В 1395 году было создано новое ведомство – Управление по пересмотру дел ноби[18], которое принимало к рассмотрению жалобы несправедливо порабощенных свободных людей. Административный произвол, царивший на закате правления предыдущей династии, лишил личной свободы многих крестьян – земли захватывались вместе с жившими на них людьми, которые автоматически становились ноби. Теперь настало время навести порядок.
Одновременно с земельной реформой проводилась административная – на все важные посты назначались сторонники Ли Сонге, не только поддерживающие проводимые им преобразования, но и видевшие в нем обладателя Небесного Мандата[19]. Ближайшим и наиболее активным помощником Ли Сонге стал его пятый сын Ли Банвон, матерью которого была первая жена Ли Сонге известная под своим посмертным именем Синый-ванху[20]. Всего Синый-ванху родила Ли Сонге шесть сыновей, двое из которых стали ванами, и двух дочерей. Как старшая жена знатного человека, она изначально носила титул кёнчхо[21], согласно обычаям того времени, вторая жена Ли Сонге Синдок-ванху имела титул хянчхо[22]. Представителю знати дозволялось иметь двух жен и любое количество наложниц. Известно, что у Ли Сонге наложниц было не менее пяти.
Синый-ванху не дожила до восшествия мужа на престол, умерев в 1391 году. Заботу о ее детях, которые в этом нуждались, взяла на себя Синдок-ванху, помогавшая Ли Сонге в его делах. Каноническая история их знакомства, произошедшего в семидесятых годах XIV века, весьма схожа с историей знакомства корёского вана Тхэджо[23] с его второй женой Чанхва-ванху. Нет никакого сомнения в том, что легенда была скопирована в целях протягивания связующей нити от основателя новой династии к основателю свергнутой, ведь на самом деле Синдок-ванху приходилась своему мужу не то двоюродной, не то троюродной сестрой, так что их знакомство вряд ли могло носить случайный характер.
Итак, однажды, во время охоты на тигра, Ли Сонге почувствовал жажду и отправился на поиски воды. Вскоре он набрел на колодец, у которого встретил молодую красавицу (Синдок-ванху была на двадцать лет младше своего мужа) и попросил её дать ему воды. Красавица наполнила водой тыквенную флягу и неожиданно бросила в нее несколько ивовых листочков. Ли Сонге подумал, что незнакомка собирается его отравить, но та объяснила, что листья не позволят выпить всю воду залпом, что вредно для здоровья. Пока Ли Сонге медленно пил, он успел хорошо разглядеть незнакомку и влюбился в нее. Эта история была не единственной связующей нитью между прошлым и настоящим, считалось, что по отцовской линии у Синдок-ванху были общие предки с корёским ваном Тхэджо.
К середине 1392 года все основные помехи, могущие помешать восшествию на престол, были устранены. В июле месяце, выбрав благоприятный день, собрание видных сановников и военачальников пригласило Ли Сонге, как обладателя Небесного мандата, занять престол. Подобное действие было давней конфуцианской традицией – правителю не следовало проявлять стремление к власти, которую он брал в свои руки, уступая настойчивым просьбам своего окружения. Отказавшись положенное число раз, Ли Сонге все же согласился стать ваном и заверил всех в том, что станет править, не нарушая установленных обычаев и традиций.
Низложенный Конъян-ван был выслан из столицы и убит в ходе истребления всех представителей своего дома Ван, до которых смогла дотянуться рука Ли Сонге. Ли Сонге нередко упрекают в чрезмерной жестокости по отношению к своим противникам, но давайте признаем, что другого варианта у него не было. Любой оставшийся в живых представитель дома Ван мог стать поводом для восстановления прежнего правления, а любой выживший сторонник Вана был потенциальным заговорщиком. Как говорят в народе, когда пропалываешь огород, нельзя оставлять ни одного сорняка.
