Заскочив в недорогое кафе, Светлана купила себе кулек пирожков с капустой на ужин и на завтрак, а потом поспешила обратно в управу — Ерофей Степанович скоро пойдет домой, и зонт ему очень даже понадобится. Письмоводитель, закутанный в шинель, уже недовольно стоял на крыльце в ожидании Светланы. Подобострастный на словах, он все же выдал свое недовольство задержкой Светланы — чуть ли не силой вырвал у неё зонт и пошел прочь, неловко шлепая ботинками с галошами по лужам.

Закрыв двери управы на ключ — для внезапных посетителей был электрический звонок, Светлана устало пошла в свой кабинет на второй этаж. Она настолько промокла и озябла, что решила наплевать на магдетекторы — она эфиром высушила на себе одежду и обувь. В сегодняшней эфирной буре, уже приближавшейся к пятой, не меньше, степени, её заклинаний не заметят. Теоретически. Забавно, что ранги магов шли от пятого к первому по возрастанию сил, а вот степени эфирного напряжения считались, как у метеорологов: от меньшего, первого, к большему. Самым сильным и опасным считался восьмой уровень. «Катькина истерика» десять лет назад просто сожгла магдатчики — теоретики от магии считали, что тогда императрица из рода Рюриковичей выдала запредельный десятый уровень. Светлана до сих пор этого не понимала: предали тебя кромешники — остальная страна-то при чем? Хорошо, что сейчас с самодержавием было покончено, хотя конституционная монархия, которую объявили почти десять лет назад тоже не особо хороша оказалась — Светлана кардинальных перемен не замечала. Цены росли, жалование оставалось неизменным почти век, чиновники как брали взятки, так и брали, и что со всем этим делать, она не знала. Если только сегодняшний упырь, действительно, окажется цесаревичем Дмитрием? Хотя Россия уже проходила двух Лжедмитриев. Светлана даже не знала, что будет лучше: упырь или все же цесаревич? Впрочем, гадать глупо — полночь сама раскроет тайну любовника Веры Ивановны Лапшиной.

Светлана, поужинав и поставив будильник в кристальнике на одиннадцать часов, легла спать — все лучше, чем страдать от ноющих эфирных каналов и прыжков температуры. Ей казалось, что она только-только положила голову на подушку, как будильник резко затрезвонил, прогоняя сон. Дождь за окном не закончился, так и продолжал капать, уже еле-еле, стуча по железным оконным откосам. Идти куда-то в темень и слякоть не хотелось. Светлана быстро привела себя в порядок, поймала на улице позднего извозчика и к полуночи приехала к дому Лапшиной. Он находился у самого начала Ежиной горы в относительно благополучном квартале Уземонки — полицейский участок находился в паре минут ходьбы. Дом был двухэтажный, в пять окон по фасаду, первый этаж каменный, второй — деревянный. Кружевные наличники на окнах, из-за плотных штор пробивался яркий электрический свет. Лапшины жили хорошо. Все портил только залетный Ясный сокол.

Светлана позвонила в дверной звонок — открыла сама немного растерянная Лапшина, проводя в дом через пустой холл — назвать это сенями язык у Светланы не повернулся. Впрочем, спрятанное в углу раскрашенное яйцо для домового Светлана заметила — храм такого не поощрял, но все знали, что проще мирно жить с домовым, уважая его, чем пытаться вывести из дома. Даже в управе Богдан Семенович самолично наливал молоко в блюдечко для домового. Лет десять назад за такое и по этапу можно было пойти.

В доме было тихо: Верочка, судя по всему, уже спала, городовой еще не пришел, слуги были на своей половине. Светлана проверила все окна и двери и осталась довольна — Дарья Ивановна сделала все на совесть. Оставалось только усыпить саму Лапшину, чтобы не попала под горячую руку во время разборок с Ясным соколом.

Часы в гостиной пробили полночь. Полицейского так и не было. Лапшина нервничала все больше и больше — глядишь, скоро руки начнет заламывать. Светлана, осмотрев небольшую, скромную спальню Веры, а потом и саму мирно спящую в кладовке, заставленной старыми вещами, Веру, осторожно прикоснулась к Дарье Ивановне и усыпила её заклинанием третьего уровня, опуская на узкую кровать рядом с сестрой. Эфир с каждым разом отзывался все проще и проще, хотя Светлана понимала: расплата за эту легкость будет тяжелой.

