— У меня есть предложение, — осторожно начинаю я. — Наш ребенок никогда не отмечал день рождения со своими личными гостями. Вот и пусть пригласит трех-четырех одноклассников. Мы их заберем от школы и часа через три вернем обратно к школе. Они поиграют, поедят, посмотрят кино, повеселятся…

Ребенок слушает меня как-то очень подозрительно.

— А уже потом пусть приходят взрослые. И не только Володя и Сережа с Аленой, но и другие. Катя, например. Она ведь позвала нас на день рождения к своему Денису, а значит, мы должны ее позвать. Владик с Аллой. И может быть, какие-нибудь еще наши друзья. Ты ведь помнишь Леву, Игорюша? И Таню с Олегом — они как-то заезжали, когда ты был дома. И кто-нибудь еще…

Муж смотрит на меня так, словно я сказала что-то не то. Словно сделала нечто, все испортившее.

— Дерьмо! — Ребенок, как всегда, категоричен. — И подарки подарят дерьмовые. Владик ладно, он нормальный. Если купит, что я скажу, пусть приходит. Лева тоже нормальный. А Кати с ее козлиными детьми тут не надо. И твоих друзей тоже. Папочка их все равно не любит. И Олег этот жирный со своей жирной женой, и твоя Лена-зануда — все козлы…

Ребенок довольно похоже копирует выражение Лениного лица и произносит свое имя с ее интонациями. И правда, выглядит и звучит довольно занудно. Может быть, он будет великим пародистом?

Однако хитрости моего плана никто не понял. А хитрость как раз заключается в том, чтобы ребенок отказался от взрослых гостей (хотя впоследствии его можно убедить, что они будут кстати) и согласился на своих школьных приятелей. Меня смущает, что у него нет друзей. А пригласить кого-нибудь на день рождения — отличный способ превратить обычные приятельские отношения в дружеские.

— Ладно, со взрослыми подумаем, — легко соглашаюсь я. — А как насчет одноклассников? Ты ведь сам ходишь на дни рождения, когда тебя зовут, правда? Почему бы тебе не пригласить тех, кто с тобой дружит?

— И что они мне подарят — книжки? — Ребенок презрительно кривит губы (кстати, отправляя его на день рождения, я тоже покупаю какую-нибудь книжку). — Да пошли они со своими козлиными книжками! И еще «Макдоналдс» из-за них терять…

Муж молчит, и я принимаюсь за дело. Я сообщаю, что они вполне могут подарить очень приятные подарки (в чем глубоко сомневаюсь). Я уверяю, что с гостями ему будет ужасно интересно. И что поход в «Макдоналдс» вовсе не будет потерян, потому что мы купим еду из «Макдоналдса» для всех. Каждому по бигмаку, чизбургеру, гамбургеру и порции картошки.

Хорошо, гостям только по чизбургеру и гамбургеру, а бигмак только для именинника. И каждому по бутылке колы. Всем по маленькой, а ему огромную. И крошечный торт на всех. И большой для него лично.

Я с надеждой смотрю на мужа. Ребенок колеблется, и мне нужна помощь. Муж делает вид, что не замечает моего взгляда.

— А если всякие взрослые припрутся, я еще и кофейню потеряю? — спохватывается ребенок. — Козлиное дерьмо, а не план. Эх ты, овощишка…

Давно забытое слово из старых времен. Почему он его сейчас вспомнил? Много лет назад Игорь как-то со смехом назвал меня овощем. Я что-то не то сделала или что-то перепутала. Для меня это вполне обычно.

Ребенок тут же заявил, что я — самый настоящий овощиш-ка. В исполнении четырех-, а то и трехлетнего ребенка это звучало ужасно комично. Поскольку мы тут же начали хохотать, он включил «овощишку» в свой лексикон и использовал его по поводу и без повода. А потом забыл.

— Может быть, ты и потеряешь кофейню — но зато сколько подарков ты получишь…

Ребенок тревожно поглядывает на мужа. Мне кажется, что мой план, несмотря на всю мою хитрость и изворотливость, его смущает. План великого папочки гораздо лучше. Но для того чтобы отказаться от моей идеи, ребенку нужна поддержка. Равно как и для того, чтобы на нее согласиться. Муж выбирает нейтралитет.

