— Вот именно, что никакой, — пробубнила, всё ещё горячась. — Ну, ты идёшь там? — таки оглянулась на царя. — А то мне без тебя не накроют. Скажут, царскую особу ждать.
— Иду, — усмехнулся Лесовик.
Перепелов всё-таки не принесли. Но птицы да рыбы на столе хватало. Ну разве же можно всего двум людям так много еды накладывать? Я, даже весь день здесь просидев, свою половину не съем.
— Расточительные они у тебя, — подытожила я, держась за округлившийся живот. — Разве можно так изводить продукты?
— Ну их же потом не на выброс, — ответил царь. — Или тебе для меня даже еды жалко? — усмехнулся он.
— Да не для тебя жалко. Вообще. У нас на селе к продуктам относятся бережно. Потому что сегодня они есть, а завтра, случись что, засуха там или пожар, придётся сидеть голодным. Запасаться надо. И беречь. Э-эх, — махнула на него рукой, — кому я объясняю.
И правда, зачем лесному царю бережливостью морочиться? Для него-то всегда краюшка хлеба да ломоть мяса найдётся.
— Чего загрустила?
— По лишениям тоскую. Тебе, царю лесному, не понять.
Спорить он со мной не стал, заставлять доедать тоже. Вместо этого после обеда отправился по делам, а я опять осталась одна одинёшенька. На задания от Есении надёги никакой не было, поэтому я смело выдвинулась на поиски Степана. С лавками мы с ним разобрались, с парчой и украшениями тоже, оставались харчи разве что.
Степана, надо сказать, насилу нашла. Если бы не служки домашние, ни за что бы не справилась. Парень этот был шустр и неуловим, и вечно чем-то загадочным занят.
— Ты мне вот что скажи, Степан, — начала я, взяв его под руку во дворе, где и выловила его в беготне между заданиями. — Каков царский повар? Хорош?
— Так обижаете, — встрепенулся он. — Конечно, хорош. Лучшего вы и во всём городе не сыщете.
— А второй по хорошести кто? Знаешь его?
— Второй-то? — переспросил Степан, сдвигая картуз и почёсывая затылок. — Так Гришка это. Советника царского повар.
— А третий?
— Вы это к чему спрашиваете? — насторожился Степан.
— К тому, Стёпа, что парчу мы с тобой выбрали, лент закупили, лавок стругать заказали, а еды-то не подготовлено. Царь-батюшка ваш сказал, что надо на весь город наготовить. А кто готовить-то будет? Я здесь никого не знаю.
— Так зато я знаю.
— Потому я у тебя и спрашиваю.
Хмурый от напряжения Степан просиял, наконец, осознав, зачем я его мучила.
— Да бросьте вы это, с поварами знакомиться, — сказал он ухмыляясь. — Вам-то это к чему? Я сам со всеми договорюсь и продуктов найду. Вы, главное, с блюдами определитесь.
— Блюда, Стёпа, зависят от ловкости повара. А что, если не справятся они?
— Так справятся, — повеселел он совсем. — Нам из сёл, деревень да поместий только дельных отправляют. Боятся Царя Лесного прогневать. Тут люд живёт только толковый.
Я глянула на него скептически. Вот Василина, подруга моя подколодная, хоть и красивая девка, но толковой бы я её не назвала. Если б она не сбежала, так и подпортила им всю статистику. И неизвестно, сколько ещё здесь таких же «толковых» ошивается. Но мысли я эти не озвучила, чтобы лишний раз не травмировать чуткого Степана.
— Ну, Стёпа, под твою ответственность. Давай тогда выберем, чем будем гостей угощать. А потом это с женихом да невестой… — осеклась, поняв, что с ними-то обсудить у меня как раз ничего не получится. — С царём обсудим, — исправилась я.
— Так и давайте, — согласился тот. — Чего б вы хотели?
— Я-то? — опять затоскливело мне, что свадьба-то не моя. Но, с другой стороны, раз весь город на неё приглашён, значит, и меня на ней тоже потчевать будут. — Я бы, Стёпа, хотела перепелов. Бывает у вас такое?
— Отчего ж не бывает? Для вас найдётся.
— Тогда их. И ещё…
В общем, фантазия моя разошлась не на шутку. Чуяла я, выслушает Лесовик весь перечень еды, да и оставит от него только ошмёточки. Надо же… А ещё совсем недавно я рассуждала о бережливости.
«Ну, моё дело малое», — утешала я себя. — «Предложить. А уж он пусть соглашается или отказывается. Это уже его дело. Лишнее вычеркнет».
