Картин и разных драгоценных мелочей, вроде ваз, богато украшенного парадного оружия, ковров тонкой работы и так далее. Всего этого стало только больше. Осматривая другие дворцы или захваченные резиденции благородных домов, решая, как лучше использовать их для дела революции, Николай никогда не стеснялся забрать понравившуюся ему вещь в свою берлогу. Зименко называл это спасением культурных ценностей. А покои бывшего градоправителя, где проживал сам – хранилищем или будущем музеем.

Правда на данный момент, все честно экспроприированные экспонаты, радовали глаз только самого комиссара и тех его немногих гостей, которых он приглашал в свои личные покои. Как, например, Коробейникову Машу.

-Что вы, Марго! -возмутился Николай. -Поверьте, я более чем уважаю ваш дух воина и найду вам занятие, соответствующее всем вашим вкусам и желаниям.

Откуда-то взялась бутылка старого вычурного вина и комиссар ловким движением вскрыл её и разлил густую ароматную жидкость по красивым бокалам.

-Прошу, попробуйте, -не слушая возражений он вручил ей один из бокалов. -Настоящая редкость. Только вы и я можем оценить все оттенки букета вкуса. Мои люди вскрывали винные погреба в бывших резиденциях благородных домов и наши это сокровище. Всего двенадцать бутылок. Может быть это последние двенадцать бутылок урожая этого давнего года сохранившиеся к нашему времени. Восемь из них солдаты вылакали словно своё обычное пойло. Мне едва-едва удалось спасти четыре последних оставшихся и одну из них я хочу разделить сегодня с вами.

-Чудесный букет, -послушно оценила Маша.

-Но возвращаясь к моему предложению… вы ведь не останетесь?

-Извините, комиссар.

-Николай. Пожалуйста называйте меня по имени.

-Конечно, Николай и простите меня за мой отказ.

Каким-то образом он оказался близко-близко, практически обнимая её за талию. Бархатный голос шептал, словно бы, в самое ухо: -Не надо извиняться. Времена принуждения прошли и наступает время свободы. Безграничной свободы для всех. Например, для вас и меня. Человек должен быть свободен в своих решениях и не обязан оправдываться за них ни перед кем кроме своей собственной совести.

-Благодарю вас за понимание, -улыбнулась Маша.

-Это самое меньшее что могу для вас сделать – понять вас, -продолжал звучать его шёпот. -И поверьте: никто не сможет вас понять так, как я.

-Действительно?

-Именно так! Ведь мы очень похожи.

-Чем похожи?

-Прежде всего судьбой. И вы и я были лишены положенного нам места в этом мире, но вырвали его, выгрызли, взяли силой. Мы отомстили тем, кто прежде считал будто управляет нашей судьбой.

-Не понимаю о чём вы говорите, -призналась Коробейникова.

-Всё очень просто, Марго. Я такой же бастард, как и вы! Моя судьба была вечно оставаться на вторых и третьих ролях. До самой старости быть верным слугой настоящего наследника. Незавидная участь! А между тем наша кровь не менее благородна чем у них, но они никогда бы не признали нас равными. Никогда! Бастардов воспитывали как слуг дома, телохранителей, расходный материал или даже просто растили в качестве крайне драгоценного сырья для тайных алхимических опытов, завязанных на магию крови.

Переведя дух, Николай забросил в рот ломоть острого сыра и заметив почти полный бокал в руках у Маши поторопил её: -Пейте, пожалуйста пейте.

-Вы бастард? -удивилась Маша.

-Также как и вы! Да-да, я знаю это. У меня остались связи в столице и новости оттуда доходят даже до нашего медвежьего угла, хотя и со значительным опозданием. Также как и вы – я восстал против своей, так называемой, «семьи». Отвергнутый родным по крови Благородным Дом – я уничтожил его! Революция подарила мне возможность отомстить и дала сил. Взамен я навсегда отдал ей свою верность. Скажи, Марго, тебе ведь прекрасно ведомо это чувство?

-Какое?

-Чувство невероятного наслаждения возникающее, когда уничтожаешь очередного благородного аристократа. Давишь его словно гадкое насекомое. Поступаешь с ними так, как они поступали с тобой. Скажи мне что знаешь это прекрасное чувство?

-Я не уверена.

-Конечно ты знаешь это чувство! Ведь мы с тобой так похожи. Пей, не позволяй вину согреться. Давай я налью тебе ещё. Вот так. Первый тост: за товарища Вождя и за революцию. Второй: за смерть всех «благородных». Никто из них не должен выжить, никто!

