— Как? — дрогнувшим голосом спрашиваю я, на самом деле зная ответ.

— Ты убьёшь им Эмиля.

После того, как меня, опутанного Тенью и на всякий случай связанного, бросают в затхлую камеру, я никак не могу вернуть контроль над собственным телом. Чёрные плети магии впиваются в кожу, болезненными иглами сковывают мышцы: ни пошевелиться, ни вздохнуть толком. Призыв Сияния не помогает: вместо привычно откликавшейся силы теперь пустота. Это похоже на чувство, когда забываешь какое-то слово — вроде бы вертится на языке, но поймать никак не выходит.

Делаю последнее усилие, пытаясь подчинить хотя бы Тень. Острая вспышка боли пронзает всё тело, стоит только сосредоточиться на запретной магии, и сознание меркнет, погружаясь в блаженную темноту.

Прихожу в себя, когда некто небрежно выворачивает мне руки. Двое стражников подтаскивают меня к стене, неуклюже заковывают кандалы на запястьях и, подёргав для уверенности соединяющую их цепь, выходят.

Боль отступает. Сначала я делаю неглубокий вдох, ощупывая границы новой реальности. Тело ноет, словно сутки таскался по лесам и полям: неприятно, но терпимо. Я осматриваю руки, ощупываю шею — никаких признаков магии. Тянусь к дару, и новая вспышка резью вгрызается в сердце, рвёт внутренности на части, но стоит только оставить Тень в покое, как боль отступает.

Вывод напрашивается очевидный: Луиза подчинила себе мой дар. Бред, и бред жуткий. Весь его опыт говорит лишь об одном: магия так не работает, пусть даже бы Луиза лично заразила меня Тенью, влив свою кровь мне в сердце. Если б усмирение чужого дара было возможным, он удержал бы Лию, не дал бы ей им воспользоваться, не дал бы убить Илону. Не дал бы испугаться и сбежать к Катарине. И тогда, возможно, всего этого тоже не случилось бы.

С губ срывается печальный смешок. «Хоть себе-то не ври», — мелькает горькая мысль. Отто был прав. Старый друг не раз настаивал сказать Лие правду, но я всегда отмахивался. Я всё решил за неё, ведь мне лучше знать. Глупец.

Прошедшая неделя далась мне куда тяжелее, чем я могу позволить себе показать. Когда я узнал, что Лия сбежала, то первым порывом было поехать в императорский дворец и силой заставить её вернуться. Я даже приказал оседлать лошадь, но остановился на последней ступени лестницы. Из головы не шли её давешние упрёки — и я отступил. Даже напряжённый разговор с бароном фон Армфельт прошёл легче, чем возвращение в свои покои в тот дождливый вечер. В ушах всё ещё набатом били её слова: «Лучше бы он оставил меня умирать».

Прислонившись спиной к сырым камням, закрываю глаза. Сейчас я могу думать только о ней, вспоминать только её. Мы знакомы всего два месяца, а такое чувство, что Лия была рядом всегда. Я отталкивал её и вместе с тем восхищался. В ней как будто есть невидимый стержень, который не могут сломить ни смертельные опасности, ни магия, но ложь, которой я её окружил со дня первого нападения проклятого, надломила даже его.

Сегодня, когда мы остались вдвоём в тишине холла, я впервые заметил горечь в её глазах. Оправданий было недостаточно: Лия ждала совсем других слов. Знать бы ещё — каких?

От нестерпимого желания поцеловать её мягкие податливые губы пересыхает во рту. Хочется заключить её в объятия и никогда больше не отпускать, но именно эта эгоистичная потребность обладать ею привела меня сюда.

Обручальное кольцо по-прежнему во внутреннем кармане мундира. Я достаю его, бережно разворачиваю платок. Лунный свет, пробивающийся в узкое, забранное решёткой окно под самым потолком, отражается от граней бриллианта. Камень напоминает о нашей самой первой встрече. Я не хотел ехать в этот пансион и открывать выпускной бал, но Стефан настоял. «Может, найдёшь себе новую любовницу», — смеялся брат, но всё оказалось куда серьёзнее.

Сейчас, раскручивая воспоминания, словно клубок драгоценной пряжи, можно найти в себе силы признаться: я не хотел отпускать Лию не из опасений, что она раскроет его секрет, а потому что был очарован её бесстрашием. Она не презирала меня за владение Тенью, смело разговаривала со мной, не боялась прикасаться. А в тот вечер, когда пришла в спальню и осталась до утра, я впервые почувствовал себя цельным, словно разорванную Тенью душу скрепили воедино.

