— Ты оглох, что ли? — спросила я, начиная терять надежду на скорое освобождение.

Ветер стих окончательно, а Лесовик, до этого занятый преподаванием урока, направился к нашей висящей на вековом стволе парочке.

— Сними его с меня, пожалуйста, — попросила Лесовика, но тот отчего-то не спешил на помощь. Встал рядом с нами, недовольно скрестил руки на груди и стал ждать. Лесоруб, повисев ещё немного и окликнув разбросанных по лесу товарищей, таки отважился разжать руки. Сделал пару неуверенных шагов от дерева, но далеко отходить побоялся.

— Мало, что ли, деревьев тебе вокруг? — стала возмущаться, тоже отступив от спасшего меня ствола. — Вон, — обвела рукой лес, — выбирай не хочу. Чего к моему прицепился?

Но лесоруб даже ухом не повёл.

— Эй, я с тобой разговариваю, — обошла его и помахала рукой перед лицом. Но снова никакой реакции. — Он что слепой и глухой? А таких вообще берут в лесорубы? — спросила у Лесовика.

Тот вздохнул.

— Поэтому я и говорил, что не надо тебе в твоё село, — ответил он. — Не место тебе среди людей больше, Агнешка.

И тут до меня начало доходить.

— Так получается это не он слепой, а я невидимая? — осознала с ужасом. — И неслышимая, — добавила грустно. — Что же ты не предупредил меня, что оно всё… так?

Лесовик снова вздохнул.

— Потому что не хотел расстраивать. Осталась бы в моём городе и не знала даже об этом. Но тебя ведь не удержишь. Всё равно за завесу пробралась бы рано или поздно. Так лучше уж со мной, чем одна. И лучше самой убедиться, чем услышать да не поверить.

Пока я расстраивалась и прощалась со своей видимостью, лесорубы, чертыхаясь и поминая лешего, собрали свои топоры и похромали вглубь чащи.

— Больше в этот лес ни ногой, — простонал тот из них, кто прихрамывал сильнее всего.

— Я знал, что надо было за Понтеевку ехать, — отозвался ковылявший по соседству.

— Так раз знал, чего молчал тогда⁈

Они пререкались и переругивались, а у меня на душе образовалась такая пустота.

— Ну, раз в село мне не надо, давай в твой край вернёмся. Там со мной хотя бы кто-то помимо тебя может разговаривать, — вздохнув, я не хуже побитых лесорубов поплелась в обратном направлении.

— Расстроилась, — констатировал Лесовик, легко меня догнав. — Дались тебе эти люди? У нас в городе намного лучше. Народ приветливый, хоромы просторные, яства всякие. Разве плохо?

— Да не плохо, — отмахнулась я. — Но обидно всё-таки. Вот так попытаешься поддержать человека, а тебя на жертвенник, и всё, — развела руками. — Не видно, не слышно.

Лесовик усмехнулся.

— И видно, и слышно, и всё у тебя в порядке. Пойдём-ка побыстрее, пока ты ещё больше себе не надумала, — и на руки меня подхватил, да так внезапно, что я даже ахнула. Но на плечо закидывать не стал. Так на руках и понёс. И скорость тоже большую не стал набирать. Деревья перед глазами мелькали, но уже не до тошноты и головокружения.

— А чего ж ты раньше меня так нежно не носил? — полюбопытствовала я. — Только вниз головой и вприпрыжку.

— Потому что уже и позабыл как это, — ответил он, — беспокоиться о ком-то.

— Да, у вас, чудовищ, девушки, наверно, не такие хрупкие, — подметила я. — Вот эта твоя хмарь, например, она какая? Крепкая, наверно?

— Ну, во-первых, она не моя. А во-вторых, да, — признался он. — К сожалению, очень крепкая.

— Вот поэтому ты и не привык, — подытожила, устраиваясь поудобнее у него на руках и беззаботно покачивая ножкой. — А с обычными девушками обращаться нужно бережно.

Всю обратную дорогу он нёс меня на руках. И до обрыва, и от него, и даже по городу. Изредка встречавшийся нам городской люд, завидя царя с девицей в охапке, шептался, да переглядывался, да улыбочками обменивался. Я несколько раз попыталась спешиться, смущённая подобным вниманием, но Лесовик оказался категорически против.

— Ну подумаешь смотрят, — возмутился он, когда я снова попыталась освободиться. — А чего такого-то?

