— Вы могли бы сделать ещё одну фотографию? Такую, как я хочу?

— Конечно, милая. Ты самая красивая невеста, что я бы с удовольствием, если ты разрешишь, включил твою фотографию в состав работ на своей выставке.

— Договорились, — кивнула Тис. — Разрешаю вам выбрать самому, на свой художественный вкус.

Тис села на пол и поджала ноги, оказавшись в центре белоснежного, как будто кипящего вокруг, вороха ажурной ткани. Бросила перед собой букет невесты из нежно-кремовых и белых роз, сжала в руках, прижатых к груди, фату, невесомую, как и платье, сотканную из нежнейшего кружева, улыбаясь, открыто посмотрела в камеру. Фотограф растерянно поморгал и засуетился. Поправив свет, сделал несколько кадров. Его дыхание было сбивчивым, он ошарашено смотрел на Тис, понимая, что это одна из лучших работ в его жизни.

— В одной этой фотографии уместилась целая история. Настоящий шедевр, милая. Ты прекрасна и эта работа достойна самой престижной выставки и высокой оценки. Я назову её просто «Невеста». Иногда люди приходят на выставку из-за одной или нескольких работ, которые им запали в душу. Так вот этот снимок станет центром моей выставки. Спасибо тебе девочка за твои неподдельные эмоции.

Договорившись по поводу альбома и отдельно той самой последней фотографии, которая будет оформлена для Тис в рамку, они расстались. Уже через час, переодевшись в джинсы и толстовку, девушка вышла на конечной остановке маршрутки. Здесь кончался частный сектор, а дальше шли поля, за которыми начинались дачные общества. Отойдя подальше, чтобы её не было видно людям с остановки, Тис вытряхнула из пакета на землю своё свадебное платье. Облила жидкостью для розжига и бросила поверх дорогущей тряпки полыхающий коробок спичек. Пламя вспыхнуло мгновенно, превратившись в яркий костёр, пожирающий тонкое кружево и облизывающий алыми языками плотный лиф, когда-то дорогого наряда, быстро расправляясь с изящной шнуровкой. Тис всё это снимала на камеру телефона, как будто записывала очередную историю своей жизни. Дождавшись, когда на земле остался лишь чёрный круг из пепла и несгоревших составляющих, вздохнула и, не оборачиваясь, пошла назад на маршрутку.

Стоя на остановке, Тис не обращала внимания на людей. Втянув голову в плечи и внутренне сжавшись в комок, отгородилась от всех маской безразличия, поэтому не сразу почувствовала, как кто-то несколько раз подёргал её за рукав. Этот кто-то оказался очень настырным и никак не хотел отставать. Наконец вынырнув из своих невесёлых мыслей в реальность, Тис увидела перед собой низенькую старушку в беленьком в цветочек платочке и вопросительно посмотрела на неё.

— Деточка, ты не отчаивайся. И не надумай ничего плохого.

— Бабушка, вы о чём?

— Вижу тяжело тебе очень. Душа слезами обливается. Только не одна ты теперь. Нельзя тебе горевать. Радоваться надо.

— Чему же радоваться, бабушка? Тому, что предали? Я ведь уже проходила всё это. Неужели кто-то там на верху посчитал, что мне тогда было мало боли? Всё повторилось.

— Всё да не всё, милая. Дитё у тебя теперь, поэтому думай о нём. Ты же просила Бога. Он и услышал тебя.

— А любовь отобрал. Вот такой обмен, бабушка.

— Испытывает тебя, Боженька наш. Испытывает, милая.

— Почему? За что?

— А как же. Ты дитё у него просила, когда рядом был красивый, сильный и богатый. А теперь ты одна. Вот и хочет понять, Боженька, нужно ли тебе дитё или это каприз был. Откажешься ли или примешь, как дар. Будешь ли благодарить.

— Это и вправду дар, бабушка. Ни у него, ни у меня не должно было быть детей. А всё обернулось совсем по-другому.

— Вот и я об этом. Благодари. Сохрани этот дар. Поверь мне, ты ещё гордиться будешь своим сыном. А дальше видно будет, может и любовь встретишь, настоящую.

Подошёл автобус. Бабушка вдруг вытащила из своей авоськи деревянные чётки и всунула их в руку Тис.

— Тебе от меня. Если худо будет, держи их в руках. Они согреют твою душу и беду отведут, мысли плохие усмирят и от врагов защитят. Благослови Бог тебя, милая, и дитё твоё ещё нерождённое.

