Но, так или иначе, в конце 1469 года двенадцатилетний Ли Хёль был возведен на престол и просидел на нем до своей смерти, наступившей в конце 1494 года. Четверть века правления, причем спокойного и стабильного, – это просто подарок судьбы, разве не так?
Повезло Ли Хёлю и в том, что его дядя Ли Сюэ то ли не стремился к власти, то ли сознавал ничтожность своих шансов на престол, так что печальная история вана Танджона не повторилась.
Первой женой Ли Хёля, которого потомки помнят как вана Сонджона, стала одна из дочерей государственного советника Хан Мёнхо. Пословицу про жаровню без огня мы вспомнили не случайно – в мае 1474 года госпожа Хан умерла, но и после этого ее отец продолжал пользоваться влиянием при дворе. После смерти госпожа Хан получила от своего супруга титул Конхе-ванху. «Конхе» было составлено из иероглифов, намекавших на верность долгу и доброту. Ван любил свою первую жену, несмотря на то, что она так и не смогла забеременеть за шесть с лишним лет брака (впрочем, первые годы можно не принимать во внимание, поскольку госпожу Хан выдали замуж в десятилетнем возрасте).
Второй женой Сонджона стала наложница из рода Юн. Сонджон повысил ее до статуса ванби, вместо того чтобы взять новую жену. Скажем честно – уж лучше бы ван все же взял новую жену или повысил бы другую наложницу, поскольку Юн оказалась из тех женщин, о которых в народе говорят: «Страшнее тигра, коварнее кумихо»[71]. Авторы произведений на историческую тематику любят муссировать тему «как ванби Юн расцарапала лицо вану Сонджону», а когда им указывают на отсутствие данного эпизода в «Подлинных записях», отвечают: «Ну разве о таком напишут в анналах?!». Однако же в «Подлинных записях» писали обо всем важном, это первое. Второе – сведения о расцарапанном лице вана содержатся в более поздних источниках частного характера, которые особого доверия не вызывают. И третье – низложение ванби Юн было для вана и его окружения довольно сложной задачей, поскольку пришлось доказывать двору справедливость такого решения, ведь речь шла о старшей жене и матери наследника престола.
Но если бы ван Сонджон предстал бы перед сановниками с царапинами на лице, то участь ванби решилась бы в один момент, и никто бы не осмелился выступить в ее защиту, поскольку рукоприкладство по отношению к правителю считалось государственной изменой, тут уж без вариантов. Но сама по себе история хороша – ванби расцарапывает лицо мужу, ван пытается скрыть это происшествие, поскольку ему стыдно, он не желает выходить из своих покоев, но его мать узнает обо всем и организует низложение Юн. Ревнивая жена, смущенный муж, заботливая мать… «Эта история тянет на миллион долларов!», сказали бы в Голливуде.
Однако, ванби Юн заслужила дурную славу и без расцарапанного лица своего высокородного супруга. В конце 1476 года, через несколько месяцев после повышения в ранге, она родила вану первенца, которого назвали Юном. После этого ванби решила, что теперь ей, как супруге вана и матери наследника престола, дозволено все и принялась изводить мужа своей ревностью. Ей хотелось, чтобы муж удалил от себя всех других женщин и дарил свое внимание только ей одной. Поняв, что ван не собирается идти у нее на поводу, Юн начала решать свои проблемы самостоятельно, сначала – с помощью колдовства, в чем ее уличил муж, а затем и с помощью яда. Известно, что в 1477 году она отравила одну из наложниц вана, но ее низложение произошло двумя годами позже – видимо, случилось что-то еще или же Чонхи-ванху обеспокоилась, как бы Юн не отравила самого вана, и приняла соответствующие меры. В 1479 году Юн была лишена титула ванби, понижена в ранге до простолюдинки и отправлена в ссылку.
Но история на этом не закончилась. У низложенной ванби при дворе было значительное количество сторонников, которые пытались организовать ее реабилитацию и возвращение ко двору. Для того, чтобы закрыть проблему раз и навсегда, в 1482 году госпожу Юн приговорили к смерти – ей был послан яд, который она выпила.
