В часть города, традиционно занимаемую ткачами, я и направил свой путь. Найти её было легко. Квартал ткачей. Улица ткачей – названия говорили сами за себя, а указатели помогали не заблудиться.
Однако, прибыв на место, я не застал ожидаемого столпотворения и рабочей суматохи. Значительная часть мастерских оказалась закрыта. Набитые крест на крест, не струганные доски перекрывали вход.
Обложенная розовым камнем цветочная клумба, отмечающая начало улицы, завяла. Земля застыла сухой коркой, а выжившие цветы стояли поникшие, изнывающие от жажды или уже высохшие, с облетевшими лепестками - сухие прутики, воткнутые в пересохшую землю. Уверен, что будь на улице ткачей всё в порядке, то местные хозяйки ни в коем случае бы не допустили подобной безалаберности. Клумба была бы вовремя полита, а цветы бы радовали глаз разноцветьем лепестков.
Часть совмещённых с мастерскими лавок всё же оказалась открыта, и я зашёл в первую. Полутёмное помещение, выглядевшее ещё темнее после входа с улицы. Казалось, внутри никого не было. Глаза немного привыкли, и я разглядел рулоны ткани, отрезанные полосы разных цветов и всё то, чему полагается быть в лавке торгующей тканью собственного изготовления. Однако на всём лежал налёт пыли, словно всё это давно не менялось. Никто не покупал старую ткань, никто не приносил взамен неё новую. И вообще, как будто я здесь первый покупатель за многие дни, может быть даже недели.
Продавец всё же обнаружился. Им оказался мальчишка с большими глазами в которых плескался испуг. Он выскочил на меня из-за стеллажа с тканью с вопросом «чтобы хотел купить добрый господин?». Когда я сказал, что ничего не покупаю и пришёл поговорить с владельцем, попросив его позвать мать или отца или кого-нибудь из взрослых, мальчишка испуганно кивнул, потом убежал куда-то внутрь и не вернулся. Я продолжал минут пятнадцать расхаживая между пыльной тканью и вышел прочь, чувствуя на себе сразу несколько взглядов столь же внимательно наблюдающих, сколько испуганных, желающих чтобы незваный гость скорее ушёл бы прочь.
В другой лавке без деревянного креста, перегораживающего вход меня, встретили сразу несколько мужчин чья внешность и поведение выдавало в них скорее наёмников или бандитов, чем ткачей.
Стоило двери открыться, а колокольчику звякнуть, как на меня уставились сразу три пары глаз. Причём смотрели они словно поверх заряженного пистоля, хотя руки всех трёх находились на виду и оставались свободны.
-Добрый день, уважаемые, -поздоровался я.
Никто из них не ответил и мой добрый день повис в воздухе, затем упал и разбился на тысячу осколков.
Быстро обменявшись взглядами с товарищами, старший из них троих довольно грубо спросил меня: -Зачем пришёл?
-Присмотреться, выбрать ткань, может быть купить, -растолковал я ему. -Зачем ещё люди ходят в лавки на улице ткачей?
Бандит хмуро усмехнулся: -Присматривайся… покупатель.
При этом вся троица продолжала следить за мной так, что я чувствовал себя словно в полицейском участке, будучи задержанным за что-нибудь вроде проявления прилюдного неуважения к его королевскому величеству.
Стоило некоторого труда отвести взгляд и повернуться к ним боком. Так и казалось, что в спину мне целятся из пистолей и вот-вот прогремит выстрел. Даже мурашки по спине забегали и ногу, выше бедра, начало колоть.
Однако я огляделся и увидел, что в этой странной лавке удивительно мало выставочных образцов тканей. Вместо них на грубо сколоченных старых полках лежал всякий мусор вроде разбитой глиняной кружки или даже чей-то деревянной ноги, уж не знаю как там оказавшейся и куда делся, а главное как сумел уйти без своего имущества, её бывший владелец.
Пару секунд спустя на меня обрушился вопрос: -Осмотрелся милсударь? Что покупать будешь?
-Выбор у вас, однако, не богатый, -заметил я.
В ответ услышал: -Так и мы люди бедные. Подкинь копеечку, раз уж пришёл.
В голосе говорившего звучала явная угроза.
-Тихо! -оборвал один бандит другого. -Мы здесь не для этого! Пусть цивил идёт откуда пришёл.
Не желая развивать конфликт, я предпочёл как можно скорее покинуть не слишком гостеприимную лавку: -Всего хорошего, уважаемые!
-Иди-иди, - пожелал мне в спину один.
-Покупатель, -добавил другой, и она оба заржали как кони. Смех оборвала закрывшаяся за моей спиной дверь.