— Ладно, время еще есть, — подводит он итог нашей беседе. — Анна, иди запускай большую рыбу…

Большая рыба, как вы догадались, — это еще одно имя моего ребенка. Он с детства обожает сидеть в ванне. Раньше он брал с собой солдатиков и сидел в воде до посинения. Теперь он купается в одиночестве. Он вырос, а ванна — нет. Теперь солдатики в ней не поместятся при всем желании.

Впрочем, рыба не берет их с собой совсем не поэтому. Ей просто хочется плавать. Она умудряется нырять, переворачиваться и совершать массу других движений, при каждом из которых вода выплескивается на пол. Муж иногда говорит, что наш ребенок вполне мог бы жить и спать в ванне. А мы бы кормили его мотылем.

В детстве ребенок воспринимал эти слова с восторгом и, кажется, готов был принять папино предложение. Сейчас оно нравится ему куда меньше. Может, потому, что червяки его не соблазняют.

Я затыкаю ванну пробкой, открываю воду и проверяю, чем занимается моя семейка. Ребенок с немного рассеянным видом укладывает рюкзак. Муж задумчиво курит в своем кабинете, и он уже совсем не тот прежний Игорь, каким был еще минут десять назад.

Я вспоминаю, как мой ребенок назвал меня овощишкой, и мои глаза почему-то влажнеют. Я вдруг отчетливо понимаю, что это я во всем виновата. Что сегодня, когда нам было так хорошо втроем, мне не надо было заводить этот разговор о важности друзей. Не надо было убегать из внезапно вернувшегося прошлого в настоящее. Потому что им было в этом прошлом куда уютнее. И мне, кажется, тоже.

— Милый, прости, я наговорила каких-то глупостей, — произношу я примирительно, садясь на стоящую у стола тумбочку и заглядывая мужу в глаза. — Пусть все будет так, как ты решил, хорошо? Так всем нам будет приятнее…

— И тебе? — Муж смотрит на меня, и я вижу в его взгляде легкое удивление.

— И мне, — отвечаю, поколебавшись. И повторяю чуть увереннее: — И мне тоже…

Муж ничего не произносит и касается пальцами моей щеки. И улыбается мне. Так, как улыбался раньше.

Я возвращаюсь в ванную, которую надо готовить к заплыву большой рыбы. И вдруг ощущаю в глазах слезы. А в голове стучится давным-давно не посещавшая меня мысль. Мысль о том, что возможно. мне не стоило год с лишним назад менять нашу жизнь.

Но я ведь старалась не для себя. Я просто хотела, чтобы наша жизнь стала более насыщенной и интересной. Чтобы моему мужу, работающему дома, не было скучно. И еще я боялась (вот это уже точно между нами), что если мы и дальше будем общаться только друг с другом, рано или поздно я надоем единственному мужчине, который мне нужен.

И по моей инициативе мы начали обзаводиться друзьями. Точнее, общаться с теми, с кем раньше толком не общались. Со знакомыми, которых раньше мы держали на расстоянии, потому что нам было слишком хорошо вдвоем. С родственниками, с которыми до этого встречались только на семейных торжествах.

Мы начали приглашать их в гости и ездить в гости к ним. И времени друг на друга почти не осталось. А оказывается, просто посидеть дома в кругу семьи так приятно…

Может быть, мне надо было все оставить так, как есть? Может быть, сейчас бы я была куда счастливее? Как вы думаете?

Естественно, к нашему приезду Лариса испекла торт. Огромный, обсыпанный кокосовой стружкой и тертым шоколадом. И усадила наверх традиционного желтого птенца. Его, кстати, есть нельзя. Это просто украшение.

Когда я увидела его в первый раз, я решила, что он марципановый. Птенец на вкус оказался мягким и шерстяным. Мне даже показалось, что он живой. Ощущение было неприятное, но я хотя бы сохранила зубы.

Игорь, сдержав смех (боюсь, это далось ему непросто), в утешение поведал мне, что в токийском ресторане ухватил палочками искусственный листочек, украшавший какое-то блюдо. И тщетно пытался его прожевать, потому что выплевывать было стыдно.

Не знаю другого человека, который в наше время пек бы торты. Непросто, наверное, и уходит куча времени. Но Лариса верна своим привычкам. Он пекла торты, когда в магазинах был до ужаса скудный выбор. И печет их сейчас, когда в любом большом супермаркете их видов двадцать.