— Как это чего такого? Ты же не Василий кузнец, а царь всё-таки. Да и Василию этому тоже постыдиться бы девицу по городу на руках таскать.

— Вот пусть этот Василий и стыдится, если ему так хочется, — ответил Лесовик. — А мне совершенно не стыдно. Я, можно сказать, вживаюсь в роль.

— В какую ещё роль? — снова попыталась высвободиться, но опять неудачно.

— Заботливую.

Если так порассуждать, то царю заботливая роль лишней не станется. У него вон сколько людей на попечении, не считая меня. Пусть уж потренируется, если больше не на ком. Смирившись с необходимостью, я, наконец, притихла и до царских хором на руках лежала спокойно. Только у крыльца всё-таки заёрзала.

— Пусти, — прошептала я испуганно.

— Зачем? Мы ещё не дошли, — ответ Лесовик.

— Да пусти, кому говорю? — ожесточённо завозилась у него на руках, пытаясь спрыгнуть. — Не хочу, чтобы Есения увидела.

— Горожане, значит, пусть, а Есении нельзя? — усмехнулся царь, но удерживать меня не стал.

— Есении нельзя, — сказала ему веско, одёргивая подол и стоя уже на своих двоих. — Больно она у тебя строгая. Что, если осерчает, а мне идти больше некуда? Хату ты мне так и не выделил.

— Не выделил, — подтвердил Лесовик. — Зачем тебе хата, когда вон, — показал на свои хоромы, — живи не хочу.

— Так я и не хочу.

— Глупости, — отмахнулся он. — Сейчас потрапезничаем, ты вмиг обо всём забудешь. У меня-то харчи повкуснее, чем у других горожан.

Ишь какой, харчами меня решил подкупить. А я, может, неподкупная. Пока не голодная. На этой мысли желудок мой жалостно заурчал, намекая, что Лесовик был в шаге от победы.

— Ладно, давай уж потрапезничаем, — согласилась я снисходительно, а сама уже представила уставленный яствами стол. Интересно, подадут ли, например, перепёлку? У нас это редкое лакомство. Поди их ещё налови, этих перепелов.

«Ох, Агнешка», — покачала головой в ответ на собственные мысли, — «никакой у тебя выдержки. И гордости никакой. За перепелов готова, вон, даже с чудищем жить». — Покосилась на Лесовика, ища признаки чудовищности. И, к своему расстройству, не нашла ни одного. Статный, вежливый — когда на плечо не закидывает — и лицом красив. Ну, чем не жених-то? Если б ещё невестами не обложился, то можно было даже приглядеться.

— О чём задумалась? — спросил Лесовик заинтересовано, когда мы поднялись в сени.

— О том, зачем тебе понадобилось столько невест, — ляпнула я, не подумав, и вспыхнула от стыда. Жарко стало так, что сарафан стаскивай.

— И зачем же? — спросил он, будто я знала ответ.

— Так и я говорю, зачем?

— Да хоть чтоб тебя дождаться, — усмехнулся он. — Разве плохой повод?

Вот иногда говорит он о чём-то, а я ну хоть кол теши не понимаю. Зачем было дожидаться меня с таким количеством невест? Я в очередях за женихами стоять не люблю. Особенно, если встаю последней. Да и вообще, чего было меня ждать?

— Ты мне зубы не заговаривай, — укорила его. — Вижу я, как ты ждал. Вон, весь город в девицах.

— Почему в девицах? — обиделся Лесовик. — У нас и молодцев хватает.

— Хватает, да не хватает. Сам же сказал, что плотников нет.

— Плотников — нет. А молодцы есть, — возразил он.

— Ну раз так, то надо бы приглядеться. Вон, Софушка счастье своё нашла. И наверно, без всяких очередей. А то я здесь состарюсь, тебя дожидаясь. Что это за жених такой, за которым толпиться надо?

Лесовик посуровел сразу.

— Не к кому тут присматриваться. И некогда тебе. К свадьбе лучше готовься.

— Так моя, что ли, свадьба? — огрызнулась я. — А то, может, я и приготовилась бы, — и направилась одна в сторону трапезной. Благо вчера уже разведала, где тут и что. Лесовик, не торопясь, шёл следом. Это я поняла по звуку его шагов, потому что оборачиваться не стала.

«И чего я так закипела?» — дивилась собственной реакции. — «Ну, мало ли какие у них тут обычаи. Может, у них не положено, чтобы у царя было меньше сотни невест? Иначе уважать не будут. Да и какая мне разница?»