Родство с египетской царской династией обеспечивало безопасность южных границ Израиля от посягательств всевозможных мелких врагов, коих во все времена у евреев было больше, нежели того им лично хотелось. Иудейские племена ВПЕРВЫЕ с незапамятных времён могли жить в мире и беспрепятственно заниматься своими внутренними делами.
Память об этом дивном времени сохранится на долгие поколения и один из летописцев чуть позже напишет: «И жила Иудея с Израилем спокойно душа в душу как любящие муж и жена, каждый под виноградником своим и под смоковницей своей, от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона».
Вот оно как!
Соломон оказался также и отличным администратором, назначив на все ключевые должности в государстве близких родственников по материнской линии. Зная свой любимый народ как облупленный, Соломон решил слегка ослабить израильские племена, дабы те поменьше между собой грызлись, с завидной регулярностью пуская друг дружке кровь. Сделать сие оказалось непросто, но молодой царь и тут нашёл подходящее решение, разделив страну на двенадцать административных округов. Во главе каждого из них он поставил своего родственника по материнской линии, строго приказав наместникам: «Пороть мерзавцев плётками из хвостов броненосцев лишь при одном намёке на междоусобную вражду».
Армия тоже подверглась глубокой реорганизации. Старые пердуны покойного Давида были безоговорочно переведены на относительно спокойную службу дворцовой стражи. Таким образом средний возраст защитников Израиля с семидесяти восьми уменьшился до тридцати.
Прежний царь, как известно, уважал исключительно пехоту, а сам во время боя смешно скакал на хромом верном ослике по имени Наум Гершкович. Но и тут была сокрыта немалая хитрость, ибо враги при виде приближающегося войска со скачущем на осле предводителем валились с ног от смеха, становясь лёгкой добычей для иудейских пехотинцев.
Ослик, конечно, осликом, но ситуация в целом выходила нелицеприятная, поскольку Соломон получил в наследство устаревшую, не соответствующую требованиям времени армию. Теперь следовало модернизировать войска и, прежде всего, преодолеть глубоко укоренившееся предубеждение израильтян против конницы. А всё дело в том, что пехотинцем сражаться было безопасней, да и бежать с поля битвы если что намного сподручней. Другое дело лошадь либо колесница, штука заметная и неповоротливая. Ко всему ещё многое зависело от искусства возницы, если в боевом экипаже ехало два либо три человека, а полагаться в бою на кого-то другого ни один иудей категорически не желал, всегда доверяя только собственной силе и смекалке.
Несмотря на яростное противодействие консервативно настроенных военных чиновников и простых израильских солдат, Соломон организовал мощный конный корпус, состоящий из нескольких тысяч боевых колесниц и всадников. Также не избежали модернизации армейские обозы, в которые были введены вместительные повозки и конные упряжки с усиленной охраной.
В ряде крупных израильских городов построили конюшни – залог благополучия богатой страны, ибо лошади в те далекие времена были чем-то вроде конвертируемой валюты. Если куда и следовало вкладывать кровно заработанные деньги, так это исключительно в коневодство и доход вам в будущем был строго гарантирован. Самые большие конюшни возвели в легендарном городе-крепости Мегиддо, где был расквартирован крупнейший отряд новой конницы.
Благодаря этим нововведениям ещё больше укрепилась мощь израильского государства, а Соломон в очередной раз прослыл великим мудрецом и продвинутым реформатором.
Глава 23
Как царь Соломон построил храм
«Знания много места не занимают».
Древняя иудейская мудрость
На четвёртом году своего славного царствования Соломон решил, наконец, исполнить последнюю волю покойного отца царя Давида и воздвигнуть в Иерусалиме храм, достойный великого правителя.
Спросите, почему так медлил? Почему вспомнил о клятве отцу только через четыре года? Сие по сей день неведомо. Возможно причиной всему очередная сокрушительная победа врождённой лени над здравым смыслом или какие-нибудь другие веские причины, но, так или иначе, дело пошло.
Дело, конечно, пошло, но вот проблемы множились, словно прожорливая саранча, вызвавшая в легендарные времена пророка Моисея Тьму Египетскую.
