– Я люблю эту девушку больше чем жизнь и нет мне смысла задерживаться на этом свете, если рядом со мною не будет её до конца дней моих.

– Теперь ты! – царь перевёл взгляд на невысокого надменного блондина.

– Без неё мне свет не мил, не убавить этот пыл! – гордо ответил блондин и попытался разразиться сочиненной своими убогими силами элегией, но первые строки были столь кривыми, что из толпы зевак тут же прилетело два камня, чуть не решивших исход неразрешимого спора в пользу голубоглазого брюнета.

– Ну а что скажешь ты, красавица? – лукаво поинтересовался Соломон у потупившей прекрасные глаза девушки.

– Я… я затрудняюсь с ответом… – тихо и как будто печально отозвалась та. – Оба молодых человека милы сердцу моему в одинаковой степени.

– Вдвоём быть лучше, чем одному… если двое лежат – тепло им; одному же как согреться?.. и втрое скрученная нить не скоро порвётся, – весело выдал царь свой очередной пёрл. – Стара ваша проблема как этот погрязший во грехе падший мир, но, по-прежнему, трудно разрешима. Тем не менее я вам помогу… Слуги, немедленно позвать сюда придворного чародея Зиновия Киоагапяна!!!

Слуги (к счастью, не имевшие честь служить в верной старой гвардии покойного Давида) поспешно умчались во дворец.

Над знатным судбищем повисла нешуточная интрига. Добропорядочные иудейские граждане были столь поражены приказом царя, что даже не могли предложить хоть какое-нибудь вразумительное объяснение. Превратить славное судбище в цирковое представление… о таком мог додуматься только лишь мудрый царь Соломон, давно славящийся своими нестандартными указами и решениями.

Зиновий Киоагапян явился к городским воротам тотчас, как только услышал о желании царя лицезреть его скромную персону.

– Готов вам служить верой и правдой, – таковы были приветственные слова придворного мага-чародея, когда он преклонил перед Соломоном колено.

Не говоря ни слова, царь хитро поманил мага пальцем.

Киоагапян подобострастно подошёл ближе и принялся бурно шептаться с ухмыляющимся правителем. При этом густые брови чародея поднимались всё выше и выше, а обеспокоенные глаза попеременно перебегали с лица Соломона на застывших на почтительном расстоянии молодых людей.

Наконец Зиновий Киоагапян в полной мере осознал поставленную перед ним задачу и учтиво поклонившись произнёс:

– Таки будет сделано, о мудрейший!

Дальше началось и вовсе нечто из ряда вон.

Задние ряды зевак стали напирать на передние, чтобы лучше разглядеть удивительно действо. Завязались стычки. Послышались оскорбления. Но старая верная гвардия оказалась начеку, быстро погасив очаги опасного недовольства крепкими тычками черенками копий под рёбра. Дедушек поносили на чём свет стоит, но ответить рукоприкладством боялись, ибо преклонный возраст в Иудее всегда был в неприкосновенном почёте.

Тем временем слуги привезли в повозке запряжённой ослом огромный разноцветный ящик и установили его рядом с фонтаном. Киоагапян, облачившись по случаю торжественного момента в яркий лиловый плащ украшенный белыми звездами и напялив на голову светло-зелёную чалму с изумрудной брошью, благосклонно поприветствовал недоумевающую публику.

– Подойди же ко мне, красавица! – так обратился дворцовый чародей к раздираемой противоречивыми чувствами девушке.

Красавица подчинилась.

– Прошу тебя, ложись сюда и ни за что таки не беспокойся, – и на глазах у изумлённых граждан маг откинул крышку разноцветного ящика.

Киоагапян галантно подал руку и девушка послушно забралась вовнутрь.

Деревянная крышка стала на место.

Ящик был занятным, ибо голова красавицы и изящные маленькие ножки в новеньких сандалиях оказались снаружи.

– А теперь…

То, что произошло вслед за этим, ужаснуло всех без исключения. Один только Соломон мудро усмехался, поглаживая ухоженную бороду.

Из-под складок длинных ниспадающих одежд чародей извлёк зловещего вида зазубренный топор и, подняв оружие над головой, приготовился разрубить ящик вместе с бедняжкой.

– Кто-нибудь остановите его!!! – прокричали из замершей толпы, но было поздно, топор с глухим стуком вошёл в ящик, рассекая его точно пополам.

