В любом случае это объясняло необычное поведение Серпоса, когда его поймали. Это объясняло, почему он сначала чуть не расплакался и почему, когда он собрался с мыслями, он сказал с притворным смирением, что хочет вернуться и испить свою чашу до дна: это поведение Урии Хипа[13], достаточно дальновидное, если смотреть со стороны. Ибо он понял, что натворил. Он также понимал, что против него не будет выдвинуто никаких серьезных обвинений. И все же… и все же…

И все же, как я понял, в нашей ситуации это нам ничем не помогало. Служащий снова заговорил:

– В банде Уиллоби было еще двое или трое. И я говорю вам, что знаю, кто они такие. У меня есть пистолет. Тот, что лежал внизу в ящике стола. Из него не стреляли много лет, но он заряжен, и…

Я оттолкнул Эвелин от двери, направляясь к тусклым окнам. Нам нужно было уходить осторожно, в темноте, и по ошибке я чуть не опрокинул маленький столик, на котором стояли бутылка и стакан. Я шепнул Эвелин:

– Ты заперла дверь в коридор?

– Да. Я думала об этом.

– Тогда мы сможем опередить их и вернуться в комнату. Если они застанут нас здесь, это будет катастрофа, так что нам снова придется идти по карнизу. Ты готова к этому?

– Да.

Она была уже на полпути к окну, но потом снова обернулась:

– Кен, я забыла. Дверь твоей комнаты заперта. Но моей – нет. Если они не получат никакого ответа из твоей комнаты, они пойдут в мою. Обе комнаты связаны между собой дверью.

Мы их все-таки опередили. Когда портье распахнул дверь в смежную комнату, мы стояли у меня в номере возле камина и я прикуривал сигареты для себя и Эвелин. Беда в том, что дьявольски трудно напустить на себя вид оскорбленного достоинства, когда ты грязный, растрепанный, а дама и вовсе без обуви.

Я слышал, как они безуспешно колотили в мою дверь, пока мы перемещались по карнизу. Теперь они вошли в комнату и остановились как вкопанные. Впереди был клерк, за ним – портье.

На этого клерка я не обратил никакого внимания. И теперь он предстал перед нами энергичным молодым человеком с прямыми светлыми волосами, довольно ярким румянцем, серьезными глазами и рыжеватыми бровями. Одежда на нем была хорошая, но слегка поношенная. Одну руку он держал в кармане пиджака: там у него явно было что-то припрятано. Распахнув дверь, он замер – и по выражению его лица я понял, какое слово готово было сорваться у него с языка: «преступники». И явно он был очень взволнован.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался я. – Что вам угодно?

Было ясно, что его подозрения боролись с понятием профессионализма.

– Я… здесь… – сказал он. – Вы не ответили на мой стук.

– Не ответил, – согласился я. – И?..

Наступила пауза. Затем, бросив взгляд на ночного портье, стоявшего сзади, он что-то вытащил из кармана.

– Извините, если произошла ошибка, – сказал он. – Вы всегда оплачиваете свои счета фальшивыми деньгами?

Я подумал, что этот молодой человек, по-видимому, страстный любитель кино. Если так, тем хуже. Его глаза блестели, и он довольно часто дышал: несомненно, он был готов к неприятностям.

– Фальшивые деньги? Что, черт возьми, вы имеете в виду под «фальшивыми деньгами»?

– Повторяю: если это ошибка, я прошу прощения. Вы дали мне четыре банкноты по десять шиллингов. Все они поддельные.

Мы с Эвелин посмотрели друг на друга так, будто нам в эту самую минуту открылось нечто, касавшееся лично нас.

– Интересно! – сказала Эвелин на пределе своих актерских способностей. – Может ли это быть… та машина, которую ты продал.

– Он заплатил мне, – сказал я, – пачками банкнот. Новыми.

Мы не предлагали ему ничего объяснять, мы перебрасывались фразами друг с другом, будто решали какую-то свою собственную проблему, все больше и больше волнуясь по этому поводу, при этом совсем не заботясь о тех, кто нас слушал. Затем Эвелин замолчала и бросила на клерка быстрый взгляд. Было видно, что это поколебало его уверенность в себе.