С тоской оглядев ряд других лавок ничем не отливающихся от тех двух, в которых я уже побывал, устало вздыхаю и качаю головой. Похоже, что здесь нужной поддержки мне не найти. Следовало сразу идти на канатный завод. Но сначала…
Беру валяющееся на земле ведро, выглядевшее так, будто им играли в футбол, а, наигравшись, бросили. В ведре дыра размером с мой кулак – понятно почему оно здесь валяется. Вместе с дырявым ведром иду к колодцу, кручу ворот, достаю бадью с водой и переливаю в ведро. Вода не протекает в дыру потому, что я временно наложил поверх неё печать своей силы. Создать силой мысли невидимый сосуд, в котором можно было бы носить воду с нуля довольно сложно, а вот закрыть дыру и чуть выправить уже имеющейся – легко. По крайней мере для меня.
Возвращаюсь от колодца к клумбе, выливаю воду и так делаю несколько рейсов под удивлёнными, заинтересованными, а может быть и напуганными взглядами из пыльных окон. Сухая земля с благодарностью пьёт влагу. Выжившие цветы как будто на глазах оживают, наливаются цветом и распрямляются. Чтобы ускорить этот процесс вливаю в клумбу немного жизненной силы предварительно преобразовав ту в легко усвояемую для растений форму. Ненужное больше ведро ставлю рядом. Омытые водой розовые камни, из которых сложена клумба блестят и выглядят весьма красочно и нарядно. Я бы даже сказал «вызывающе» красочно и нарядно для этой пропылённой улицы с царящей на ней атмосферой запустения и какой-то унылой обречённости.
Вспоминаю старика в жёлтых ботинках. Город, в котором кончился завод, и все живут словно по инерции?
Это мы ещё посмотрим!
Не оглядываясь и не заходя в другие лавки, иду дальше по улице, к стоящим на холме цехам канатного завода.
Там тоже всё не очень хорошо. Видны следы запустения и мусор в углах, как будто первым кого уволили были дворники. Осуждающе качаю головой. Так дело не пойдёт. Мусор вокруг – мусор в голове. Неужели рабочим самим приятно трудится в подобном бардаке?
Через открытые ворота прохожу на внутреннюю территорию. Меня никто не останавливает. Коморка, где должна сидеть охрана пуста и, кажется, там тоже полно мусора. Даже несколько больше, чем вокруг по территории. Словно его туда набросали специально. Но как бы то ни было – завод живёт, работает, по крайней мере какая-то его часть. Я слышу неразборчивый гул голосов и прочие звуки обычно сопровождающие процесс производства. Иду на звук и попадаю в помещение, где наконец-то кипит какая-то жизнь.
Выходящий из стены привод от паровой машины стоящей, видимо, в другой части завода, приводит в движение станки, сплетающие несколько более тонких канатов в гораздо более толстый и крепкий. Вижу различные стадии этого процесса. Целая плеяда подключенных к приводу от паровой машины станков похожих на барабаны с торчащими тут и там штырями отличаются только размером. Маленькие плетут из тоненьких верёвочек чуть ли не из отдельных ниточек. Затем результат их труда подаётся на более крупные станки и с них выходят уже крепкие канаты. В свою очередь, огромный станок-барабан, сплетает отдельные канаты в поистине мощный трос толщиной больше моей руки и способный удержать на якоре самый крупный корабль в самые мощные бури.
Процесс частично автоматизирован. Станки-барабаны плетут канаты. Снующие между ними рабочие следят чтобы нигде ничего не запуталась и перетаскивают бухты готовых тросов между станками. Параллельно они мажут верёвки каким-то резко пахнущим составом, видимо, чтобы лучше склеивалось, а может быть наоборот, чтобы тросы не набирали в себя воду и вместе с ней лишний вес.
На какое-то мгновение я восхищённо замираю. Вот оно – высокотехнологичное маготехническое производство. Энергия пара используется чтобы приводить в действие все эти станки, освобождая человека для более важных дел нежели тупо и равномерно крутить барабан час за часом, день за днём. Паровая машина всё равно сделает это лучше. Сложись моя судьба по-другому. Если бы я не включился так плотно в революционную деятельность и успешно закончил инженерное училище, то вполне мог бы оказаться на каком-нибудь крупном производстве. Сначала в роли помощника, а чуть позже и сам стал бы инженером - властелином паровых машин, передаточных приводов и ременных передач. У опытного инженера-недомага любой маготехнический артефакт работает как самые точные часы. Поршни не изнашиваются, прокладки всегда герметичны, давление в топке поддерживается на нужном уровне, а какой-нибудь жалкий ременной привод, укреплённый силой напрямую или с помощью хитрой алхимии, может служить десятилетиями, не рваться и не перетираться.