Ли Юна усыновила Чонхён-ванху, третья жена вана Сонджона и мальчик вырос, считая приемную мать родной. И лучше бы ему никогда не рассказывали правду о родной матери…
В наше время стало модным искать корни всех проблем человека в его детстве. Детство у госпожи Юн было безрадостным, несмотря на принадлежность к знатному семейству, основатель которого Юн Шин помогал корёскому вану Тхэджо объединять три корейских государства[72]. Отец ее рано умер, и вместе с его смертью в дом пришла бедность. Ходили слухи, будто госпоже Юн приходилось зарабатывать на жизнь за ткацким станком. Бедность переносится особенно тяжело, когда душу травят воспоминания о былой хорошей жизни. Эти лишения ожесточили госпожу Юн, сделали ее раздражительной, а придя во дворец она не смогла оставить свое прошлое.
Впрочем, всегда полезно взглянуть на ситуацию с другой стороны. Часто именно так можно увидеть истину. «Подлинные записи правления династии Чосон» принято считать достоверными, и их объективность не вызывает сомнений, особенно учитывая, что ни один из чосонских правителей не имел возможности подправить свою историю, поскольку окончательный вариант ее писался при его преемнике. Но всегда ли предаются огласке истинные причины происходящего? А ведь в официальные анналы попадают только официальные версии событий…
Если немного напрячь воображение, то можно представить и такой вариант развития событий. Возвысившаяся до ванби наложница рожает вану сына-наследника, чем окончательно укрепляет свои позиции. Обеим матерям вана, или его властной бабушке, или всем троим не нравится, что ванби приобрела слишком большое влияние на своего мужа. От нее решают избавиться и для этого выставляют ее «порочной, опасной и непокорной», как сказано в «Записях»… Ванби Ю вполне могла стать жертвой дворцовых интриг. Возможно, она действительно ревновала своего мужа к другим женщинам, но не доходила до тех крайностей, которые ей приписали.
Ван Сонджон проявил себя как хороший правитель, подобно Тэджону, Седжону и Седжо. Однако сильнее всего он походил на Седжона Великого, поскольку его просвещенность и интерес к наукам сочетались с гуманностью (ровно в той степени, в которой это качество было допустимо для правителя XV века).
Упразднив Павильон мудрецов, ван Седжо создал в 1463 году Ведомство специальных советников (Хонмунгван), ставшее преемником Павильона. Но именно при Сонджоне Хонмунгван превратился из Совета ученых при ване в полноценное научное учреждение.
При раздаче должностей ван Сонджон в первую очередь обращал внимание на личные качества кандидатов, а не на их политические взгляды. Такая кадровая политика способствовала оздоровлению государственного аппарата и существенно повысила его эффективность. Однако вольнодумство допускалось лишь в определенных рамках. С одной стороны, ван мог проводить с конфуцианцами дискуссии на политические темы, а с другой – неосторожная критика в адрес власти могла обернуться большими неприятностями.
Подобно многим своим предшественникам, Сонджон в 1491 году совершил поход против беспокойных чжурчжэней, оттеснив их к северу от реки Ялу. Кто мог тогда предположить, что спустя полтора столетия чжурчжэни сокрушат империю Мин и станут править Китаем[73]? За исключением этой кампании ван Сонджон никаких войн не вел. Восемнадцать лет его самостоятельного правления были периодом стабильности и процветания.
Нет необходимости углубляться в детали, сказанного вполне достаточно для создания представления о девятом чосонском ване. Ну, разве что можно добавить запрет на строительство новых буддийских монастырей и постриг в монахи, введенный Сонджоном для прекращения буддийского «подъема», начавшегося в правление вана Седжо (этот шанс на возрождение буддизма стал предпоследним в истории чосонского государства).
Ван Сонджон умер в начале 1495 года на тридцать восьмом году жизни (долгожительство не было привычным в доме Ли). Женщины вана родили ему, в общей сложности, двадцать сыновей, но престол унаследовал старший сын Ли Юн, назначенный преемником отца в 1483 году. Скорее всего, поведение низложенной ванби Юн определялось не столько детскими травмами, сколько наследственностью, так как ее сын совершенно не походил на своего гуманного и справедливого отца. Ли Юн, известный как Ёнсан-гун заслуженно считается худшим тираном в корейской истории. На поприще тирании он отличился настолько, что не удостоился посмертного имени[74]!
