Интересно, почему из него надо все вытаскивать?
— Гонорар будет на следующей неделе. — Муж почему-то меняет тему. — В среду или в четверг. Но раз ты сегодня получила деньги, на твои расходы тебе, наверное, хватит…
Не стоит говорить ему, что зарплаты больше нет. По крайней мере я рада, что мы теперь не нищие. Гонорар, конечно, не так чтобы очень велик, но если учесть, что муж обычно делает перевод за месяц (точнее, делал раньше), на жизнь этого вполне хватает. Тем более что он наверняка сразу получит аванс за следующий перевод. Ну вот, а я огорчалась, что все потратила.
На душе сразу становится спокойнее. Не из-за денег, конечно. Просто теперь все очевидно. Я знаю, где он был, и я понимаю, почему он прихватил с собой фляжку.
— Поздравляю с окончанием работы, милый. Теперь немного отдохнешь или сразу сядешь за следующий перевод?
Муж медлит с ответом. А потом достает из кармана фляжку и делает глоток виски.
— Пока не знаю. Возможно, с переводами покончено…
— И что это означает, хотела бы я знать?
— Это означает, что, возможно, мне пора заняться чем-то другим. Главный редактор долго уговаривал меня остаться. Я сказал, что подумаю. Ты ведь все равно не даешь мне спокойно работать…
Я делаю вид, что этого не слышу. Ни к чему сейчас развивать эту тему (тем более что муж нетрезв и, значит, не так сдержан, как обычно). А я совсем не хочу, чтобы он начал оскорблять наших друзей.
— И что же ты будешь делать?
— Посмотрим. — Он, как всегда, лаконичен. — Надо подумать. Извини, схожу в туалет…
Стоит ему выйти, как меня начинают наперебой приглашать осмелевшие под воздействием спиртного мужчины. Я, впрочем, тоже опьянела. Когда наконец через час я освобождаюсь, то спохватываюсь, что давно не видела своего супруга. Партизанка-цветочница тоже отсутствует, и мне это не нравится.
Ну что за глупости? То, о чем вы подумали, просто смешно. Но признаюсь, что я тоже об этом подумала. Тем не менее, в кабинете мужа нет. Хотя при желании он может заняться с ней сексом в любой комнате.
Еще через полчаса, прикончив восьмой или девятый бокал, я наконец замечаю Игоря. Он сидит в дальнем от меня углу вместе с Ванечкой и Светой-привидением. А я-то думала, кому это она раз в пятнадцать минут носит пиво.
Ванечка дремлет. Грустное привидение, не снявшее своей ночной рубашки, имеет наглость периодически накрывать руку Игоря своей. А муж на моих глазах дает ей глотнуть из своей фляжки. Это уже чересчур, на мой взгляд. Но идти к ним и устраивать скандал не в моих привычках. Даже если я выпью все имеющееся здесь спиртное.
Но я все же подойду. Просто посмотрю, как там мой муж.
— Милый, я надеюсь, ты не пристаешь к Свете?
Света смотрит на меня с испугом. Похоже, в редакции слишком буквально воспринимают истину, согласно которой муж и жена — одна сатана. Наверное, они считают, что раз уж муж научил меня, как выбивать деньги из главного редактора, то заодно обучил и нескольким смертоносным приемам. Один из которых я сейчас как раз продемонстрирую на Свете. Все равно генеральный уже записал ее в покойницы.
— Нет, я пристаю к пиву…
Ванечка просыпается и пьяно хихикает. Даже привидение позволяет себе совсем не призрачную улыбку. Я отхожу, кипя от гнева.
Сергей Сергеевич слабеет на глазах, и его шофер буквально вытаскивает начальственное тело из подвала. Генеральный директор пока держится и обещает вот-вот подвести итоги конкурса. Мне кажется, что я отчетливо слышу смех своего мужа, и это меня бесит.
Впрочем, перебравшийся за стойку Ванечка на какое-то время отвлекает меня от невеселых мыслей. Просто потому, что я очень напряженно вслушиваюсь в вылезающую из его рта кашу и пытаюсь понять, что он говорит. Через какое-то время Ванечка безнадежно машет рукой. То ли он осознал, что у него проблемы с произношением, то ли счел меня глухой идиоткой.