У Маши начинало шуметь в голове. Странно, вроде бы она не так много выпила. Пожалуй, пора немного притормозить.

-Вот что я предлагаю, -продолжал шептать Николай. -Марго, оставайся со мной. Стань моим кинжалом, моей стрелой. Вместе мы будем уничтожать спрятавшихся аристократов. Вместе восторжествуем над ними!

-Мне нужно подумать.

-Не думай! Говори прямо сейчас. Действуй как подсказывает тебе твоё сердце. Прислушайся к его тихому голосу, -потребовал комиссар.

-Тогда «нет».

-Что «нет»? – опешил Николай.

-Ты просил ответить так как подсказывает моё сердце, и оно говорит «мне следует вернуться в Каменск. Именно туда меня влечёт мой долг».

После долгой паузы Зименко кивнул, принимая отказ. -Нет, значит нет. Это твоё свободное решение как свободного человека и остаётся только смириться с ним. Однако, прошу, выпей ещё вина. Позволь мне поухаживать за столь прекрасной, сколь и непреклонной, дамой. Молю не отказать хотя бы в такой мелочи. Когда ещё мне встретится кто-нибудь вроде тебя, новая амазонка, женщина-воин, кровавый кинжал без жалости, разящий врагов революции и успевший испить немало «голубой» крови благородных.

Почему бы и нет, -подумала тогда Коробейникова.

И терпкий вкус вина опять на языке.

А это что такое? Чей это язык хозяйничает у неё во рту? Чьи жадные руки шарят по телу, но не могут сразу расстегнуть все ремни, не зная всех секретов и хитростей?

Маша попыталась вырваться, но только ощутила навалившуюся на неё тяжесть чужого тела.

Перевязь с метальными ножами снята с неё и лежит на спинке стула, в полной недосягаемости на расстоянии в несколько метров. Она протягивает руку в её сторону выворачивая ладонь. В подобной ситуации сосредоточиться невероятно трудно, но всё-таки получается. Один из ножей выскакивает из ножен и влетает рукоятью ей в руку. Взмах, не глядя. Крик боли. Навалившаяся тяжесть исчезает. Она поджимает ноги, садится и видит напротив себя бледного Николая. В боку у него торчит её нож и кровавое пятно расплывается прямо на глазах, становится всё больше.

-Почему, Марго? -спрашивает он. Удивительное дело, в его голосе не слышно злости, только безграничное удивление.

-Ты напал на меня, -отвечает она.

-Это ведь просто секс, -говорит Зименко. -Просто, как выпить стакан воды если вдруг испытал жажду в жаркий и солнечный день. Дружба двух тел без условностей и жеманства. Разве не это проповедует учение новых амазонок?

-Если хотел пить, то пил бы из другой кружки, не из моей, -повысила голос Маша. -И вообще: можно было сначала хотя бы спросить?!

-Я спрашивал. Ты только смеялась и что-то говорила про своего командира, этого Клавдия, -голос у Зименко слабел. И кровавое пятно становилось всё больше и больше.

Маша спрыгнула с постели на пол. Обнажённые ступни ног утонули в мягком ковре до щиколоток. -Сейчас позову кого-нибудь на помощь.

-Стой! Со мной всё хорошо, -Зименко выдернул из бока нож, бросил на пол, не обращая внимание что уже и не только кровать, но и дорогой ковёр испачкан кровью. Из-под прижатой к боку ладони струилось мягкое светло-зелёное сияние. Видимо самолечение у комиссара получалось неплохо так как умирать прямо сейчас он явно не собирался.

-До утра дотянет, -подтвердил Николай, оставив одну ладонь лежать на ране, другую протянул в сторону Маши: -Я всё ещё хочу пить. Иди ко мне!

Её словно ударяет что-то невидимое, но массивное и упругое, словно сам воздух вдруг сгустился, сделавшись осязаемым. Неожиданный удар отбрасывает Коробейникову обратно на кровать, прямо в руки Зименко. Однако Николай не учёл того, что Маша уже вполне проснулась и была готова давать отпор. И если вы думаете, что во время гражданской войны ей не приходилось ни разу драться накоротке с сильными одарёнными, то вы глубоко ошибаетесь. Бывало, всякое и опыт у Коробейниковой остался достаточно богатый.