Синекожий работает все так же, у него неимоверное количество энергии духа, он мощнейший телекинетик из живущих, но, как и у остальных магов стихий, талант развит однобоко и работает предсказуемо. На случай, если что-то пойдет не так, у него припрятан отравленный стилет.

Человек-ящер Заур по-прежнему бьет ледяными дисками. Не пиками, не стрелами и не глыбами — именно дисками. Если присмотреться, то заметно, что его руки — не вполне руки. Одежда скрывает острые шипы, больше напоминающие костяные ножи, тянущиеся по их внешней поверхности.

Остальные не проявились, но Владыка уверен, что и их тактика неизменна. Змеюка Беннаос орудует энергетическими плетьми-лезвиями, умеет бить фаерами, нанося наибольший урон из всей пятерки. Вот только восстанавливаться ей долго…

— Говори, Владыка. — Беннаос больше других похожа на человека, пока не откроет рот — она скорее шипит, чем говорит, язык у нее змеиный, раздвоенный, и вертикальные зрачки.

Гелиодор занимает стол, брезгливо отодвигаясь от края, где лежали ноги магички. Он ненавидит змей, ему мерещатся там чешуйки.

— Заказываю вам человека. Маг. Обладает силой неясной природы. Непредсказуемо опасен. Плачу артефактами игла миров, лекарь, рассеиватель. Обязательное условия: он должен быть живым и по возможности невредимым.

Гелиодор активирует артефакт, и появляется голограмма беглеца, которую оставили легионеры — почти как настоящий, но в три раза меньше. Охотники как по команде шагают к столу, впиваются взглядами в голограмму.

— Имя. Какова природа его силы? — уточняет Оддагард, такой заросший, что борода срастается с бровями, на лице виден только скошенный лоб и пористый носище.

— Зовут Николас. Им интересуются легионеры. — Гелиодор кивает на Спираль, видную из окна. — Они не вдавались в подробности.

— Куда вдавались? — бурчит Оддагард, и Гелиодор с трудом сдерживается, чтоб не скривиться от презрения к их невежеству. Хорошо, что пока говорит главный, хоть остальные молчат.

Человекоящер Заур, мечущий ледяные диски, похоже, вообще немой, он и в прошлый раз не издал ни звука.

— Пятьдесят золотых сейчас, артефакты потом, и по рукам, — озвучивает свою цену Оддагард.

— По дессять на кашшдого, — шипит Беннаос, облизывая тонкие губы синеватым раздвоенным языком.

— И десять младенцев, — сочным басом добавляет мускулистая Р'гунта, маг земли, самая неубиваемая из них. — Люблю есть их мозги! — Она оскаливает коричневые кривые зубы каждый размером с пол-лопаты, не дождавшись реакции на шутку, гогочет сама, подходит к подносу с фруктами и, чавкая и обливаясь соком, поглощает остатки.

— И еще. Мы не торгуемся, — добавляет Оддагард.

Гелиодор переводит взгляд на фарш, оставшийся от Кастаса, на трещину в полу, и его настроение поднимается. От таких монстров никому не скрыться. А потом, когда Охотники приведут беглеца, он их заманит в ловушку, обездвижит и будет использовать как доноров. И ловцы порадуются, что нелюди наказаны, и подпитки хватит надолго.

Чтобы не вызывать подозрений, Гелиодор поторговался, повозмущался назначенной ценой и даже снизил ее до сорока пяти золотых, и они с Оддагардом ударили по рукам.

— Дай мне шшто-то исс его вещщей, — шипит Беннаос. — Нушшно понять.

Проводив нелюдей в камеру, где сидел пленник, Владыка отсыпал золото Оддагарду и передал Охотников следопыту, который с ними неплохо поладил. Сейчас они должны жрать деликатесы перед тем, как отправиться на задание. Хлюпали и чавкали нелюди так, что, наверное, слышал весь город.

К тому моменту в кабинете уже убрали, и Гелиодор с тоской смотрел на призрачный силуэт спирали. Он все отдал бы за право вернуть время, когда его звали Алантас и он был частью Легиона. И понесла ж его нелегкая на разведку в чужой мир! Кто же знал, что этот мир выворачивает душу наизнанку, лишает талантов и одаривает ненужными? Потому легионеры и не властвуют здесь, а приходят лишь ненадолго, и под сильнейшей защитой.

