— Вы ошибаетесь. Мне не было нужды договариваться об аборте. Я не беременна.

— Вот это мы и обсудим в участке. Напишите объяснительную, зафиксируем ваши показания и будете свободны. Мы же, ещё раз напомню вам, цивилизованные люди и никогда не задерживаем невиновных, просто нужно разобраться в ситуации и выяснить факты. А вы нам в этом поможете.

Тис была неприятно удивлена, когда её сразу привезли вместо полицейского участка в женскую тюрьму. Теперь она смотрела на ситуацию совсем по-другому, уже чувствуя, что всё далеко не случайно и не так просто, как вещал полицейский при задержании. Никто не снимал никаких показаний, не составлял протоколов. Несколько часов она провела в абсолютно пустой комнате, без единого предмета мебели и без окон. Когда Тис сидела на полу, разглядывая противоположную стену, вошла грузная женщина в форме и скомандовала:

— На выход.

Проведя жёсткий и унизительный досмотр, заставив раздеться догола, и только после этого, забрав все личные вещи и выдав тюремную робу, Тис отвели в камеру. Девушка долго стояла, облокотившись на железные прутья, отделяющие камеру от общего коридора. Женщины, которых она насчитала восемь человек, мирно спали. За воротами тюрьмы была глубокая ночь. Выдержка у Тис всегда была отменная, и сейчас она трезво размышляла над тем, что же произошло. Всё складывалось далеко не случайно, подтверждая выводы, к которым она пришла ранее. Всё началось с отказа начальника охраны сопровождать её в поездке, а потом уже поведение Фирюзы, и служанки, и исчезнувшие вовремя охранники, но вот только с Амирханом картинка не складывалась. Девушка никак не могла разобраться до конца, специально он уехал или всё произошло без его ведома. Больше всего смущало то обстоятельство, что Амирхан хоть и обещал, но так и не отдал ей телефон, не оставил и своего номера, чтобы можно было в случае чего ему позвонить.

Тихонько, чтобы никого не разбудить, девушка застелила свободную кровать на втором ярусе и легла. Сна не было, адреналин в крови зашкаливал. Тис анализировала всё, что произошло, припоминая малейшие подробности последних дней. Вспоминала коридоры и расположение помещений, пыталась понять, можно ли отсюда выбираться. Где-то в душе, не подпитанная реальными фактами, теплилась надежда, что Амирхан вернётся через три дня и вытащит её отсюда. Не понятным оставался вопрос, как он поймёт, где она и что искать нужно в тюрьме. Сбежать отсюда просто так не получится. Просчитав все возможные варианты, Тис понимала, что сейчас нужно запастись терпеньем и ждать, ждать Амирхана, ждать удобного случая, ждать, что всё выяснится и её просто отпустят. «Мы всегда бываем умными апосля», — вздохнула Тис, — «Нужно было тогда на рынке уходить со своими, в я, дура, захотела красиво расстаться с Амирханом».

Весь следующий день лежала и наблюдала за всем, что происходит в камере, спускалась лишь когда приносили еду. Еда, конечно, была странной, такое чувство, что её готовили не для людей, пресная каша, тянущаяся за пальцами, как сопли. Но Тис прошла хорошую школу, её пять лет учили выживать в любых условиях, поэтому могла спокойно есть даже то, что другие бы в принципе не смогли проглотить. Она съедала всё, при том, что есть приходилось руками. Ни ложек, ни вилок к подносу с едой, на котором вместо тарелок были выдавлены углубления для еды, не прилагалось. Но это не останавливало, прекрасно знала, что еда — это силы, а силы — это возможность вылезти из этого дерьма.

Как и она, так и за ней с любопытством наблюдали. К вечеру всё же познакомилась с женщинами, с которыми делила камеру. Все они были достаточно молоды и все, кроме одной были иностранками. Единственная местная девчонка, напуганная до полусмерти. Мадина, как узнала Тис попала в тюрьму из-за своего отца. Он решил проучить девчонку, за то, что якобы своровала у его второй жены драгоценности. Тис внимательно выслушала историю и сразу же поняла в какие грязные игры играют родственнички этой девчонки. Как могла успокоила, вселив надежду, что отец её обязательно заберёт, что не оставит здесь на долго. Словно почувствовав защиту и родственную душу, Мадина больше ни на шаг не отходила от девушки, даже когда та занималась тренировками, пробовала повторять за ней или тихо сидела рядом. Тренировалась Тис по нескольку часов в день, она делала это и в доме Амирхана пока днями сидела одна.

