— Не буду! — произнесла взбалмошная девчонка, как отрезала. Я спать хочу! Вы видели который час, мэм?
— Диана, это не… — раздался голос Гелиота.
Хельга прищурила глаза и улыбнулась. Нехорошо улыбнулась. Избалованная девчонка решила показать зубки. Ну что ж, посмотрим чьи клыки больше, посмотрим кто первый заплачет.
— Ты хорошо меня рассмотрела? — Хельга провела рукой по лицу, тонкой шее и декольте, проглядывающему сквозь легкое домашний платье. Распушила розовые волосы и заметив, что у неё вновь появилась седая прядка. — Как считаешь, я красивая? — задала она вопрос этой девчонке.
Ди засмотрелась на целительницу и ответила сбивчиво и не сразу.
— Ну… наверное, — на ее щеках проступил мягкие румянец.
— Именно, Диана, я красивая, а ты уродина! И одеяло ты задрала по самые глаза не потому, что тебе страшно или холодно: ты стыдишься своего тела, своих ожогов и увечий. Они противно тебе самой. По ночам ты воешь от бессилия и, дай угадаю, примеряешься вскрыть себе вены, — целительница кивнула на необдуманно оставленные на виду запястье девушки. Та одернула было руку, желая спрятать не глубокие борозды, оставленные на обожженной коже. — Но даже тут ты трусишь! Лишь царапаешь кожу не повреждая вен и упиваешься жалостью к себе.
Доктор не всегда может безболезненно исцелять недуг. Действенные лекарства горькие. Для того чтобы дать жизнь ребёнку, иногда нужно вскрыть чрево матери. И иногда, чтобы спасти жизнь человека, просто необходимо отнять пораженную гнойной гангреной ногу, ведь иначе сепсис и смерть в мучениях.
Вот и сейчас возя девушку носом по ее комплексам, страхам скелетам в шкафу, Хельга ломала ее, чтобы затем слепить новую Ди. Какой смысл лечить тело, если девушка до конца жизни будет носить платья с длинным рукавом и просыпаться по ночам в холодном поту от приходящих воспоминаний.
Всё это целительница делала по наитию. Как тогда, когда она оперировала Макса, или как было с ее первым аппендицитом, или кесаревым сечением. Хельга знала, что делать, но только лишь на бумаге, не имея совершенно никакой практики. Ведь если подумать, то было ощущение что кто-то дирижирует ею, управляет её руками, спасая жизни.
Так и сейчас всё, что она говорила, было озарением наведенным чем-то свыше, импровизацией, которая излечит душевные раны этого подростка обиженого на весь мир и прежде всего на самого себя. Хельга не просто чувствовала это, она знала! Она была уверена!
— Хельга вам не кажется что вы… — Гелиот очевидно был и не согласен его возмущенный тон и говорил красноречивее слов.
— Гелиот, разве камин уже разрешен? Разожги камин. — целительница бросила на него испепеляющий взгляд.
Отец полный решимости вступиться за свою дочь как-то смяк, примолк и, согнувшись в полупоклоне, вернулся к растопке поленьев. Ее насторожила такая резкая смена реакции от отца девочки, которую Хельга сейчас умело мешала с дерьмом.
— Папа… — только и выдохнула Диана, захлебываясь в предательских слезах. Ждала что отец придёт на помощь и вступиться за неё, но целительница хватило одного взгляда чтобы Гелиот — изобретатель и гений, сник, и как какая-то прислуга, принялся растапливать очаг.
Слезы это мощнейшее оружие женщин против мужчин, но только не когда идёт война между девочками. В женском коллективе, слезы это признак слабости. Заплакала — проиграла, тут всё просто. И кто вышел победителем в словесной дуэли между Херегой и Дианой прекрасно понимали обе девушки.
— Сейчас ты подчиниться и вытянешь руки. А иначе, я тебе обещаю что свяжу тебя.
Девочка бросила взгляд полный мольбы о помощи на отца и Хельга проследив за ее взглядом улыбнувшись продолжила — и твой отец мне только в этом поможет. Всё понятно?
