Позади раздалось её едва слышное бормотание:

— Какой страшный…

"Ну спасибо, — хмыкнул я про себя. — Хоть кто-то честно озвучил то, что у всех на уме.

Я устроился на скамейке во дворе. Якисоба пахла просто божественно — удивительно, как школьный буфет умудряется делать такую вкусную еду.

— Здоров, Казума.

Я поднял глаза — передо мной стоял Кенджи. Без своей обычной свиты и самодовольной ухмылки.

— Здоров.

— Слушай, мы с парнями сегодня в караоке собираемся. Пятница всё-таки. Ты как, есть интерес?

Я посмотрел на него спокойным взглядом:

— Уверен, что тебе будет комфортно?

— Не пойми неправильно, — он потёр затылок. — Я не набиваюсь в дружбаны. Просто… как мужик ты — нормальный чел. И не растрепал о вчерашнем «разговоре». Так что, может, мы и не станем друзьями, но враждовать тоже смысла нет.

— Знаешь, Кенджи, — я усмехнулся, — а ты не такой говнюк, каким кажешься.

Он улыбнулся:

— Да ты тоже.

Мы обменялись понимающими ухмылками — такими, какими обмениваются парни, когда между ними устанавливается что-то вроде уважения.

— Ну так что, караоке?

— Спасибо за приглашение, но сегодня не смогу. У меня встреча.

«С больной учительницей и пакетом фруктов,» — добавил я мысленно.

— Тогда давай обменяемся номерами, — он достал телефон. — Мы и завтра гуляем.

Я кивнул, и после обмена контактами Кенджи ушёл, оставив меня наедине с якисобой и мыслями о предстоящем визите к Рин-сенсей.

«Караоке, значит… — я доедал якисобу, глядя в небо. — С моим-то голосом мне туда вход заказан. Помню, как в средней школе пытался спеть на фестивале — даже кошки разбежались. Да и вообще, какие тусовки? Я же типичный хикки, моё место за компом, а не в толпе поющих тусовщиков.»

Хотя Кенджи реально удивил. Теперь я даже начал понимать, почему девчонки перед ним штабелями укладываются — есть в нём какая-то харизма, что ли? Чёрт, даже на меня подействовало. Хотя это, наверное, просто усталость и недосып.

Вернувшись в класс, я плюхнулся за парту и потянул ящик стола, чтобы достать учебник. И конечно же — ещё одна записка.

— Это уже переходит все границы, — пробормотал я, и пальцы сами развернули бумажку. — Переходит границы моей сдержанности…

«Ямагути-кун. Ты ведь не влюблён в Харуку, правда? Всё это было просто представлением? Знаешь, я давно хотела тебе сказать… Встретимся после уроков за спортзалом? П. С. Если не придёшь, я буду писать тебе записки до конца года.»

Великолепно. Теперь у меня есть шантажист-сталкер. Прямо как в той манге про школьную жизнь. Одно радует — почерк хоть девчачий.

«Даже забавно, — я скомкал записку. — Кто вообще способен писать записки целый год? Максимум день-два, и этот анонимный почтальон найдёт себе новое развлечение.»

И откинулся на спинку стула. Встреча за спортзалом? Нет уж. У меня и так голова пухнет от всех этих школьных драм, а тут ещё какие-то тайные свидания.

К тому же. Я барабанил пальцами по парте. Если приду, то только подтвержу, что не люблю Харуку. И понеслась — новые слухи, новые сплетни. А потом опять всё вернётся к тому, что мы типа тайная парочка. Хотя она встречается с Кенджи! Так что точно нет. Пусть я буду просто одним из многочисленных фанатов нашей принцессы — и то с натяжкой, чем меня припишут в её любовный треугольник. Да и вообще, у меня есть дела поважнее — навестить Рин-сенсей.

Я подпёр подбородок рукой и уставился на учителя, который что-то бубнил у доски. Осталось пережить несколько уроков. Всего-то.

Интересно, а какие фрукты Рин любит?

