— Есть ещё вопрос. Как назовём кафе? — оживился парень, когда мы занимались украшением главного зала.

— Ты до сих пор не заказал вывеску?

— Забыл, — признался парень.

— И где мы её возьмём до завтра? Сегодня суббота, наверняка у всех мастерских либо короткий день, либо выходной.

— Придётся снова идти на поклон к Гаранину, — обречённо признал парень. — Так что на вывеске напишем?

— Хаяр, — произнёс я, первую идею, которая пришла мне в голову.

— Почему «Хаяр»?

— Потому что в переводе с ненецкого это значит «солнце». А солнца в Мурманске очень не хватает. Да, точно! Называем кафе «Хаяр», а на входной двери делаем прозрачную наклейку с оранжевыми буквами и белым контуром с названием кафе и подписью: «Чтобы каждый получил немного солнца, несмотря на время года».

— Всё, я умчался! — произнёс Матвей.

— Восемь вечера, — устало пробормотал Уваров. — Давайте по домам!

— А как же студенческие игры? — удивился я.

— У тебя ещё есть на это силы? — удивился Кеша.

— А как же! Мы ведь пропустили целых два дня, а завтра заключительный день.

— Вот завтра и посмотрим результаты!

Как же Уваров ошибался! Весь следующий день мы промотались с открытием. Было много посетителей, угощений, а работы хватало всем без исключения. В конце дня я едва стоял на ногах, но всё-таки включил повтор с заключительного дня игр. Рядом устроились Кеша, Матвей и Кристина. Здание было уже закрыто, поэтому никто не мешал просмотру.

Оказалось, мы пропустили массу событий. В кёрлинге наши оказались слабее норвежцев, и уступили в первой же игре, зато взяли золото в лыжной эстафете и серебро в биатлоне. Правда, этого оказалось недостаточно, чтобы победить в общем зачёте. С двумя золотыми медалями и одной серебряной студенческая сборная Норвегии заняла первое место, а мы расположились на второй строчке. Неплохой результат, который без судейских ошибок мог быть ещё лучше.

Но меня поразило не столько выступление нашей команды, сколько слова Гронского, который выступил с торжественной речью по случаю окончания игр. Уже по выражению лица Бориса Ефимовича я понимал, что он приготовил что-то особенное. Никогда не видел, чтобы он так хмурился. Неужели в Уппсале что-то случилось, и нашим студентам и преподавателям пришлось столкнуться с серьёзными проблемами? Памятуя наше прошлое выступление, я уже ничему не удивлюсь.

— Хочу поздравить победителей вторых Зимних студенческих игр в Уппсале. Приятно видеть сильных и целеустремлённых молодых людей, которые развивают свой талант и учатся использовать его для достижения высоких целей. В течение этих четырёх дней мы могли наблюдать за выступлениями будущих защитников северных морей. Ведь эти молодые ребята закончат обучение в вузах и отправятся выполнять самые сложные и ответственные задачи…

Гронский на мгновение замолчал, будто собирался с силами. По его виду было заметно, что Борис Ефимович давно не высыпался как следует и невероятно устал.

— Пользуясь случаем, хочу обратиться ко всей мировой общественности. Вот уже четвёртый год мы единственные, кто борется с интернациональной организацией «Октопус», которая паразитирует в водах Карского, Баренцева, Печорского морей и моря Лаптевых. Нам прекрасно известны мотивы этих негодяев. Они хотят нарушить работу Северного морского пути, но я, основатель Арктической академии и декан одного из её факультетов, советник губернатора Мурманской губернии и гражданин своей страны, официально заявляю, что не позволю сделать этого. Арктическая академия как кость в горле у наших врагов, и я рад нашим успехам, несмотря на трудности, с которыми нам приходится сталкиваться ежечасно. Но я знаю как поставить точку в этом противостоянии. Существованию организации «Октопус» осталось недолго, и я, Борис Ефимович Гронский, знаю способ её уничтожить, что и намереваюсь сделать. Северные моря вновь обретут спокойствие, можете быть уверены в этом.