Около двенадцати ночи генеральный директор наконец оглашает мнение жюри (плохо представляю, кто в него входил и как эти достойные люди смогли высказать какое-то мнение после такого количества спиртного). Тем не менее, выясняется, что победу одержала пляс Пигаль, то есть я. Единственное приятное событие за весь вечер. Света-привидение начинает чересчур громко мне аплодировать. Муж с обычной сдержанностью касается ладони ладонью.
К часу ночи в подвале остается человек десять. По неписаным правилам вечеринка продолжается до тех пор, пока не упадет последний боец. Муж, естественно, снова куда-то исчез. Я наконец понимаю, что я пьяна, и категорически отказываюсь от попыток немедленно всучить мне выигранную мной гигантскую бутыль виски. Бармен настаивает, уверяя, что в противном случае ее кто-нибудь выпьет.
Не вижу вокруг никого, кто был бы способен это сделать, но тем не менее, тащу ее наверх в кабинет. В кабинете темно, но стоит мне включить свет, как я обнаруживаю там мужа и Ванечку. Ванечка спит на своем рабочем месте. Муж задумчиво сидит за бывшим своим, а теперь моим столом и прикладывает к губам фляжку.
— И о чем ты тут так сосредоточенно размышляешь?
— О том, как жить дальше…
— И как же мы будем жить дальше?
— Насчет тебя не знаю — это решать тебе. Насчет себя я пока думаю…
По-моему, это уже чересчур. Но муж отказывается вступать в дискуссию и уходит вниз.
Когда мы покидаем редакцию, на часах уже начало третьего. Я на Ленинградке с поднятой рукой, муж с удивлением рассматривает бутылку, которую вызвался нести. А потом разжимает руки и с интересом смотрит, как она бьется об асфальт.
— И зачем нам такое дерьмо? — спрашивает он философски.
В другой ситуации я бы от души посмеялась. Но не сегодня. К тому же чертов виски залил мои сапоги, и дома теперь будет пахнуть, как на водочном заводе.
Усевшись в такси, муж тут же отключается. Таксист посматривает на него с некоторым опасением. Правда, стоит ему остановиться у нашего подъезда, Игорь тут же открывает глаза, сует водителю двести рублей и довольно легко выбирается из машины.
Моя пьяная попытка примирения ни к чему не приводит. Муж раздевается, заходит в свой кабинет, наливает себе порцию виски и садится за стол. На мое предложение посидеть вместе с ним он сообщает, что ни о чем говорить ему не хочется. Я язвительно советую ему не спалить квартиру и удаляюсь спать.
Перед тем как упасть на кровать и отключиться, я замечаю, что у меня мокрые глаза. Наверное, я выпила слишком много пива и оно теперь просится наружу. Хотя и весьма странным образом…
8
«Милый, я поехала на дачу. Позвоню, как только приеду. Буду скучать. Целую. Твоя А.».
Я перечитываю написанное и решительно комкаю записку. И вырываю из блокнота новый листок.
«Я на даче, будет настроение — звони». Так-то получше. Он вчера весь вечер любезничал с какими-то бабами, а тут «милый», «целую», «буду скучать». Нет, это уж чересчур. А теперь в самый раз. Информативно и сухо. И пусть подумает, почему я написала именно так.
И этот листок безжалостно искомкан. В конце концов, я ведь не знаю, о чем он там с ними беседовал, и не уверена, что инициатива исходила от моего мужа. Партизанка, насколько я видела, вцепилась в него сама. К тому же он вчера наконец-то закончил перевод, на радостях выпил лишнего, чересчур расслабился. Конечно, все равно он вел себя неправильно. Но все же лучше написать что-нибудь помягче.
«Поздравляю с окончанием перевода. Еду на дачу. Будет настроение — звони. А.». А лучше «Целую. А.». В конце концов, для людей, столько лет проживших вместе, «целую» — это нечто вроде «привет», «доброе утро» или «приятного аппетита».
Самочувствие омерзительное. Видимо, я вчера перебрала пива. Усилием воли заставляю себя одеться и напоследок заглядываю в спальню. Муж спит сном праведника, хотя на часах уже одиннадцать. Ничего, через полчаса он встанет, примет душ и сядет за новый перевод.