— Не пущу, нужны мне тут мужчины, — хмыкнула бабушка. — Ты только скажи быстренько, отстали от вас эти бараны или нет.
Под баранами подразумевались преследователи. Милош объяснил, что бараны не отстали, и рассказал, как именно они мешали им жить. К сожалению Армана, бабушка Росицкая тоже не знала, что происходит и где источник зла, но она дала один очень ценный совет — не обращать внимания на козлов, давать сдачи тупым индюкам и не быть слепыми ослами. Изобилие фауны в нарисованном ею образе восхищало, а ещё пробуждало аппетит. Перед тем, как гости покинули двор, бабушка снова вооружилась своим громовым голосом и напомнила Милошу о том, как долго его не было, велев передать сей укор его брату, желательно с такой же силой и громкостью.
— Как я люблю свою семью, — бормотал Милош, когда они шли обратно. Периодически он тряс головой и безуспешно пытался привести в порядок ухо. — Нет, правда люблю, но иногда они совершенно невыносимы. Это у нас общая черта… Ну вот что станется, если я разок не зайду к бабушке? Да ничего!
— Что угодно может случиться, — возразил Арман.
— Ох, Арман, с этой бабушкой ничего не случится. Это она может с кем-нибудь случиться, и тогда…
— Что тогда?
— Влтава выйдет из берегов, — ухмыльнулся Милош. — Я понимаю, о чём ты, хотя и не могу себе представить. Один мой приятель тоже вырос сиротой, и ему всё время кажется, что у меня не дом, а рай на земле — прости, Господи, — не без сарказма воскликнул Милош. — Так вот, всё дело в том, что он заходит ко мне в гости пару раз в полгода, никак не чаще. Когда это неземное блаженство в виде живых и здравствующих родственников радует тебе душу каждый день, это ощущается совсем иначе…
Арман не мог с ним согласиться, хотя понимал, что на месте Милоша испытывал бы то же самое. Эта разница во взглядах никак не помешала им проговорить всю обратную дорогу, да она вообще не мешала — Милош в хорошем настроении был человеком лёгким и словоохотливым, за собой же Арман заметил, что в такой компании ему не приходится притворяться общительным, всё как-то выходит само собой. И впервые за долгое время за ними никто не гнался, и им не надо было ни за кем наблюдать… Вот что значил отпуск в понимании мадам дю Белле! Теперь Арман был ей за это благодарен.
Они вернулись, когда солнце уже село, оставив после себя приятную оранжеватую тень, улёгшуюся на город апельсиновой коркой. Арман приготовился к новым знакомствам и прошёл вслед за Милошем по коридору, оказавшись на кухне; там они никого не нашли, зато выпили чаю и съели по бутерброду. На втором этаже, после испытания в виде кошачьей лестницы, они вошли в кабинет пана Росицкого.
Берингар был здесь — выспавшийся, побритый и переодетый. Рубашка и жилет в чудовищный цветочек явно принадлежали не ему, зато были чистыми и без пятен крови. Берингар сидел в гостевом кресле, вытянув ноги, и увлечённо листал какую-то книгу. Пан Росицкий привстал из-за стола при виде вошедших: хрупкий мужчина с тонкими руками и мягким, тревожным лицом был не похож на своих потомков, хотя глаза, носы и волосы у них почти у всех оказались фамильные.
— Папа, это Арман, — сказал Милош. — Арман, это папа.
— Можно пан Михаил, — засуетился глава семейства, — а то ко мне любят обратиться по фамилии, а мы здесь все панове Росицкие. Очень, очень рад, садитесь… Милош, ты отвёл Хану?
— Да, и мы даже никого не убили по пути, — беспечно отозвался Милош, падая в кресло рядом с Берингаром. Судя по вздоху облегчения, который издал пан Росицкий, были прецеденты. — Мы вам тут не помешали?
— Нет, нет, вовсе нет. Мы с паном Берингаром обсуждали книгу, это такое невероятное явление, я просто потрясён! Жду не дождусь, когда смогу увидеть её вживую.