В знак уважения к правившей в Китае династии Мин и признания своего вассалитета, Ли Сонге попросил первого минского императора Чжу Юаньчжана, вошедшего в историю под именем Хунъу, выбрать имя для новой корейской династии из двух представленных его вниманию вариантов. Первый – Хверён, указывал на место происхождения рода Ли на северо-востоке, а второй – Чосон, отсылал к древнему государству, основанному легендарным Тангун-ваном[24]. Было отдано предпочтение «Чосону», поскольку это название было знакомо китайцам, ведь Древний Чосон упоминался в китайских источниках. Так, на втором году правления Ли Сонге, его государство и основанная им династия получили свое имя. Настала пора основывать новую столицу, которой стал Ханян.
Когда-то здесь, на берегу реки Ханган[25], находилась столица государства Пэкче[26], но со временем от города осталась лишь стратегически важная крепость. Место было удобным во всех отношениях, но и прежняя столица Гэгён (современный Кэсон, город на юге КНДР) сама по себе тоже была неплоха. Перенос столицы государства – дело сложное, связанное с большими расходами, а состояние казны на момент воцарения Ли Сонге, как несложно догадаться, оставляло желать лучшего, ведь финансы государства только-только начали приходить в порядок. Но ради спокойствия можно пойти на любые жертвы. В Гэгёне проживало много людей, на которых новый правитель не мог полностью положиться, а Ханян можно было заселить верными и надежными сторонниками. Кроме того, большое значение имели соображения мистического характера – считалось, что духи казненных представителей дома Ван и ванских сановников привязаны к местам их последнего обитания, то есть к королевскому дворцу и другим строениям в Гэгёне. В нововыстроенном Ханяне Ли Сонге и члены его семьи могли жить, не опасаясь мести духов. Если у кого-то из читателей упоминание о духах вызвало улыбку, то учтите, что по данным социологических опросов больше половины жителей современной Республики Корея верят в существование духов, а около двадцати процентов утверждают, что сталкивались с духами в нашей просвещенной реальности. Что тогда говорить о людях, живших шестью веками ранее?
С 1405 года правитель и его сановники окончательно перебрались из Гэгёна в Ханян, который в народе называли словом «соуль»[27]. Прошло время и теперь простонародное название стало официальным – Сеул.
Выбор названия для династии означал ее признание лишь фактически, а для полноценного признания дому Ли было нужно получить от своего сюзерена золотую государственную печать и инвеституру[28]. Однако же минское правительство не торопилось с отправкой печати, требуя от вана выплаты огромной дани. Иногда отношения между вассалом и сюзереном обострялись настолько, что в воздухе начинало пахнуть войной, которую Ли Сонге, в свое время, так хотел избежать, но, к счастью, дело решилось миром – Мин удовлетворилась частичной выплатой дани и в 1401 году Ли Банвон, третий ван Чосона, наконец-то получил вожделенную печать.
Широко распространено неверное мнение по поводу китайского сюзеренитета – якобы он был сугубо номинальным, как и дань, которую приходилось выплачивать Корее, но это не так. Да, бывали моменты, когда дань могла не выплачиваться годами, но иногда она была довольно большой. Например, с 1403 по 1410 года Ли Банвон отправил минскому императору более пятнадцати тысяч лошадей и это при том, что коневодство в Чосоне было развито слабо.
Опорой влияния Ли Сонге стали три отборных столичных корпуса, которые условно можно назвать гвардейскими, усиленные личными вооруженными отрядами сыновей вана. Сохранение за сыновьями права на содержание личных войск было большой ошибкой Ли Сонге, который ликвидировал все «домашние армии» крупных феодалов. Однако же своим сыновьям ван доверял и, как оказалось, совершенно напрасно – ведь те могли развязывать гражданские войны не хуже других. Но, как известно, родителям свойственно преувеличивать достоинства своих детей и не замечать их недостатков, такова уж человеческая природа.