– Эй-эй, бубалэ, ты это… лучше не балуй… – пробасил Самсон, загораживая своей мощной фигурой явно перегнувшего палку компаньона.

Ещё мгновение и ожившая статуя перешла бы к жестокому рукоприкладству.

– Где этот каменный проходимец? Неужели он действительно думает, что ему так просто сойдёт с рук уклонение от своих прямых мужских обязанностей? О-о-о-о… я так просто это не оставлю!

– Самуила нет, – развёл руками Самсон, стараясь потянуть время.

– Как нет? Ведь я очень хорошо его видела вот этими самыми глазами. Он только что стоял вот на этом месте. Я даже запах его чую. Слышите?!! Гончарной глиной воняет.

Иудеи честно принюхались, но ничего такого не почувствовали.

– Итак, спрашиваю в последний раз, где этот негодяй, посмевший признаться мне в любви и сбежавший после этого самым постыдным образом.

– Он отправился в соседний кибуц, – осторожно пролепетал Исаак, – и когда вернется, точно не сказал.

– Ну ладно! – сверкнула глазами недавняя статуя и, сунув кулак под нос перепуганного Исаака, с угрозой спросила. – Чем пахнет?

– Лавандой!

– То-то! Говори, жиробасина, куда дурака глиняного подевали?

Понимая, что иного способа избавиться от докучливой женщины нет, Самсон наугад указал себе за спину:

– Он ушёл в том направлении… на юго-восток…

Галатея окинула могучего героя презрительным взглядом и громко фыркнув с шумом вломилась в соседние кусты.

– Вы бы приоделись слегка что ли… – успел крикнуть ей вслед Самсон, услышав лаконичный ответ: «Лех тиздаен бе тахат!».

– Вот это женщина! – восхищённо проговорил Исаак, провожая похотливым взглядом великолепные белоснежные ягодицы. – А матом как ругается. Загляденье.

– Хороша шиксе, да не нашего поля сия ягода! – расхохотался Самсон, хлопая компаньона по плечу. – Ты, Изя, челюсть то свою подбери, такая красотка не для тебя, да и мне даже с моей неотразимой внешностью будет крайне сложно её закадрить. А у тебя, Самуил, губа не дура. Эй, что скажешь?

Земля у ног героя зашевелилась, и прямо из травы поднялся во весь свой немалый рост ловко спрятавшийся Голем.

– Ушла? – опасливо спросил он, затравленно поглядывая по сторонам.

– Ушла родимая, – весело подтвердил Самсон. – Легковерная оказалась. Но вынужден тебя огорчить, что это не надолго. Быстро обучится и во второй раз так просто обвести вокруг пальца себя уже не позволит. В общем, ловкая бабёнка. Угораздило же тебя указать именно на эту статую.

– Люблю!!! – тоскливо выдал Голем и лицо у него при этом было на редкость глупым.

– Тот, кто любит жену, как самого себя, и почитает ее больше, чем себя, о нем говорит святое Писание: «И будет благополучие в твоем шатре», – рассмеялся Исаак, цитируя «Талмуд».

Успокоив глиняного слугу, израильский герой покинул пределы особняка невесты, выведя своих спутников окольными путями на окраину города.

– Ну и что теперь делать-то будем? – спросил запыхавшийся Исаак, раздражённо глядя на сидящего на плечах у Голема Самсона.

Самсон пребывал в глубочайшей задумчивости. Чувствовал, что вся эта история с загадками ещё выйдет ему боком. С филистимлянами шутки плохи, что великолепно доказало весьма опасное, но к счастью, такое короткое знакомство с воинственным Фитнесом. Этим людям палец в рот не клади, оттяпают по самое «не хочу жениться».

Действительно, что же теперь предпринять?

– Станем ждать! – таков был вердикт иудейского героя.

– Ждать чего? – тут же взвился Исаак. – У моря погоды?

– А хотя бы и погоды! – усмехнулся Самсон. – Погода штука переменчивая, как и женское сердце. Сегодня дождь, завтра солнце, послезавтра вообще непонятно что. Короче, время покажет.

– А как же тридцать рубашек из тонкого полотна и тридцать смен дорогой одежды? – сварливо напомнил компаньон.

– А тебе то что? Ты, Изя, варежку на чужое добро не разевай, дольше проживёшь

– Как так? А разве мы не компаньоны?

– Компаньоны.