Оторопело Тис разглядывала совсем новенькие чётки, с деревянным крестиком и кисточкой из шёлковых нитей на его конце. А когда подняла голову, бабушка, усевшись на переднее сиденье в автобусе, помахала ей рукой.

— Спасибо, — прошептала Тис и подняла руку в ответ.

В душе что-то изменилось. Оставив горстку пепла вместо великой любви на пустыре, Тис возвращалась в свою жизнь. Жизнь, в которой не было Амирхана, не было ни веры на его возвращение, ни надежды, ни планов. Она снова вернулась на несколько лет назад, когда так же растерянно пыталась ответить на вопрос «почему?». Почему её снова предали? Но теперь она была не одна. Спрятав боль, зажав в кулаке чувства вместе с подаренными чётками, подняла голову и стала просто жить. Как посоветовала незнакомая старушка, помнила про полученный дар и всеми силами старалась сберечь его, каждый вечер шепча:

— Спасибо, что ты есть.

Постепенно, хоть далеко не сразу, но Тис на самом деле стала замечать, что жизнь продолжается. Седой отвлекал её от тяжёлых мыслей и не позволял копаться в прошлом и в себе, оценивать свои когда-то сказанные слова и поступки. Парни всё также не давали скучать, втягивая в свои споры и свою жизнь, вытаскивая на пикники и посиделки у кого-нибудь на даче. Последним рубежом стало событие, когда Тис впервые ощутила жизнь в своём животе, тогда она уверенно и бесповоротно отсекла прошлое и, связанное с Амирханом, великое чувство чистой и безответной любви. Однажды утром, лёжа в постели почувствовала, толчок, потом ещё один, а потом и посильнее. Ахнув, схватилась невольно за живот, а поняв, что происходит, улыбнулась, прислушиваясь к тому маленькому чуду, которое только что отчётливо заявило права на свою жизнь, пока ещё робко постучавшись в новый мир.

— Я люблю тебя, кроха. Всё сделаю, чтобы ты был счастлив. Правильно говорят, что мужики приходят и уходят, а дети — это продолжение, будущее, которое намного важнее. Всё равно уже ничего не изменишь. Седой прав, он сделал свой выбор и нужно признать, что это его право, мы с тобой не вписались в его жизнь.

С этого момента Тис больше никогда даже в своих мыслях не называла мужчину, которого когда-то любила и который был отцом её ребёнка по имени, осталось лишь местоимение «ОН».

В жизнь постепенно возвращались краски. Чтобы заполнить день и не впадать в болезненные воспоминания Тис погрузилась в работу, проверяя все отчёты по комбинату, занимаясь переводами, а параллельно глубже изучая бизнес, который перевёл на неё Павел Ильич. Благодаря собственным стараниям и обучению в военной школе она хорошо владела четырьмя языками, поэтому заказы на переводы росли с геометрической прогрессией. Рекомендации и отзывы давали результат, работала она быстро и качественно, и не было никаких нареканий. Иногда Тис проводила за компьютером всю ночь. Только Седой становился всё мрачнее и мрачнее. Бывая у неё, он подолгу смотрел на работающую Тис и хмурился. В один прекрасный день всё же не выдержал и, стараясь не орать, потребовал, чтобы она перестала себя изводить и перешла на щадящий режим. Поймав не понимающий и обиженный взгляд, он устало протёр лицо, успокаиваясь:

— Пойми, девочка, нужно закрыть прошлое в прошлом. Я тебе уже говорил, не зарываться от него в работе. Ты сильная, никогда не сдавалась, вспомни из каких передряг ты выходила со своими парнями. Напомню, что выходила победителем. Вот и сейчас мы рядом с тобой, ты не одна и ты всё преодолеешь. Денег у тебя и так достаточно даже с арабских счетов ничего не берёшь, но загружаешь себя работой так, что света белого не видишь. Если не бросишь эти переводы, обещаю, пожалуюсь Павлу, вот он тебе тогда задаст трёпку. Увезёт к себе в коттедж и будет контролировать каждый шаг, об интернете будешь только мечтать. Это моё последнее предупреждение, Тис.

Тис, сдерживая слёзы, обняла того, кого считала своим отцом. Того кто заменил его и всегда был рядом. Ругал и хвалил, но никогда не отворачивался, потому что был настоящим отцом, несмотря на отсутствие между ними кровного родства.