Диана икнула, понимая безвыходность ситуации и глотая слезы кивнула. Зазнавшейся дикарке, за то что как обошлось с ней и с ее отцом. Мама всё узнает про неё и про папу, который имел неосторожность назначить этой зазнайки свидание прямо у дверей её комнаты. Она всё слышала, как они договаривались встретиться вечером и когда маман узнает об этом…
Девочка словно бы жертвуя, выкинула перед собой руки с коричневой коростой ожогов, поверх которых шли неровные линии порезов. Ди поджала губы и закрыла глаза, совсем не догадываясь, что нахалка будет с ней делать. Пусть делает! Ничего! Когда маман узнает…
Вдруг что-то холодное плюхнулась ей на руки, и не ожидая этого, она машинально попыталась отдернуть руки. Не вышло, Хельга держала ее руки за запястья. Ди открыла глаза: это сумасшедшая водила по обожженным, изрезанная рукам какой-то мокрой тряпкой.
— Перестаньте! Я требую!
Новая волна протеста родилась в Диане, но и в этот раз целительница нашла чем сломить ее праведный гнев. Хлесткий удар мокрой тряпкой по лицу обескуражил и окончательно сломил упирающуюся пациентку. Вот так просто, как с какой-то нищенкой, просто и без затей — мокрой тряпкой и по лицу! И вновь хлынули слезы по щекам, только теперь это были не соленые слезы гнева, а горькие, полные отчаяния и безысходности. Сердце больше не грели фантазии о том, что будет с этой дикой когда о произошедшим узнает маман, больше не было ни сил ни желания сопротивляться.
Между тем, целительница видя полное безразличие пациентки ещё большим усердием водила влажной тканью по истерзанным огнём и толстым лезвием рукам. Теперь целительница ничто не отвлекало, и она могла сосредоточиться на работе. Водя по ожогам тканью, смоченной Мертвой водой, Хельга видела то, как страдала этого кожа. Струпья розовой кожи обгоревшие в огне,который запек плоть до корки и как ее же, истерзанную, но зажившую, мучает холодная сталь маникюрных ножниц.
Хельга закрыла глаза, но продолжала видеть. И что она видела завораживало. Словно еще одна кровеносная система, по которой циркулировала сама жизнь! Целительница не просто ощущала, видела, как потоки жизни циркулируют в этих нитях. В местах ожогов эта вязь нитей души была изувечена огнем и сталью, словно рыбацкая сеть распоротая винтом лодки.
Хельга закрыла глаза и сосредоточилась, чтобы прикоснуться к этим нитям и к душе девушки. Целительница усилием воли тянула изорванную бахрому нитей, выпрямляла их, растягивала и сплетала заново. Сверяясь с токами жизни, она творила то, чего сама до конца не понимала. Ей интуитивно был понятен лишь основной принцип: плести кружево, не оставляя пробелов души в теле и замкнуть сеть жизни так, чтобы токи не сталкивались.
Увы, с течением времени, работать становилось сложнее, податливые до того нити жизни, становились жесткими и ломкими, не желая спрятаться в единый узор. Хельга понимала, что не стоитло терять драгоценное время, решила сделать хотя бы один, небольшой клочок, но до конца, нежели равномерно выправлять все огрехи в душе Дианы.
Увы, все что смогла сделать целительница так исправить кружево нитей на предплечье. Нити жизни становились жесткими и ломкими, будто застывающая карамель. Осколки нитей обламывались и резали руки, словно стеклянные иглы. Дальше пытаться не было смысла и Хельга открыла глаза.
За окном уже поднималось солнце, значит она просидела так несколько часов к ряду. Спина и ноги затекли, платье давно высохло и сейчас Хельга почувствовала, как устала за бессонную ночь. А еще, на нее не отрываясь глядели две пары озадаченных глаз. И Диана и Гелиот хранили молчание и смотрели на нее…… с восхищением?
Хельга отбросила уже не нужное платье и посмотрела на руки девочки. Там где была корка шрама, теперь красовалась ровная розовая кожа. Совсем небольшой участок, его можно с легкостью накрыть ладошкой, но там где был уродливый ожог, теперь была молодая кожа!