Никогда ему не вернуться домой. Кому нужен вампир, ворующий чужие жизни и вынужденный пользоваться костылями ритуалов?

Так и гнить ему в диком мире дурно пахнущих людей, пренебрегающих гигиеной. Взгляд опускается ниже, скользит по мостовой и останавливается на хрупком силуэте светловолосой девушки с младенцем на руках. Он вдохнул в них жизнь и теперь девушка — единственная, с кем можно хотя бы поговорить. Девушка со стертой личностью, созданная как возможная приманка для Николаса, со временем она стала для Гелиодора гораздо большим. Гелиодор забыл, как ее звали раньше, он дал ей другое имя — Лал, по местному обычаю принято называть выдающихся людей, как драгоценные камни. Если она умрет, Гелиодор, наверное, даже расстроится.

Ощутив его взгляд, Лал запрокидывает голову и улыбается так, как может улыбаться только влюбленная женщина.

Ее к стене оттесняет процессия из пятерых нелюдей, спешащих на задание в сопровождении четверых ловцов — во избежание конфликтов с местными. Позади шагает следопыт с нюхачом. Первой идет женщина-гигант Р'гунта, маг земли, топает так, что чудится, будто при каждом ее шаге башня вздрагивает. Но ее козырь — не только грубая сила. Она может материализовать камень, причем прямо вокруг противника, и он оказывается замурованным. Рядом семенит косматый Оддагард. Обычному человеку он чуть выше пояса, Р'гунте — по бедро. Оддагард — маг воздуха, умеющий создавать вихри и насылать панику. Человекоящер и синекожий Нетум шагают нога в ногу. Змеюка Беннаос замыкает шествие, она будто бы на пружинах, ее длинная шея изгибается под невероятными углами, а голова поворачивается чуть ли не назад.

Все, Николас, твоя песенка спета. В этот раз доноров будет предостаточно, и Владыка не станет рисковать, сразу же сообщит легионерам, что объект у него.

Глава 2. Погоня

Огромный Сентрал-парк, окруженный небоскребами, покрыт черными оспинами воронок. Почти все деревья и кусты сгорели, кое-где торчат обломки стволов и пучки травы. В парке теперь самый настоящий базар, продавцы расположились прямо на земле. Толкаются, галдят покупатели. Небо низкое и серое, листвы на редких деревьях нет, зелени тоже. По периметру выставлены автоматчики и военные с ручными гранатометами.

Мама дует на озябшие руки, изо рта вырывает облачко пара. Я стою над тем самым сундуком, где хранились мои детские секреты, выставленным на продажу.

В барабанные перепонки ввинчивается вой сирены, люди запрокидывают головы, смотрят на три несущихся по небу вертолета. Сирена стихает, по толпе проносится то ли вздох, то ли вскрик, и люди бросаются врассыпную.

— Внимание! Внимание! — прокатывается голос военного, как только стихает сирена. — Прорыв противника на юго-западном аванпосту! Вернитесь в убежище! Забаррикадируйтесь и приготовьтесь при необходимости отражать нападение.

Начинаю пятиться, распахиваю куртку и достаю обрез. У каждого припрятано несколько стволов и ящик патронов, потому что они могут появиться в любой момент. Крупнокалиберные пули вполне эффективны, а особенно хороши разрывные. Не третья так четвертая разбивает защиту и достигает цели, девятая или десятая убивает черного ракшаса.

Дом далеко, в парке прятаться негде, надо рвануть к небоскребам, забиться в какую-нибудь щель и переждать. Мама тянет за руку, а я, отступая, смотрю на черную муть, которая клубится в небе, стремительно приближаясь, грозя раздавить и размазать. Оборачиваюсь, а мамы уже нет, ее несет объятый паникой людской поток. Зато прямо на меня бегут шестирукие черные ракшасы, которых хаоситы выпускают в авангарде как пушечное мясо, а за ними строем движутся люди с автоматами. Точнее, уже не совсем люди — манкурты, лишенные воли и собственной личности.

Непонятно, откуда этот назойливый звук? Скрип, скрип, скрип…

Толчок заставляет меня распахнуть глаза. Я просто спал! Нет никакой войны, я в телеге двух добрых братьев-крестьян, согласившихся подвезти до ближайшего населенного пункта. Младший брат управляет ездовым ящером, старший, Джамиган, дрыхнет, утонув в куче соломы, виднеются лишь его босые стопы и седо-черная борода, цветом напоминающая хвост скунса.