Оказалось, что под рукой у иудейского царя нет ни хорошей древесины, ни искусных мастеров-строителей. Скандал вышел нешуточный, поскольку древесина как бы была, причём как бы в достаточном количестве, но это если верить как бы отчётам. Когда же открыли подземные хранилища, то обнаружили там исключительно пыль, паутину и кем-то оброненный в незапамятные времена кувшин из-под вина, где очень комфортно обосновалась тёплая семейка пауков средней ядовитости.
Главный дворцовый хозяйственник по имени Захарья Махаршак только руками недоумённо разводил и сокрушённо охал.
Видя такое дело Соломон окончательно озверел и, взяв чиновника за грудки, грозно спросил:
– А ну говори, собака, куда ценнейшую древесину дел?!!
Махаршак был близок к обмороку, а Соломон, к очередному припадку немотивированных убийств. Дело запахло жареным, причём непросто жареным, а хорошенько прокопченным на вертеле главным дворцовым хозяйственником.
– Ведь я заранее закупил всю необходимую древесину ещё четыре года назад сразу же после смерти отца, – зловеще проговорил царь. – Куда же она испарилась? Может сточили жучки-древоточцы?
– Да-да, они самые, – быстро закивал Махаршак. – У-у-у-у… проклятые…
И главный дворцовый хозяйственник погрозил смешным маленьким кулачком.
– Убью!!! – тихо пообещал Соломон и Захарья понял, что сия страшная угроза осуществится с минуты на минуту.
– Сознаюсь-сознаюсь… – сделав плаксивую рожу, истошно прокричал чиновник.
– Ну говори, гадина подколодная, – Соломон для верности крепко встряхнул мерзавца.
– Продал, всё продал!
– Кому?!!
– Тирскому царю Хираму.
– А… что б тебя… – и Соломон брезгливо оттолкнул всхлипывающего ворюгу. – Ты уволен без выходного пособия. Вон из моего дворца!!!
– Я всё верну… всё верну…
– Ну да, ну да… конечно, вернёшь… но сперва отработаешь на строительстве храма. В каменоломне.
И сопровождающие царя солдаты грубо схватили попытавшегося было спастись бегством проворовавшегося хозяйственника.
Конечно, если бы Соломона сопровождали старые верные гвардейцы Давида, у преступника был бы жирный шанс улизнуть, но к несчастью для последнего по прошествии четырех лет многие из старых бравых вояк окончательно выжили из ума и годились теперь разве что на корм аквариумным рыбам.
С древесиной всё было ясно.
Ну а что касается мастеров-строителей, то в Израиле таких отродясь не водилось. Что-либо строить приглашались специалисты из других царств. Пришлось сцепив зубы обращаться за помощью к царю Хираму.
Вскоре был заключён весьма взаимовыгодный для обеих сторон коммерческий договор и тирский царь снабдил Соломона кедровым и кипарисовым деревом. Дерево доставлялось по морю в Яффу, а оттуда израильские носильщики под присмотром сил регулярной армии перетаскивали его в Иерусалим. Для ускоренной рубки леса приказал Соломон некоему Адонираму (далёкому родственнику по материнской линии) создать армию подневольных ханаанских рабочих в основном из бродяг и прочих деклассированных элементов, которые только коптят иудейское небо, вместо того чтобы приносить государству пользу.
Рабочая армия насчитывала свыше тридцати тысяч человек, что только говорило в пользу мудрого решения царя. Столько оголтелых бездельников не было в то время ни в одной земле. Рабочих разбили на группы (чтобы те не подняли «народное» восстание) и поочередно сменами отправляли на несколько месяцев в Тир, дабы помогать финикийцам рубить деревья и вязать плоты для сплавления древесины речным путём.
Также согласно заключённому договору царь Хирам прислал в Израиль лучших своих мастеров во главе со знаменитым архитектором и художником-кубистом Даливадоросом, который тут же предложил Соломону написать его портрет. Иудейский царь благосклонно согласился и, усевшись на трон, принялся позировать непревзойденному тирскому гению. Пока художник работал с куском папируса, натянутым на деревянную раму, Соломон тихо приказал своим самым верным людям проверить прибывших мастеров-строителей на присутствие в их плотных трудовых рядах шпионов – соглядатаев. Царь Хирам, конечно, мужик вроде как правильный, но мало ли там чего.