Эти мысли в мгновение пролетают в моём сознании. Я вся каменею, когда вдруг кинжал замирает в воздухе. Катарина хрипит, а Тень, пронзившая её насквозь, дёргает бесчувственное тело императрицы назад. Поражённая Софья охает, Алиса вскрикивает и прячет лицо на груди Адриана. Луиза, на платье которой попали капли крови, даже не вздрагивает.

— Никто вам больше не помешает, ваше величество, — с лёгким поклоном говорит теневик, приказывая проклятому вернуться на место.

— Надо кончать с этим цирком, — ворчит Луиза, наблюдая, как Софью сопровождают к остальным пленникам, и делает шаг внутрь рисунка.

Теневик подаёт ей невесть где до этого спрятанный кубок. Луиза режет себе предплечье, собирая в него кровь, потом подходит ко мне, магией заставляя поднять руку.

— От тебя нужна всего пара капель, — говорит она, легко чиркая лезвием по моей раскрытой ладони. — Надеюсь, ты не подведёшь, Лия. Посмотри, что стало с Катариной, и помни: за твоей спиной не только графиня Вельтман, но и родители. Ты же не хочешь для них страданий?

— Нет, — шепчу я, наблюдая, как тёмные капли падают в кубок. — Не хочу. Я всё сделаю.

— Вот и славно.

Напоследок Луиза треплет меня за щёку, словно маленькую девочку, и отходит к Эмилю. Она заслоняет его, по-прежнему стоящего на коленях, а я в последний раз оглядываю залу.

Алиса, белая как смерть, прижимается к Адриану, тихо всхлипывая. Он даже не может её обнять: руки всех троих герцогов опутаны Тенью. Они сидят у дальней стены, тёплый свет лампы освещает их, словно на сцене театра. Софья стоят рядом. Подбородок гордо вздёрнут, руки скрещены на груди, плечи расправлены. Она не обращает внимания на теневика, прохаживающегося туда-сюда между нами, и даже не вздрагивает, когда тот подзывает проклятого. Софья смотрит только на Эмиля. На краткий миг мы встречаемся взглядами, и я вздрагиваю от презрения, окатывающего с ног до головы. Уверена, она будет ненавидеть меня до конца жизни.

Сморгнув набежавшие слёзы, перевожу взгляд на тело Катарины, вокруг которого растекается лужа крови. Я не чувствую злорадства. Бедная, запутавшаяся женщина, хотевшая лишь одного — любви. Будь у меня больше времени, я бы наверняка поняла, что с ней творится, попробовала бы помочь, вот только приняла бы она чужую поддержку? Этого я никогда не узнаю.

Луиза начинает медленно идти вдоль линий, помешивая острием кинжала собранную кровь и роняя на них густые тёмные капли. Она напоминает мне Илону в том заброшенном доме, куда я припёрлась по собственной глупости. Сосредоточенная на ритуале, Луиза не обращает на остальных никакого внимания.

Мы с Эмилем стоим на коленях друг напротив друга. Боюсь и отчаянно жажду поймать его взгляд, но князь смотрит в пол, склонив голову. Распоротый кинжалом рукав мундира напитывается кровью, она стекает по его чёрным от проклятия пальцам, оставляя влажно поблёскивающие дорожки. У нас ничего не получилось в прошлой жизни, ничего не вышло и в этой.

Я утираю слёзы порезанной ладонью, размазывая кровь по лицу, не делаю и попытки вылечить рану, оставленную кинжалом. Всё бессмысленно. Боги, за что вы так жестоки? Зачем приводите меня на плаху, даёте второй шанс, а потом заставляете самой становиться палачом? Разве это — единственная судьба, которая мне предназначена, убить или быть убитой? Не справедливо!

Сдерживаю рвущиеся наружу рыдания, делаю несколько глубоких вдохов. «Самый тёмный час — перед рассветом». Вспоминаю чьи-то мудрые слова, но горько усмехаюсь. Мой рассвет никогда не настанет.

Луиза завершает обход и останавливается передо мной.

— Держи. — Она протягивает кинжал рукоятью вперёд. — Смотри не промахнись.

Краем глаза замечаю, как замирает Софья, как Алиса прижимает руки ко рту, в отчаянной попытке подавить крик, как с презрением смотрит на меня Виктор, а Адриан и Кристиан неверяще переглядываются.

Пальцы заметно дрожат, когда я обхватываю рукоять кинжала. Оружие куда тяжелее, чем кажется на первый взгляд, и я неуверенно отставляю руку прочь.