Да и откуда мне было знать, ставят у них в городе такие богатые яства на свадебные столы или нет? Всё-то у них тут не по-нашему.
Когда Степан вывел последнее из блюд на пергаменте, за окном уже вечерело. Отнеся листок в свою опочивальню, я дошла до сеней и выглянула на крыльцо. Воздух, пропитанный запахом разнотравья, наполнился вечерней свежестью. И витало в нём ещё что-то знакомое. Будто запах реки.
— Степа-ан, — окликнула своего помощника, пока тот не успел убежать, — а у вас тут и речка есть?
— А как же? Есть, конечно. Что ж это за город такой, без реки?
— И то верно. А покажешь?
Он подозрительно прищурился.
— Топиться не буду, обещаю, — усмехнулась я.
— Так вы и не сможете. Только ежели мыться соберётесь, то возьмите с собой кого из девок. Река наша далеко за город течёт. И в болота впадает.
— В какие ещё болота? — насторожилась я. — Уж не те ли, где эта хмарь обитает? — сощурилась подозрительно. — Которая болотная.
— Да эти, конечно. Потому вы одна там не плавайте, — предостерёг он.
Что же это за хмарь такая, что её и Степан боится, и даже Лесной царь не справляется? Посмотрела бы я на эту зверюгу. Хотя нет, лучше не надо. Может, она, как эта, Горгонда, от которой все каменеют.
— Да не буду я там купаться. От греха-то подальше. Просто гляну, где у вас тут река. И вообще, в городе осмотрюсь. А то домой-то мне, как выяснилось, нельзя. Не видит меня никто, представляешь? Вот горе где. — И вздохнула.
— Какое ж это горе? — улыбнулся Степан. — Это радость настоящая. Иначе бы как вы с царём-батюшкой познакомились? Да и односельчанам вашим добро, что не видят. Иначе б плохое для них это значило.
— Ох уж этот царь, — покачала я головой и вздохнула. — Надо было ему внимательнее к девам на жертвенниках присматриваться. Забрал не ту, а теперь я вот. Запрозрачнела. Ладно, пошли, — поманила Степана к выходу с царского двора. Уж больно прогуляться захотелось. А одной куда, всё незнакомое. — Скажи мне вот что, Степан. Сколько у вашего царя невест всё-таки?
Он взглянул на меня удивлённо.
— Так а я откуда знаю? Кто ж их сосчитает. Поди полгорода одни невесты.
— У-ум, — протянула я понятливо. — И чего их в таком количестве шлют? Не могли, что ли, правда, плотников отправлять? А то невест прорва, а изб — нету. Куда селить-то?
— Да находится куда, — ответил Степан.
— Значит, им находится, а мне нет? — возмутилась я. — А ну, говори, как на духу, есть тут где свободная изба? — ухватила его за грудки.
У Степана в тот же миг глаза от испуга округлились. Сообразил-таки, к чему я вела, и судорожно замотал головой. Будто припадок случился.
— Так-то бывают, — начал заговаривать мне зубы, — но вот сейчас. Теперича нет. Все заняты, — заверил он неубедительно.
— Э-эх, никому верить нельзя, — вздохнула я, отпуская его кафтан. — Пошли уже. Сама знаю, что есть. Осталось вычислить. Избу эту свободную. А потом царя убедить.
Пока шли, смотрела я на окрашенные багровеющим закатным светом дома, и такие они все ладненькие были, что я даже и позабыла о бедах всех. И о Василине, подруженьке окаянной, и о жертвеннике, и даже о том, что у Лесовика полгорода невест. И чего они мне сдались? Хоть и весь город ими заполнен был, мне-то до того что?
Речка текла у самой городской окраины. И начиналась не в нашей стороне, откуда меня Лесовик принёс, а в другой. Я в тех местах никогда и не бывала. Текла эта речка через поле огромное, город огибала сбоку — что само по себе странно, обычно-то все у реки селятся — и уходила снова куда-то к лесам. Если так подумать, то по направлению как раз похоже, что вела она к Моровке. Деревне затопленной.
Раньше эта деревня хорошо стояла, говорят, на речке. Да и дорога недалеко просёлочная шла по направлению к городу. В общем, жили и ни на что не жаловались. А потом из лесу начала к ним топь подкрадываться. Да вонючая такая, ядовитая. Что аж дышать было трудно. Кто поумнее был, вещи собрал, скотину к повозке привязал, да и ушёл туда, где жизнь ещё не испортилась. Те же, кто замешкал, говорят, все захворали. Да так и сгинули вместе с деревней. Не знаю, как её до того величали. Но теперь Моровкой зовут.