– А-а-а-а… – на самой высокой истошной ноте закричала какая-то женщина и в ту же секунду один из женихов (голубоглазый брюнет!) рухнул наземь, свалившись в обморок.

Глаза разрубленной пополам красавицы были, по-прежнему, широко открыты, лицо казалось слегка бледным, но абсолютно безмятежным.

– Кто-нибудь приведите этого юношу в чувства, – спокойно приказал Соломон и слуги тут же, набрав из фонтана воды, окатили брюнета ею с головой.

Претендент на руку сердце и другие не менее волнующие части тела юной прелестницы пришел в себя, но как оказалось ненадолго, ибо следующие слова царя вновь вернули его в состояние полного душевного покоя.

– А теперь выбирайте, друзья, какая часть кому больше нравится.

Брюнет снова лежал на земле в обмороке ну, а блондин презрительно скривившись, хладнокровно ответил:

– Я, пожалуй, возьму нижнюю!

– Однако какой практичный малый, – весело донеслось из толпы. – Да на таких людях иудейская земля вся держится… когда они в ней зарыты!

Соломон нахмурился и, звонко щёлкнув пальцами, отправил запыхавшихся слуг за очередной порцией холодной воды. Голубоглазого брюнета снова привели в чувства и маньяк-чародей, игнорируя гневные вопли добропорядочных граждан Израиля, требовавших немедленного суда над проклятым садистом, соединил разрубленные секции ужасного ящика.

– Алей оп!!! – торжественно воскликнул маг и, открыв деревянную крышку, подал руку вполне живой и совершенно невредимой девушке.

Красавица грациозно ступила на мостовую. Это был триумф. Толпа аплодировала. Соломон лукаво ухмылялся. Зиновий Киоагапян самодовольно смеялся, упиваясь своей короткой минутой славы.

Женихи были ошеломлены. Даже хладнокровный, словно египетский сфинкс блондин, очумело таращил глаза на любимую.

– Итак, слушайте мой вердикт, – царь утомлённо зевнул, прикрыв рот унизанной драгоценными кольцами рукой. – Пусть сие нежное создание предназначенное исключительно для любви достанется черноволосому юноше, потому что именно он любит её по-настоящему.

– Ну здрасте вам… – возмущённо начал обескураженный блондин, но царь не позволил ему договорить.

– Таково моё окончательное решение и никто не смеет его оспорить.

Под дружный рёв нескольких сотен восторженных глоток любимые заключили другу друга в крепкие объятия, однако до поцелуя так и не дошло, поскольку в те времена поцелуй считался вещью довольно интимной, недоступной для чужих похотливых глаз. Соломон подумал-подумал и решил отдать потерпевшего поражение претендента в солдаты, уж больно у того лицо было нехорошее, когда он смотрел на счастливых голубков…

С тех самых пор израильтяне ещё больше стали уважать своего царя, ибо убедились в том, что перед его мудростью ничто не скроется, ни мысль, ни деяние, ни проступок…

Ну а что касается знаменитого рассказа о двух женщинах и младенце…

Да-да и это в тот день случилось, но… из этических соображений, щадя чувства будущих и кормящих матерей, сей эпизод, пожалуй, благоразумно опустим.

Итак, Соломон получил в наследство могучее и богатое иудейское государство, процветающее в мире и благоденствии. Соседние народы не представляли для Израиля в то время никакой угрозы. К примеру, с богатым царём тирским Хирамом Израиль был связан договором о дружбе и ненападении.

Кроме того Соломон одержал блистательную дипломатическую победу, женившись на дочери египетского фараона и получив в приданое отобранный у ненавистных филистимлян город Гезер. Женился он по большей части также от безделья, дабы в очередной раз храбро сразиться с вечно побеждающей скукой. И впрямь молодая красивая жена не располагала к унынию. Другое дело, если бы он сочетал себя узами брака с какой-нибудь кривозубой страшидлой… Да, а ведь могло случиться и такое, ведь династические браки дело тонкое и выбирать себе невесту на этом неблагодарном поприще особо не приходится. Берёшь, как правило, такую, какую дают и при этом ещё пытаешься изобразить искреннее счастье и даже в особо тонких случаях, лёгкую безумную влюбленность. Большая политика многого требует, в том числе и личных драматических жертв.