- А имя и фамилию для запроса в сеть ты в моих мыслях вычитал? – усмехнулся офицер-Хс.
- Да не делал я запроса! У меня и не на чем было! Ну вы же помните, господин капитан?!
- А кто делал? Твоя сестра? Твоя тетушка?
- Вы с ума сошли?
Полковник Штааль – какая у него фамилия странная, - почти и не смотрел на Сонера, больше ковырялся в своем планшете. Только иногда бросал быстрые взгляды и вновь принимался водить по экрану. Потом поднял голову, прищурился, словно примерился к Сонеру – кивнул и опять опустил глаза.
Считал. Наверняка. Считал и обработал.
Сонер толком не представлял, что у него было написано на лице, когда Хамади упоминал его сестру, но сама Ширин говорила, что по лицу брата можно читать как в азбуке. Как там… взгляд влево и вниз – контроль речи, вправо по горизонтали – аудиальное конструирование, то есть вранье? Или наоборот? Надо было все-таки научиться имитировать нужные реакции.
Он считал, что это можно потом, вместе с мимикой, когда повзрослеет, когда лицо устоится, а то переучивайся три раза...
Вообще поздно вспомнил. Они столько вопросов поназадавали в начале разговора, наверняка каждый второй – калибровка глазодвигательных рефлексов. Вот сидит этот белобрысый – нет, он не друз и не левантиец, - и обсчитывает каждое движение каждой мышцы.
- А кто у вас китайские журналы в семье читает? - подняв глаза от планшета, спросил европеец, будто на какую-то раздражающую мелочь налетел.
- Я... - растерянно сказал Сонер. Это еще к чему? И куда там нужно глаза скосить, чтоб вранье считали правдой?.. Он даже пятьсот основных иероглифов не выучил, не нравился ему китайский.
- "Медведица", значит, барахло? - вступил Хамади.
Откуда?.. Как? Это было в магазине, но камеры не могли... Он вспомнил картинку, всю, объемом. Камеры никак не могли. Продавец отошел. Как?.. Да аль-Сольх же! Он там был, рядом стоял – значит, это он им сказал?
- Отстаньте от меня! – вскочил Сонер. – Отстаньте! Я позову охрану! Приходите с ордером, а я сообщу отцу!
- Да хоть сейчас, - капитан напоказ рассмеялся. – Жаль огорчать человека тем, что у него наследник трус и врет, как девчонка… но придется.
- Отстаньте от меня! Это не я наследник, это все Ширин! Ее и спрашивайте, зачем она что делала!
- Спасибо, - кивнул европеец. - Вы нам очень помогли. Вы свободны.
«Я хочу напомнить вам всем об одном случае, анекдотическом, но характерном. За несколько лет до того, как все началось всерьез, между Саудовской Аравией и Эмиратами случился мелкий конфликт вокруг фольклорного фестиваля в Эр-Рияде. Сначала саудовский Мутавиин, шариатская эта их гвардия, пыталась силой заставить делегацию ОАЭ прервать танцевальный номер, который показался «немусульманским». Тут их не поняли не только жители эмиратов, но и собственная национальная гвардия саудитов, еще не расставшаяся со здравым смыслом, так что драка произошла не между танцорами и Мутавиин, а между двумя группами силовиков. Конечно шариатская гвардия этого так не оставила и при первом же случае вломилась в эмиратский шатер, где по их данным – стукнул кто-то – находилась незарегистрированная женщина-художница. Ужас и попрание нравственности полное. Художницу они выставили, но этим не ограничились, а прихватили еще трех мужчин из делегации – те были, видите ли, «слишком красивыми» и могли ввести посетительниц фестиваля в грех соблазна. Депортировали, конечно, всех.
Излишняя бдительность и ведомственные склоки? Я видел людей в моем родном городе, в Измире, в Турции – и это были не сумасшедшие – которые с пеной у рта отстаивали правильность этого решения с точки зрения религии и нравственности. Я видел других – и они тоже не были сумасшедшими – они считали, что Мутавиин нарушил дипломатический протокол, но в целом подход у них верный.