Так как же получилось, что всё рассыпалось прахом?

Конечно, я знаю ответ, вот только признание даётся с трудом.

Сколько раз Лия говорила: «Я не твоя собственность!» — и всё равно я считал себя вправе управлять ею, как марионеткой. Так чем я отличаюсь от остальных магов Тени, относящихся с презрением к чужим жизням? Похоже, ничем. А теперь и вовсе бесполезен: без магии, без титула, запертый в темнице, я не сумею спасти даже себя, не говоря о зачарованном брате, пленённой матери и Сиории, оказавшейся в руках двух фанатичек.

Сжимаю кольцо в кулаке от бессильного гнева, нахлынувшего при воспоминании об упивавшейся моей беспомощностью Катарине. Там, в зале, куда-то исчезла тихая, скромная императрица и расцвела безумица, готовая отдать всю страну Луизе, жаждущей мести. Сомнений в том, действительно ли та — наследница рода Адельбергов, не осталось, но как же я пропустил её, спрятавшуюся под самым носом?

Сколько раз им доводилось встречаться, Луиза всегда казалась мне бледной копией Илоны. Лично мы были знакомы мало, за ней не водилось компрометирующих слухов, она никогда не вступала в споры, не участвовала в интригах. Неприметная фрейлина неприметной императрицы. Так неужели и Илона была в девичестве не Фальк, а Адельберг?

Прижавшись затылком к ледяной стене, я хладнокровно перебираю воспоминания о бывшей любовнице, но ничего на ум не приходит. Герцогиня владела Тенью куда менее уверенно, чем Льдом — это я заметил ещё в том заброшенном доме, где она пыталась убить Лию. Да и в чём смысл ждать столько времени, когда Илона могла подчинить меня в любой момент? Нет, что-то здесь не складывается.

Гремит засов, вырывая из тяжёлых мыслей. Я прячу кольцо обратно в карман, когда дверь со скрипом приоткрывается, и в камеру заходит Луиза.

Явилась-таки. Она по-прежнему одета в светлое бальное платье, вот только теперь уже не кажется невинной, скромной фрейлиной.

— Как дела, ваше высочество? — с усмешкой спрашивает Луиза, ставя зажжённый фонарь на стол у стены. — Ох, простите, вы же теперь не высочество.

Её язвительный смех заполняет камеру, и я впервые жалею, что не могу использовать Тень по назначению.

— Не смотри на меня волком, Эмиль. Нам предстоит долгий разговор.

Луиза присаживается на край койки, с жадным интересом оглядывая меня с головы до ног. Самодовольная улыбка не сходит с её лица.

— Что тебе нужно? — спрашиваю холодно. Смотреть на неё невыносимо, и я перевожу взгляд на стену за её спиной.

— Хотя бы поздравлений с тем, как мы ловко обвели тебя вокруг пальца. Ведь даже проверка моей крови на магию не дала результата: а нужно было всего-то подменить склянки. Как ловко мы сработали, да? — не сдерживает хихиканья Луиза. — Ты искал магов Тени в лесах, но забыл проверить дворец.

— Скорее не успел.

— Да-да, утешай себя. — Она покачивает ногой, обутой в изящную туфельку, и торжествующе улыбается. — Неужели у тебя нет вопросов?

Вопросов у меня много, но доставить Луизе удовольствие, выспрашивая подробности? Нет уж.

— Как жаль, — притворно вздыхает та, не дождавшись ответа. — Я ждала этого момента почти всю жизнь — с того самого дня, когда моя бабушка одарила тебя Тенью.

Пожав плечами, я отворачиваюсь от её фанатично блестящих глаз. Какая теперь разница, кто передал мне Тень и как это работает? Луиза просто играет, как кот со свежепойманной мышью, прежде чем оторвать ей голову. Чёрные плети магии впиваются в кожу, разворачивая лицо обратно, и я вдруг остро вспоминаю Лию. А ведь я поступал с ней так же, управляя её телом с помощью магии. Все оправдания бессмысленны: я знал, что это унизительно, а сейчас лишь убедился в этом. От самого себя делается тошно. Как вообще за всем этим Лия сумела разглядеть во мне человека, а не монстра, наподобие Адельбергов?