– А разве ты забыл, что у компаньонов всё должно быть общим?!

Самсон снова задумался и через некоторое время твёрдо ответил:

– А вот дырка тебе от багеля, а не общий общак.

– А я уже думал небольшой магазинчик в Фимнафе открыть, даже место в тихом переулке присмотрел, – разочарованно заныл Исаак. – «Одежда от самого Самсона» его бы назвал, а если бы ты ещё на каждом куске полотна отпечаток своей ноги поставил…

– Всё, с меня хватит! – не на шутку рассвирепел Самсон. – Какие во имя Яхве тридцать рубашек? Ведь их ещё нужно получить, в чём я сильно сомневаюсь. Зря я решил дразнить филистимлян, даже и не знаю, что на меня тогда нашло…

Решив проблему с дерущимися животными (хищников разняли, облив холодной водой) разъяренные филистимляне кинулись искать Самсона, но нашли только заплаканную красавицу Руфь, тронувшуюся, судя по всему, умом на почве любви к красавцу иудею. Девушка выглядела совершенно невменяемой, утверждая, что её оскорбил голос из утробы раскрывшего пасть льва. Одним словом неприятности на несчастного отца Руфи Абидома сыпались, словно пресловутый горох из рваного мешка изобилия. Ко всему ещё какой-то ненормальный разбросал в саду столовое серебро и (самое важное) куда-то запропастился наследник всего славного рода – непобедимый воин Фитнес, гроза мятежных иудеев и родной брат прекрасной Руфи.

– О горе мне, горе!!! – так восклицал Абидом, обращаясь к своим могущественным греческим богам, к сожалению, не имеющим власти над землёй иудейской. Ибо в небесных сферах, как и на земле, всё уже было давно поделено на зоны влияния.

Присутствующие на злосчастном пиру гости в течение трёх дней ломали свои античный головы над сумасбродной загадкой Самсона и никак не могли решить, что же он, в конце концов, имел в виду.

«Из ядущего вышло ядомое, а из сильного вышло сладкое!». Ну, с первым как-то разобрались.

«Из ядущего вышло ядомое!»… Один из филистимлян вспомнил о своей первой жене, пусть земля ей никогда не будет пухом, которая была невероятной стервой и неизлечимой неврастеничкой. Конец ей пришел вполне закономерный. Благоверная, устроив мужу очередной скандал из-за купленных на распродаже тканей не той расцветки, захлебнулась в собственной желчи…

– Вот именно тогда, друзья… – торжественно объявил счастливый вдовец, – я и увидел, что значит из ядущего вышло ядомое!

– Ну, а со второй частью загадки как быть? – подхватили прочие гости, не собирающиеся покидать дом отца красавицы до тех пор, пока не будут решены все спорные вопросы с наглым Самсоном.

– Тут задачка явно посложнее, – вынужден был признать дядя невесты, почтенный Агапий – владелец большинства питейных домов Фимнафа и именно поэтому являющийся одним из самых важных граждан города, ибо от его слова зависело, кому подливать в кубок лучшего вина, а кого гнать в шею. – Действительно, странная какая-то фраза… даже не фраза, а настоящий ребус – «из сильного вышло сладкое». Что бы это могло быть?

– Может людоеды – лестригоны зажарили Геракла, – вспомнил отец красавицы-невесты свой национальный фольклор.

– Ну что ты, братец, этакое несешь? – возмутились гости, слегка позабыв где они все находятся. – Откуда этому деревенщине знать о нашем великом греческом герое?

– Действительно, откуда, – вынужден был признать Абидом и от этого почему-то ещё больше расстроился.

Короче, суд да дело, но так ничего филистимляне и не смогли дельного придумать и тогда решили они поговорить с прекрасной Руфью, дабы выяснить каков человек этот Самсон. Руфь покорно спустилась в пиршественный зал, беспрекословно подчинившись приказу отца.

– Ответь мне, доченька, каков этот твой жених? Может он и с тобой лукавил, не только с нами? Может оскорбил тебя словом или жестом?

– Нет, отец, – так отвечала красавица, прелестно краснея. – Самсон был со мной крайне учтив и сдержан, но иногда говорил о непонятных для меня вещах.

– Вот он выход! – прокричал кто-то из гостей (тот самый, что должен был иудейскому герою тридцать рубашек из тонкого полотна и тридцать смен одежды). – Давайте объявим мерзавца сумасшедшим.