелья парижской оперы выглядят не так мрачно.»

Я практически добрался до выхода, когда услышал восторженные голоса приближающейся толпы. Молниеносным движением, достойным героя экшн-аниме, нырнул за колонну. Настоящую колонну, не мою картонную — им сегодня и так досталось.