— Что он сейчас сделал? Он в своём уме? — Кеша забыл об усталости и подскочил с места, и было почему. Готов поспорить, никто не ожидал таких слов от Гронского. Тем более, в Швеции. Никто! Если не считать тех, кто был посвящён в детали его плана, а таковые люди точно существовали.

— Только что он подписал себе смертный приговор, — произнёс я, всё ещё не веря свои ушам. — Я не знаю зачем он это сделал, но только что Борис Ефимович запустил целую череду серьёзных событий.

Утром понедельника я первым делом помчался в академию. Несмотря на каникулы и отпуск у преподавателей, Остроумову застал на рабочем месте.

— Вы знали? — спросил я, заранее зная ответ.

— Арсений, если ты о словах Бориса Ефимовича, то да, я знала. Мы заранее рассматривали такой вариант. В Швеции они столкнулись с большими проблемами и опасностью, поэтому так было нужно.

— Для чего? Подвергать опасности студентов, подставлять преподавателей. Причём, ставить под угрозу сильнейших представителей.

— А тебе не кажется странным, что в Уппсалу поехали именно сильнейшие? Туда отправились те, кто был готов рискнуть собственной жизнью.

— Я тоже был готов рискнуть!

— У Бориса Ефимовича были вполне понятные инструкции на разные ситуации. То, что случилось в Уппсале — не исключение. Тебя не взяли намеренно — должен остаться хотя бы один Часовщик.

— Ребята уже вернулись домой? — поинтересовался я, сделав вид, что пропустил слова ректора мимо ушей.

Если я смотрел запись в повторе, то прошли почти сутки с окончания Зимних игр, и наша делегация должна была прилететь в аэропорт Мурманска.

— Ещё нет, но их уже встретили на границе и сопровождают в город.

— Кто встретил? — после слов Остроумовой я невольно опешил. Неужели в небо подняли истребители? Вряд ли. Может, они решили вернуться обратно на корабле? Это более вероятно. Тогда понятнее, что патрульные эсминцы вышли в море для сопровождения пассажирского корабля.

— Студенты с Трофимовым и Глинской возвращаются домой на автобусе. Кортеж сопровождения уже встретил их на границе, и через пару часов они будут в Мурманске.

На автобусе? Ближний свет! Видимо, у них была веская причина менять планы и выбирать такой странный способ передвижения для поездки на расстояние больше полутора тысяч километров.

— А Гронский?

Я выделил из речи ректора то, что меня интересовало — Бориса Ефимовича не было среди делегации, которая возвращалась домой. Меня одолевали плохие предчувствия, а слова Акулины Ивановны их нисколько не развеяли.

— Борис Ефимович решил возвращаться домой самостоятельно. Со вчерашнего дня с ним нет связи.

— И вы так просто оставили его в чужой стране на расправу «осьминогам» и прочим негодяям? — я подскочил с кресла, не в силах сдержать негодование.

— Присядь! — сухо произнесла госпожа ректор и взяла паузу, пока я не вернулся на место. — Об истинных планах Гронского мне ничего не было известно. Идея с речью появилась у него на тот случай, если на нашу делегацию будут оказывать давление. Насколько я понимаю, и студенты, и преподаватели подвергались постоянным нападкам, а несколько раз на них совершались покушения.

Остроумова замолчала, давая мне осознать сказанное ей, а затем продолжила:

— Гронский сознательно отделился от делегации. Их интересовали не наши студенты, а Часовщик. Постоянные атаки при полном попустительстве местных властей забирали все силы у преподавателей, поэтому Борис Ефимович принял волевое решение. Остальная часть делегации спокойно покинет Швецию и вернётся домой. В безвыходной ситуации он принял весь удар на себя, чтобы спасти остальных.

— Известно, что с ним?

— Нет, Борис Ефимович не выходил на связь, и я не уверена, что выйдет.

Остроумова замолчала и глубоко вдохнула. Произошедшее оставалось для неё большим потрясением, как и для меня.

— Арсений! Возьмёшь пока на себя все группы уников. Если понадобится помощь с организацией занятий, обратись к Трофимову. Он даст людей, чтобы подготовить полигон и лабиринт. Справишься?