Светлана забралась на заднее сиденье магомобиля и легла, с головой прячась под приготовленный для неё плед. Сиденье было неудобным, коротким, пришлось прижимать колени к груди, чтобы уместиться. Интересно, Мишка простит испачканные сиденья? Разуваться Светлана не стала, только мокрую кепку стянула с головы и сунула в карман шинели. Было холодно. Она долго, старательно дышала ртом, согревая воздух под пледом. Михаил не спешил — то ли давал время Светлане, то ли всерьез озаботился Ольгинском и помощью Ларисе. Хорошо бы последнее — проклинать Светлана не любила.
Монотонно, усыпляюще барабанил дождь по крыше. Шумела вода, утекая в далекую Уземонку. Светлана, борясь с накатывающими мягкими волнами сна, перебирала в памяти убийство в Сосновском. Она была согласна с Мишкой: когда что-то старательно выпячивают, как в данном случае «императорское» происхождение жертвы, то что-то, наоборот, стараются спрятать. Например, личность убийцы. Но это же и так очевидно: любое расследование отталкивается от личности убитого — так учил на курсах Севастьян Севастьянович. Его бы сюда. Может, он бы разобрался. В любом случае, ему бы точно было интересно. Светлана зевнула и тут же звонко чихнула — только простыть снова не хватало. Значит, есть что-то такое в убийце, что в любом случае надо скрыть?
Светлана снова вспоминала: утро, поездка в Сосновское, жертвенная поза убитой, необходимость стазиса, упрямый Громов, который пошел против правил. Она чуть челюсть не вывихнула, давясь зевком — сейчас бы кружку крепкого кофе, можно даже без сахара и молока, как тогда. Её окатило волной жара — Светлана чуть не села от озарения на сиденье. Все началось не с отказа Громова свернуть расследование! Все началось с Мишки! Это он позвонил на кристальник и уговорил, балабол, выйти на третье дежурство подряд. Это он должен был ехать на вызов. Это он должен был увидеть жертвенную позу у убитой. И Громову не удалось бы уговорить Волкова отложить стазис. О жертвоприношении было бы доложено жандармам — это их обязанность выслеживать язычников. Не обошла бы эта новость и кромешников. Пока бумаги летали туда-сюда, пока собирали команду, пока решали, кто будет проводить расследование, дожди бы смыли следы берендея в лесу, а вокруг капища они и так были затерты магией. И баюша бы умерла в лесу без помощи. Она бы не смогла ничего рассказать. Думать о том, была ли хоть капля правды в словах Китти, Светлане пока было дурно. Пока не об этом. Пока об убитой. Когда жандармы или даже кромешники добрались бы до места преступления, то обнаружили бы ожерелье. Или даже платье? Было ли еще что-то, указывающее на императорское происхождение жертвы? Светлана так и не спросила у Громова. И про зарницы забыла спросить — пролилась ли в Сосновском настоящая императорская кровь? Если убитая — не княжна, то убийца-то может быть Рюриковичем. Пролил ли он там свою кровь? Именно это и могли скрывать в Сосновском, подсовывая лжекняжну. В любом случае, тело убитой увезли бы в Москву, и там бы все засекретили, как случилось с Василием Федоровичем Рюриковичем-Романовым. Даже скорее не так. Из-за особенной даты дело сразу бы взяли кромешники. Тело убитой изучали бы в Москве. Там бы и обнаружили ожерелье. Тут, в Суходольске никакой Громов бы об этом не узнал. Как не узнала бы Светлана — все подарки Волкова она возвращала ему без осмотра. Точно так же было бы с обновленным ожерельем — вернула, не прикасаясь, потребовав… Потребовав возместить деньгами стоимость тринадцати жемчужин. Никто не узнал бы о подмене ожерелья. Все испортили заботливый Волков и упрямый Громов.
Хотелось ругаться — о подмене на дежурстве она так же, как и об ожерелье, не сказала Громову. Промолчала, направляя расследование в другую сторону. Или Громов с Петровым и такую возможность предусмотрели? Оставался один непонятный момент. Почему убитая так похожа на Светлану? Случайность? Или злой умысел? Хотя нет, еще один непонятный момент — где и кто подменил ожерелье? Болин или кто-то из Волковых — понять бы еще зачем. А еще кто-то очень хорошо знает повадки Светланы — то, что она никогда не прикасается к подаркам от Мишки.