Оставшиеся уроки тянулись как резиновая жвачка. Учителя что-то говорили, но их голоса сливались в какой-то монотонный гул. Я пытался сосредоточиться на английском, но все иностранные слова в моей голове превращались в «яблоки-апельсины-виноград». На химии чуть не взорвал пробирку — задумался о том, любит ли Рин-сенсей клубнику, и перепутал реактивы. Азуми, которая была моей парой в лабораторной, только глаза закатила и молча поменяла пробирки местами. Литература была особенно мучительной. Проходили какую-то романтическую поэму эпохи Мэйдзи, и все эти «томные вздохи» и «нежные взгляды» совсем не помогали моему состоянию. Я даже начал рисовать в тетради схему «Идеальная фруктовая корзина для больного учителя», но быстро одёрнул себя. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь увидел эти художества — репутации конец.

К последнему уроку — японскому языку — уже практически выучил наизусть расписание всех фруктовых магазинов в округе. Кто бы мог подумать, что выбор фруктов может быть таким сложным делом?

Когда прозвенел последний звонок, я рванул к выходу со скоростью героя, получившего бафф.

— БОЛЬНОЙ! — крикнула вслед Азуми.

Харука проводила меня каким-то нечитаемым взглядом, а Юкино только покачала головой с выражением «вот придурок».

— Фрукты-фрукты-фрукты, — я решительно зашагал в сторону магазина. — Рин-сенсей наверняка любит что-нибудь экзотическое. Может, манго?

Я накупил целую корзину — яблоки, апельсины, виноград и манго. И почему-то клубнику, хотя она была неприлично дорогой для этого сезона. Кошелёк заметно похудел, но оно того стоило. Настроение было на удивление хорошим — может потому что делаю что-то приятное для той, в которую влюблён?

Дойдя до квартиры Рин-сенсей, замер перед дверью. Сердце колотилось как бешеное.

Так, спокойно, Казума. Ты просто заботливый ученик, который пришёл проведать больного учителя. Ничего такого.

Тук-тук

Тишина.

Я подождал пару минут. Затем снова постучал.

Тук-тук-тук

И опять тишина.

Через десять минут я постучал в последний раз.

Наверное, спит. Надеюсь, не разбудил её своим стуком.

Я аккуратно повесил пакет с фруктами на дверную ручку и начал спускаться по лестнице. На втором этаже остановился у окна — и застыл.

Внизу, на парковке, стояла Рин-сенсей. В джинсах и свитере она выглядела совсем по-другому. Моложе. Красивее. И какой-то холёный тип в дорогом пальто прижимал её к себе.

Время остановилось. Я слышал, как секунды падают куда-то в пустоту, разбиваясь о бетонный пол парковки. В манге часто рисуют такие моменты — когда у героя будто выбивают почву из-под ног, и весь мир становится чёрно-белым, как старая фотография. Всегда думал, что это преувеличение. Тупой художественный приём.

Как же я ошибался.

Я стоял, вцепившись в перила, и смотрел, как этот… этот хлыщ в пальто ценой с мою годовую стипендию обнимает Рин. МОЮ Рин-сенсей. А она… она улыбается. Той самой улыбкой, которую я видел только на уроках биологии. Которую считал особенной. Своей.

Какой же я идиот.

«Конечно, Казума, — горькая мысль обожгла разум, будто кислотой. — Конечно, у неё есть кто-то. Взрослый. Успешный. Тот, кто может подарить ей не пакет с дурацкими фруктами, а целый мир.»

Что-то сжалось в груди — так сильно, что стало трудно дышать. Будто кто-то взял и выкачал весь воздух из лёгких. Из всего мира.

Надо же. Я действительно изменился. Стал мягче. Слабее. Тот Казума из средней школы сейчас бы спустился вниз и… Что? Врезал бы этому типу? Устроил сцену? Признался Рин в своих чувствах прямо там, на парковке?

Я медленно разжал пальцы, побелевшие от напряжения. Нет. Тот Казума остался в прошлом. А нынешний…

Нынешний просто развернётся и уйдёт. Повзрослел. Понял, что иногда это единственное, что ты можешь сделать — уйти, унося с собой осколки своего разбитого сердца…

Я сидел на качелях в парке. Уже стемнело — как снаружи, так и внутри меня. Просто пялился в одну точку, даже не понимая, на что именно смотрю. Хотелось разреветься, как какая-нибудь героиня сёдзё-манги, но глаза оставались сухими. Слёзы закончились ещё в младшей школе, когда понял, что никому нахрен не сдался.Может, это и к лучшему? Может, хорошо, что я не успел влюбиться в неё по-настоящему? Полностью. Без остатка. Не успел сходить в тот чёртов планетарий, не успел…