Медленно и мучительно прошла неделя. Тис понимала, что Амирхан давно вернулся, но ни как не понимала, почему до сих пор была здесь. Её не вызывали на допросы, к ней вообще никто не приходил, будто все враз забыли о её существовании.

Когда за толстыми железными прутьями очередной раз появилась женщин в форме, Тис с надеждой ждала, что она скажет. Но та с ехидной улыбочкой предупредила Мадину, что утром, её ждёт освобождение, родственники забрали заявление. Тис стояла, уткнувшись лбом в свою полку. Надежда снова разбилась в дребезги. Если бы она могла плакать она бы уже заливалась слезами, но чувство, что её в очередной раз предали почему-то намертво замораживало кровь и эмоции. Мадина подошла и первый раз за всё время, обняв со спины, прижалась к Тис всем телом. Тис замерла.

— Мадина, что с тобой? Ты должна радоваться, прыгать от счастья, что всё наконец-то закончилось. Скоро будешь дома.

— Я радуюсь. Но знаешь, моя душа почему-то плачет. Я бы очень хотела помочь тебе. Скажи, что я могу сделать для тебя, когда выйду от сюда? Может быть кому-то сообщить о тебе или попросить у кого-то помощи? Я, конечно, трусиха и сама всего боюсь, но я всё сделаю, что ты скажешь.

Тис долго молчала, обдумывая, стоит ли впутывать в свою историю совсем молоденькую девчонку, но потом всё же решила, что нужно попытаться воспользоваться этим шансом. Попросила девушку съездить к Амирхану и встретиться с ним, рассказать про то, что она в тюрьме, чтобы он знал, где её искать. Утром, когда за Мадиной пришли, та заплакала. Когда Тис обняла её, она прошептала, что обязательно всё сделает, чтобы помочь.

Девчонки в камере трепались не умолкая. Тренируясь, Тис слушала их рассказы о жизни и, не подавая вида, жалела. Почти всем им светили реальны сроки. Через день неожиданно пришли за Тис. Она уже решила, что Мадина рассказала всё Амирхану и это он добился свидания, но её ждало настоящее разочарование. Тот же мужчина в штатском, что и арестовывал её, зачитал обвинение и потребовал подписать добровольное признание, уже кем-то заранее написанное от руки, но что было удивительно, её почерком. «Ничего себе. Оказывается всё очень серьёзно. Куда же я вляпалась?». Она распрямила плечи и с вызовом посмотрела на мужика:

— А где же соблюдение закона? Какое признание? Я не бе-ре-мен-на. Понятно изъясняюсь?

Тис была в ярости и когда заявила, что никогда не признает себя виновной и ничего не подпишет, её отправили на медицинскую комиссию на освидетельствование. Теперь уже Тис не сомневалась, что всё что с ней происходит — это хорошо срежиссированный спектакль. С ней не церемонились, снова заставив полностью раздеться, и почти швырнули на гинекологическое кресло. Все манипуляции были очень жёсткими и болезненными. Тис молча терпела, сжав зубы и, не глядя в глаза врачихе. Та, ехидно скривив свои толстые губы, громко поцокала языком и осуждающе покачала головой:

— Я бы тебе не советовала врать. Тебе сказали, что ты беременна, значит ты беременна.

Комиссия больше не стала разбираться и вопреки фактам, дала утвердительное заключение о том, что Тис беременна. После чего, вернули обратно в комнату, где её ждал тот же мужик в штатском, как его называла Тис. Он зачитал, что её виза аннулирована, и что самое главное она не замужем, что ещё больше ухудшает её и так незавидное положение Через несколько минут, которые прошли в полной тишине, в комнату вошёл низкий коренастый араб. Ему, как решила Тис, было около пятидесяти или чуть больше, грузный и неуклюжий он тяжело сел на стул и смерил её злым взглядом.

— Если хочешь выйти отсюда, то я единственный смогу тебе в этом помочь. Согласишься пойти со мной и будешь почти свободна, единственное, что будет твоей обязанностью — это обслуживать меня, когда позову и доставлять мне удовольствие без возражений и соплей, так как захочу. Думаю, для тебя это будет не сложно ты уже достаточно взрослая и понятливая девочка.