— Постойте, а где же она? — встрепенулся Арман. Он только сейчас понял, чего ещё не хватает в поле зрения. — Где книга и где…
— Господин писарь? Ты уже лёг, когда мы провожали его, — подал голос Берингар. Вот на ком никак не сказались ни усталость, ни отдых: такой же спокойный, как всегда. Только весь в цветочек. — Старейшины решили не только дать нам отдых от круглосуточного наблюдения за господином писарем, но и проверить кое-что с ним самим. Не переживай, книга сейчас в надёжных руках: эти люди сами её создавали…
— Тем лучше, — без особой уверенности кивнул Арман. Берингар пожал плечами, полностью разделяя его сомнения. — Всё-таки после того, как за нами гнались…
— Не будем об этом, прошу вас, — забеспокоился пан Росицкий. — Я понимаю, как это важно, но, пока мы здесь одни и без женщин, лучше как следует расслабиться и отдохнуть. Эльжбета оставила нам прекрасный ужин, думаю, никто не против, если мы продолжим более приятный разговор за столом?
Против этого никто не возражал, и даже деловой Берингар не выказывал никакого недовольства. Так что Арман затолкал вглубь сердца все свои опасения и с удовольствием отдал себя в руки гостеприимных хозяев, которые нравились ему чем дальше, тем больше.
***
Изобилие красок, пестрота огней, весёлый гомон со всех сторон и постоянные вспышки света — ничто не могло сравниться с неописуемой мощью, текучей и подвижной, оседающей капельками пота на коже. Она резонировала, как звуковая волна в пустом помещении, хотя вокруг не было ни единой стены — неслышное и невидимое эхо отражалось от людей, и она рикошетила, как неудачно пущенная пуля, задевая не тех, кого хотела, метя повсюду и никуда. Это было то, что Адель никогда не могла описать словами, хотя испытывала постоянно внутри самой себя — это была чистая магия, неоформленная, не поддающаяся контролю. Магия была, кто бы что ни говорил, и её оказалось слишком много.
По пути Адель боялась, что утратит контроль и сделает что-нибудь не то, но на горе Броккен поняла, насколько глупы её опасения. Ведьмы собирались самые разные, кого-то она была во сто крат сильней, кого-то — слабее настолько же, только это ни на что не влияло: от того, как много их здесь было, и от того, какая сегодня ночь, единичная магия почти ничего не значила. Она оставалась с каждой ведьмой, но была подавлена силами остальных, как если бы оказалась зажата в ряду одинаковых зубчатых колёс и не могла делать больше, чем ей положено. Другими словами, Адель по-прежнему была сильна, но мощь окружавших её ведьм подавляла её сущность.
Это пугало, и Адель старалась держаться поближе к пани Росицкой. То, что их пустили, ещё ничего не значит… Формально допуск решал всё, но если она не сможет раскрыться? Все эти слова, непонятные обтекаемые термины, которые можно трактовать по желанию в зависимости от контекста, означали что-то конкретное, и Адель даже не знала, что. Какое-то ритуальное действо, одно из многих в эту ночь… Поможет ли оно ей сейчас? Этого никто обещать не мог.
— За мной, девочки, за мной, — командовала пани Росицкая. Одной рукой она держала дочь, другой — Адель; та сначала пыталась вырваться, потом решила, что это невежливо и небезопасно. Потеряться в такой толпе ей не хотелось, ну а что до манер — пани Эльжбета явно привыкла и не к такому, и ей все проблемы и заскоки Адель казались незначительными мелочами. Это не оскорбляло, потому что обижаться на ведьму такого ранга, которая к тому же спасает тебе жизнь, слишком даже для дикой и не очень-то воспитанной девушки.
А ранг у пани Эльжбеты был, и ещё какой. Не существовало единой иерархии, кроме тех, какие выдумали чародеи, чтобы держаться вместе, но все эти старейшины, послы и прочая ерунда — они ничего не значили, когда за дело брались ведьмы. Тут-то сразу видно, кто плох, а кто хорош! Пани Эльжбета была лучшей. Так казалось Адель, которая не знала всего: на самом деле, лучших набралось бы около десятка, просто не все здесь присутствовали. Когда пани Росицкая поднималась по склону (она выбрала обычный пеший путь, чтобы как положено провести своих спутниц), перед ней расступались. Когда пани Росицкая поднялась, смолкли все разговоры, а потом напоенный кострами и травами воздух разорвался от радостных криков. Когда пани Росицкая вынула шпильки, несколько незнакомых ведьмочек подлетели к ней, чтобы поймать волну огненно-рыжих волос.