Можно было приступать к знакомству с Ясным соколом — сейчас полицейский будет только мешать Светлане. Она достала пробирку из кармана юбки и, проколов Вере палец на левой руке, набрала в неё кровь, плотно закрыв пробкой.

В уличную дверь позвонили, а потом еще и требовательно постучали. Светлана поспешила открыть, недоумевая, кто из хвостомоек такой наглый. На пороге неожиданно оказался Громов собственной персоной. Заросший щетиной, усталый, в промокшей шинели, крайне серьезный и чем-то озабоченный. Закрыв за собой дверь и стащив с себя фуражку, проходить дальше в дом он не стал — замялся у порога:

— Доброй ночи, Светлана Алексеевна.

— И вам доброй ночи, Александр Еремеевич. Вот уж не ожидала вас сегодня встретить еще раз.

Он протянул Светлане её плащ:

— Я не мог не вернуть вам ваши вещи.

— Надо же… Спасибо… — Она повесила плащ на вешалку.

Громов улыбнулся — кажется, первый раз за всё время:

— Я решил своих парней к вам не посылать — вы необычная особа. Ни Синица, ни Петров с вашим энтузиазмом не справятся.

Светлана не знала, что и сказать на такое. К счастью, пристав ответа не ждал:

— Да и с энтузиазмом Лапшиных тоже — они мне сегодня взятку пытались всунуть. Еле отбился, Светлана Алексеевна.

Она рассмеялась — было приятно, что она не одна такая, отказывающаяся от взяток. Громов привычно нахмурился, ничего не понимая.

— Простите, — повинилась Светлана, не став, впрочем, что-то объяснять.

Пристав её, кажется, не понял — тоже в свою очередь принялся извиняться:

— И вы меня простите за опоздание. Там на улице вокруг фонаря летучая мышь летает. Размеры только большие — никогда таких не видел.

— Ага! Дмитрий Ясный сокол прилетел! — обрадовалась Светлана и, подхватив Громова под локоть, потащила его за собой в дом.

— Простите? — не понял пристав, не сопротивлявшийся её напору.

— Не обращайте внимания на меня. Тут на девицу Лапшину Веру Ивановну охоту упырь открыл. Сейчас мы его и изловим.

Громов резко остановился, заставляя замирать и Светлану — сдвинуть его с места она не смогла. Он достал из кармана шинели знакомую уже обойму с серебряными пулями и принялся перезаряжать свой пистолет.

— Светлана Алексеевна, тогда, пожалуй, я вернусь на улицу.

— Не смейте даже — улетит упырь, потом устанем за ним гоняться — он же жертву может сменить!

— Но как же…

Она его перебила:

— Поверьте, сейчас он сам прилетит к нам, попадая в ловушку. От вас только и требуется прикрыть мне спину.

— Это завсегда пожалуйста, потому я и пришел — у парней-то только «селедки». С шашками против упыря не пойдешь.

Светлана знала, что по уставу пистолеты были положены всем, даже городовым, но на деле денег, выделяемых губернией, хватало только на жалование. Пистолеты, соколики, сами покупайте на свои деньги! Так было почти всегда. И при императоре, и сейчас.

— Это точно… — подтвердила Светлана и зашла в комнату Веры — обычная девичья спаленка: узкая железная кровать с горкой укрытых кружевным покрывалом подушек, туалетный столик, на котором лежали небольшие открыточки и приглашения, на зеркале были прикреплены фотографии каких-то актеров синематографа, на стенах фотографии родных вперемежку с милыми пастелями, наверное, руки самой Верочки. Упырь тут не вписывался совсем. Хорошо бы, чтобы увлечение Верочки осталось без последствий — Дарья Ивановна серьезная барышня, жениха для оступившейся сестры быстро найдет, но хотелось бы не поспешного брака, а счастливой истории любви. Да и Громова было жалко отдавать Верочке. Он завидный жених.

Он поймал её оценивающий взгляд:

— Что-то не так, Светлана Алексеевна?

— Нет, все так.

Он сам разберется с Лапшиными. Это его личная жизнь.

— Просто собираюсь с мыслями, — призналась Светлана. — Откройте, пожалуйста, форточку.