Тринадцатый год. Война уже переступила через порог, а о чем думали саудовские блюстители и их единомышленники – о том, чтобы их женщины случайно не узнали, что в мире есть красивые молодые мужчины... а то узнают и тут же бросят их, дураков.
Теперь, в регионе стало с глупостью похуже, а с нравственностью получше – потому что больше никакой дурак не запретит нашим сестрам и дочерям учиться, где они хотят, работать, где они хотят – и смотреть, на кого они хотят. Но случай этот нужно помнить. И каждый раз, когда кто-нибудь хочет что-нибудь ограничить, спрашивать себя – а зачем? Дает ли это людям безопасность, спокойствие, уверенность в том, что их достоинство будет ограждено? Или это опять дураки, подстрекаемые негодяями, хотят вернуть себе право депортировать «слишком красивых»?
Выступление Эмирхана Алтына на заседании, посвященном полномочиям полиции нравов.
Амар Хамади, следователь на выезде
В обращении с дипломатически неприкосновенными несовершеннолетними девушками есть свои сложности. Часть из них решается присутствием двух сотрудниц гостиницы, непременно членов Союза жен и матерей: для охраны нравственности. Вызвать сотрудника посольства, инспектора по делам несовершеннолетних и адвоката тоже можно. Все это – простые процедурные вопросы, хотя Амар мог бы и забыть, и вышел бы потом скандал, разумеется. Штааль даже не напоминал, сам всех вызвал.
Другое дело – сам разговор с несовершеннолетней и неприкосновенной. На ее неприкосновенность так и хотелось покуситься, но желание было предельно далеким от сексуального. Теперь капитан смотрел на гурию совсем другими глазами, и хотя в ней ровным счетом ничего не изменилось – разве что платье другое, но не менее складчатое и скромное – она ему была омерзительна. Как многоножка, наверное. Ничего вроде бы такого нет, а вот рефлекторно хочется раздавить, желание это просто чешется внутри, и пока не раздавишь, не пройдет.
- Да, это я по распоряжению моего отца обеспечивала нашу информационную безопасность в данной гостинице. Да, я запрашивала сведения об офицере аль-Сольхе. По лицу господина капитана Хамади я догадалась, что речь идет о его знакомом, родственнике или коллеге, и просмотрела открытые ресурсы аль-джайш аш-шааби, узнала его на групповом снимке победителей спортивного состязания и запросила более подробные сведения. Да, через анонимизатор, он у меня свой, сама писала. Это противозаконно?
Шаль на плечи она больше не натягивала, волосы не теребила и за солнечные очки не пряталась. Очки – очень хорошая модель визора, - лежали на столе, сама Ширин Усмани стояла перед столом, сотрудницы сидели по бокам. Никаких больше кокетливых улыбок, трепетных девичьих жестов и широко распахнутых глаз. Вдруг стало заметно, что лицо у нее очень странное. Красивое, традиционно красивое – нежный овал, большие глаза, пухлые губы, точеный нос с горбинкой… и вся эта мягкая юная плоть словно натянута на железную маску робота. Девочка-андроид. Аналитик и системщик господина Афрасиаба Усмани.
Поведение мальчика стало не простительней, но понятней. Плохо подростку числиться наследником и знать, что никогда не сможешь этим наследником быть. Даже если отец умрет, даже если кланяться все будут тебе, все равно настоящей останется эта металлическая сколопендра. Не превзойти, не обойти, не закрыть глаза. Не списать даже на то, что она женщина, потому что какая же это женщина?
- Нет, в этом нет ничего противозаконного, - кивает Штааль. - В разнообразном кибернетическом вредительстве и варварстве - есть, но тут и у вашего семейства найдется на что пожаловаться.
А вот начальство смотрит на девицу как бесприютный странник на цветущий Гюлистан. Сейчас все бросит и возьмет в дом второй женой.
Ему пока не дадут, наверное – даже если он завтра Вождю на блюде убийц Тахира принесет. Все-таки разница в положении принципиальная. Тем более второй женой… но похоже, что у шефа к Ширин Усмани какое-то отнюдь не следовательское чувство. Даже порозовел слегка и улыбается вполне явным образом. Извращенец, право слово… а супруга у него такая на диво уютная, обычная и милая.