— Приступим! — провозглашает Луиза.

Она встаёт на своё место. По неслышной команде чёрные плети Тени вздёргивают нас с Эмилем на ноги. Цепляюсь за кинжал, как за последнюю опору, когда магия вздымается вокруг нас, отрезая от остального мира.

Боль пронзает тело: сумеречные нити силы стекают по моим пальцам, вливаясь в общий поток. Луиза тянет дар Тени из каждого, подчиняя его своей воле, связывая нас путами крепче самых надёжных цепей.

Магия вихрится, словно живое существо. Она то взмывает до потолка, то приникает к полу. Первая жертва принята, запрос услышан. От неё исходит холод склепа, смрад тысяч поглощённых тел, вой множества загубленных душ. Я леденею, когда замечаю в потоке силы лица людей. Кажется, можно протянуть руку и вытащить их из плена смерти. Но это лишь уловка.

Ноги словно примёрзли к полу. Я не могу сделать и шаг: моя собственная Тень держит не хуже капкана. Кинжал в руке тяжелеет, стремится к полу, норовя выскользнуть из пальцев. Я стискиваю их до боли в костяшках. Клинок наливается мраком, сталь тянет в себя и без того тусклый свет. От оружия веет стужей, замораживая руку.

Луиза что-то кричит мне, но я не слышу: вой Тени заглушает прочие звуки. Магия неистовствует, требуя своё по праву. Паника захлёстывает душу. Я должна что-то сделать, должна…

Жертва. Конечно.

Я режу предплечье, и чернота клинка окрашивается влажной кровью. Вся трясусь, когда Тень приникает к ране. Болезненные иглы впиваются в кожу, мышцы немеют, а магия пробирается всё выше: к плечу, шее, ласкает лицо.

И вдруг замирает.

Тело снова принадлежит мне. Я вспоминаю, как дышать. Дрожащими пальцами ощупываю лицо, убираю волосы за ухо. Я всё ещё жива.

— Проклятье, Лия! — раздражённо рявкает Луиза. — Шевелись! Магии нужна жертва для завершения ритуала. Если ты сейчас остановишься, то она разнесёт весь дворец подчистую!

Оглядываюсь на Луизу. Мелькает безумная мысль: «А может, это тот самый вариант?»

— И не думай даже! — сквозь зубы шипит наследница Адельбергов. — Все, кто внутри треугольника, выживут. Ты хочешь пройти через это ещё раз? Убей его, и дело с концом!

Делаю осторожный шаг, ожидая бунта Тени, но сила ждёт, затаившись по контуру ритуальной фигуры. Не веря в происходящее, медленно бреду к Эмилю. Нас разделяет каких-то три метра, а кажется — сотни.

Он смотрит на меня, больше не отворачиваясь и не прячась. Я запоминаю каждую чёрточку его лица, взгляд серых глаз будто притягивает к себе. В нём нет страха, презрения или мольбы. Эмиль привычно спокоен, словно мы не стоим посреди замершей в ожидании кровавой жертвы Тени, а я не прижимаю к груди кинжал, цвет клинка которого чернее самой тёмной ночи.

— Всё хорошо, Лия, — шепчет Эмиль, когда я останавливаюсь перед ним. — Ты ни в чём не виновата.

Мне хочется кричать. «Конечно, виновата! Ещё как виновата! Ведь это в моих руках оружие, это я должна вонзить его в твоё сердце!» Но я лишь молча кусаю губы. Не будет у нас больше ни разговоров, ни поцелуев, ни объятий. Никогда больше у меня не будет возможности открыть ему свои мысли.

— Я знаю, что ты не предавал меня. — Говорю еле слышно, с трудом выдавливая из себя слова. — Эта ложь Луизы… Я должна была верить тебе.

Привстаю на цыпочки и целую его. По щекам текут слёзы, от чего наш поцелуй становится солёным на вкус. Скованный цепями и магией Эмиль не шевелится, когда я с невыразимой нежностью провожу пальцами по его щеке.

— Ты — лучшее, на что я только могла надеяться.

— Лия… — Голос Эмиля дрожит, он прерывисто выдыхает. — Сделай это. Ты должна жить.

Я приставляю остриё кинжала к его груди, и Эмиль поправляет:

— Чуть правее и выше.

Оружие трясётся в моих руках, я не могу заставить себя нанести удар.

— Шевелись, Лия, потом будешь горевать! — кричит Луиза. — Тени нужна жертва, иначе все вокруг — покойники!

Я вдруг замираю, не дыша.

Жертва.