– Похоже, мы оба совершили ошибку, – сказала она ему. – Однако, пожалуйста, пусть вас это не беспокоит. В моей сумочке в соседней комнате много настоящих денег.

Тут он увидел, какие мы оба грязные, и его взгляд скользнул к окну. Затем он принял решение. Он плавно перешел к своей речи, вполне искренней, и этим он мне понравился.

– Послушайте, – сказал он, – если я выставляю себя полным дураком, это станет понятно довольно быстро. Но я думаю, что вы парочка мошенников, и я думаю, что вы замышляете что-то дурное. Есть ли какие-нибудь возражения против обыска?

– Да.

Он кивнул и, собравшись с духом, достал из кармана оружие. И снова ему на помощь пришло киноискусство.

– Поднимите руки, – сказал он.

– Чепуха! – воскликнула Эвелин.

– Поднимите руки, – сказал он, и это тоже было сказано искренне.

В глубине души он, вероятно, наслаждался властью, несмотря на свое волнение. Вполне возможно, он мог бы сделать один-два безобидных выстрела, чтобы показать, что владеет ситуацией, но, к несчастью, в результате безобидных выстрелов кто-нибудь всегда оказывается простреленным насквозь. Мы подняли руки – странное положение для спокойного номера в английском отеле с картиной на стене «Олень на водопое при лунном свете».

Затем он обратился к ночному портье:

– Обыщите их.

Портье, который не был любителем кино, с тревогой посмотрел на Эвелин и запротестовал. Служащий был смущен.

– Ладно, тогда обыщите его. К делу.

Портье, который, я мог бы поклясться, бормотал извинения себе под нос, начал робко засовывать руки в мои карманы и доставать оттуда предметы, которые я весь вечер перекладывал из одного костюма в другой. Первое, что он нашел, был конверт с красной печатью. Второе, что он нашел, была банкнота в сто фунтов стерлингов.

– Господи боже мой! – сказал портье, вытаскивая ее.

– Дай мне это, – приказал наш похититель.

Я вряд ли забуду, как он перебирал пальцами банкноту, быстро переводя взгляд то вверх, то вниз, чтобы не терять нас из виду. Дуло его револьвера было покрыто пылью, и я думаю, что внутри ствола была паутина, но это не тот предмет, с которым можно шутить. Затем он снова поднял глаза, сияя торжеством.

– Это все подтверждает. Банкнота поддельная. Да к тому же не очень качественная. Должно быть, рука Уиллоби дрогнула. Мой друг, мы поймали подельников Уиллоби.

Я оглянулся на Эвелин. Итак, банкнота из газеты, найденной, по словам миссис Антрим, в подсобном помещении дома Хогенауэра, тоже была поддельной. И похоже, сам Хогенауэр каким-то образом был втянут в бизнес с фальшивыми деньгами. Это было уже слишком для моего расстроенного ума, а служащий ухмылялся, как Чеширский кот.

– Идите к телефону, – велел он портье, – и разбудите мистера Коллинза. Также позвоните в полицейский участок и скажите им, что мы поймали двоих из банды Уиллоби. За них назначена награда в тысячу фунтов. «Кенвуд Блейк». «Эвелин Чейн». Интересно, какие у вас настоящие имена? Не двигайтесь – или я вас продырявлю!

– О, ради бога! – сказал я с отвращением. – Прекратите подобные разговоры и прислушайтесь к голосу разума. Есть ли у нас шанс все объяснить? Это серьезнее, чем вы думаете.

– Это не может быть серьезнее, чем я думаю, – сообщил он мне. – Я рискнул, и это сработало. Вы все объясните в полицейском участке.

Он задумался. Без сомнения, против нас было достаточно улик, которых хватило бы и на то, чтобы отправить в тюрьму архангела Гавриила; он был уверен, что прав, и уже видел себя героем.

– Эта история, – глубокомысленно добавил служащий, – наверняка заинтересует мир. Просто чтобы выполнить свой долг, следует позвонить в пресс-службу. Это… эта история заинтересует также и каждую лондонскую газету. Не думаю, что уже слишком поздно, в любом случае в «Стоп-пресс» есть место…

Полагаю, эта история также очень заинтересует генерал-майора сэра Эдварда Кента-Фортескью Чейна; представляю его лицо, когда он раскроет газету за завтраком.