Дверца хлопнула, пахнуло ветивером, папка с бумагами приземлилась на переднее сиденье, двигатель «Рено» заурчал, напитываясь эфиром из кристаллов, и магомобиль поехал в сторону магуправы.
— Я скажу, когда сможешь вылезать из-под пледа, — мягко сказал Михаил.
Светлана сделала себе щелочку в пледе, разглядывая все так и одетого в тот же самый костюм княжича. Он даже побриться не успел — и это за час! Сомнения снова проснулись в Светлане. Она настороженно спросила, жалея, что не видно лица княжича:
— Мишка, куда ты ездил? Я же видела, что ты направился не домой. Ты себя в порядок даже привести не смог.
Он, все так же не оборачиваясь, хмыкнул:
— А ты умеешь ревновать!
— Миша!
Он сдался, со смешком поясняя:
— В магуправу я ездил, свет моей души. Дополнил твое объявление номером своего кристальника. Заодно подсветил для себя зафиксированный тобой след Ивашки.
Скрипели дворники на переднем стекле, смахивая капли дождя. За окном продолжалась криками уличных торговцев и шорохом шагов городская жизнь. Праздники подходили к концу.
— Миша… Ты не лжешь? — Светлана отчаянно хотела верить, хотя бы ему. Жить без доверия страшно, хотя она почти привыкла за эти десять лет.
— А что еще я, по-твоему, мог делать?
Она не ответила — он много, что мог. Например, встретиться с отцом и предупредить его. Или еще что-то. Телефонировать Болинам. Телефонировать кромешникам…
Он словно почувствовал её волнение и даже обернулся на миг, поясняя:
— В госпитале я был, любопытная барышня. Если мне дана зачем-то уникальная кровь в жилах, то грех ею не воспользоваться.
— Ты! — Светлана скинула с головы плед и чуть не села на сиденье.
— Ш! — одернул её Мишка. — Лежи смирно — городовой засечь может. Громов ничего не заметил — твоя Баюшенька постаралась. Кстати, почему она так прикипела к Громову?
Светлана вспомнила, как млела баюша в руках пристава, и призналась:
— Сама задаюсь этим вопросом.
Он кивнул, поглядывая в зеркало заднего вида:
— Вот-вот, интересные вопросы вылезают. Очень неудобные.
Светлана не удержалась и напомнила, стаскивая плед с себя — уже далеко, вроде, отъехали. Зря Мишка пугал городовым:
— Она и на твоих руках млела. После подарка корзины.
Михаил притормозил у тротуара и обернулся к Светлане, локтем опираясь на спинку сиденья:
— Со мной-то все ясно — она крови моей попробовала и поняла, что я Рюрикович. Потому и подлизывалась. А Громов что такого сделал для баюши?
Светлана разогнула прижатые к груди колени — задний диван был отчаянно мал, — и села:
— Он приказал Петрову быстро доставить её в больничку.
Михаил задумчиво посмотрел на Светлану, на улицу, погруженную в привычные осенние сумерки, когда и не поймешь: вечер уже, или день еще не закончился, — и пробормотал:
— Маловато как-то. Не находишь?
Боясь снова ошибиться из-за утаенных случайно фактов, она вспомнила:
— Баю… — Нет, сейчас надо всегда держать в уме, что она может быть императорским баюном и врагом, — Китти сказала, что у неё перед Громовым долг жизни.
— Вспоминай, что еще вы делали с баюшей и Громовым… Может, он что-то упоминал?
Вот же хитрюга — докладывать ему, что они делали с Громовым. Впрочем, он прав: сейчас важна любая мелочь.
— Мы с Громовым любовника Веры Лапшиной уничтожили — упырь обыкновенный привязался к барышне. Больше ничего не было, Миш. Честно, не было. — Она вспомнила утро, когда Громов готовил ей завтрак. Щеки почему-то принялись стыдливо краснеть. Хорошо, что любой приличной барышне положен здоровый румянец на все лицо. Михаил приподнял бровь, но промолчал. — Ах, да! Громов после этого оплатил лечение Китти в больничке. Может, это и есть долг жизни?
— Похоже на то… — Михаил все раз внимательно оглядел улицу и предложил: — Светлана, пересаживайся на переднее сиденье — так будет проще отслеживать след Ивашки.
