Зато он теперь понял, чего дожидался Милош. Передав писаря обратно на руки Бера и убедившись, что они пошли в дом, Арман незаметно направился вслед за приятелем. Тот отвёл в сторонку Лауру, что-то негромко ей говоря. Подслушивать было нехорошо, поэтому Арман махнул рукой и просто встал рядом с ними — всё равно оба не обращали внимания на фон, а ему было почти что интересно. Да и к тому же… расстроенная ведьма — это опасно для всех.

— И я, я тоже давно ждала этого разговора, — Лаура говорила с такой удушающей нежностью, что Арману заранее — снова! — стало её жаль.

— Лаура, послушай… — а вот Милош был не похож на себя, и вряд ли из-за того, что он сорвал голос, хохоча на козлах. Лаура тут же погасла, воззрившись на него большими испуганными глазами. — Ты многое неправильно поняла. Я виноват, что не сказал сразу, но я не мог быть уверен в твоих чувствах.

— Как? — отстранённо переспросила Лаура. — Как ты сказал? То есть?.. Но ты ведь… ты ведь оказывал мне… такое внимание.

— Я виноват, — повторил Милош, с видимым усердием заставляя себя смотреть на собеседницу. — Боюсь, я веду себя так со всеми.

— Ты носил меня на руках!

— Да, но…

— И ты всегда был так добр ко мне…

— Это не показатель… послушай, Лау, — он протянул руку, но ведьма отшатнулась, ещё не поняв, что произошло. — Я в самом деле очень хорошо к тебе отношусь, что бы ты ни творила. Ты… чертовски похожа на мою сестру, и поэтому я…

— И поэтому ты меня не любишь? — нижняя губа Лауры уже дрожала. — Эт-то… так нельзя… ты ещё плохо меня знаешь! Может, я тебе ещё…

— Дело не в этом, — терпеливо повторил Милош. — Всё это не служит мне оправданием, и ты права, может, узнай я тебя получше…

— Так что же?!

— У меня есть невеста, — объяснил Милош. Арману показалось, что он ослышался — Лауре, видимо, тоже. — Она здесь, в Праге, мы уже несколько лет вместе и мечтаем пожениться. Эй, не надо делать такие лица, вы оба! Я что, недостаточно хорош, чтобы быть женихом?!

— Хорош, хорош, — успокоил его Арман, старательно приглядывая за Лаурой. — Просто мы… не ожидали. Ты никогда не упоминал её!

— Здрасьте, приехали, — возмутился Милош. — Даже если так, это вас не касается.

— Она ведьма?

Милош сделал вид, что не расслышал, и вопрос повторили хором:

— Она ведьма?

— Это вас не касается, прочистите уши. Лаура, — Милош повторил попытку взять её за руку, на сей раз попытка увенчалась успехом. — Прости, что не сказал раньше, но так бы тебе пришлось страдать со мной в дороге, а теперь ты отправишься на гору и… и будешь делать, что захочешь и с кем захочешь. Если нравится, можешь сжечь мой портрет.

— У бедя дед двоего бордреда, — прошмыгала Лаура. Она стоически улыбалась и, вопреки страшным ожиданиям, смотрела на своего несостоявшегося спутника жизни с теплотой. — Од-дкуда…

— Могу подарить, — засуетился Милош. — Специально для таких целей с собой ношу. Ну, чтобы враги сжигали…

Он шутил и паясничал, Лаура потихоньку прекращала реветь — всё складывалось как нельзя лучше. Когда родственники и земляки забрали её домой, во дворе больше никого не осталось; Арман задрал голову к небу и выдохнул, Милош опустил голову и выругался, потом взъерошил себе волосы.

— Ужасно…

— Всё было хорошо, — возразил Арман. — Гораздо лучше, чем я думал.

— Да уж… у тебя тоже, — заметил Милош, улыбаясь. Арман вспомнил о сестре, и это было как удар по голове. Затем память обстреляло сценами погони, тряски в карете и множества тел на дороге, навалилась усталость и тошнота, то ли от голода, то ли от боли, то ли от всего сразу. — Беру свои слова обратно, опять как труп… Пойдём в дом, я покажу тебе комнаты. Сил нет думать обо всём этом, — в сердцах воскликнул он, провожая Армана уже по лестнице. — В этих стреляй, в этих не стреляй… там мать с небес валится, там Адель с крыши… чтоб я ещё раз так застрял вместе с вами!

— Ты нам жизнь спас, — напомнил Арман, одновременно разглядывая интерьер. Наверное, тут было мило, но сейчас у него всё двоилось в глазах. Судя по тому, что Милош с пятой попытки нащупал ручку двери, у него тоже

— Да, я почти остался вас прикрывать. Бер сказал, что ему этого очень не хочется, и мне тоже не хотелось, но тогда не было выбора… а сейчас уже неважно. Так, я сказал, хватит об этом думать! Мы будем отдыхать и развлекаться не хуже женщин, это я тебе обещаю.

Арман ни минуты не сомневался в том, что Милош своё слово сдержит. Он ещё слышал что-то в виде отдельных фраз — Берингар, матушка, гостевая спальня, оладьи и кошачьи волосы, но при виде постели и горы подушек всё остальное мягко утекло из головы. Когда Милош закончил вытряхивать из сундука свежую сорочку, которая почему-то оказалась в рюшечках, Арман уже почти уснул.

— Хоть бы разделся… я с тебя сапоги стаскивать не буду!

— Не надо, — промычал Арман в подушку и сковырнул сапог с левой ноги сапогом правой. — Милош…

— Что?

— Я рад, что ты не умер.

— Я и не собирался, — ответил Милош. — Но спасибо, приятно слышать.

Арман улыбнулся, почувствовав щекой кошачьи волосы на подушке, и после этого всё рухнуло во тьму.

***

[1] В конце предыдущего века Иосиф II, эрцгерцог Австрии и император Священной Римской империи, занял часть Шпильберка под тюрьму для врагов монархии. Позднее, после Наполеона, крепость полностью переделали в гражданскую тюрьму, где содержались самые разные преступники.

[2] Речь идёт о костнице, частично расположенной под Храмом Святого Иакова Старшего (костёлом святого Якуба).

« — Девчонки! Это что-то с чем-то! Это такое, что и не передать! Просто рассказать невозможно! Ну просто ух! Ну просто полный сундук!

Те, кто уже пережил когда-то Вальпургиев перелёт, согласно кивали головами, остальные старались впитать каждое слово точных и ясных инструкций Гингемы».

А. В. Жвалевский, И. Е. Мытько, «Порри Гаттер. 9 подвигов Сена Аесли».

« — Вальпургиев мальчишник объявляется открытым! — объявил он. — Три с половиной часа безудержного мужского веселья назло ведьм… то есть без всяких женских глупостей! Докажем, что мы, настоящие маги, легко обойдёмся и без женщин, и без пищи!

Двери столовой гулко захлопнулись. Веселье началось».

Оттуда же.

***

Когда Арман проснулся, он чувствовал себя хуже выжатого лимона: казалось, что кисловато-горькую шкурку, в которую он превратился, измельчили в труху и пустили по ветру. Лёгкость во всём теле вовсе не была приятной: напротив, она напоминала полуобморочное состояние, и Арман полежал ещё немного, боясь, что рухнет обратно при первой же попытке встать. Он не знал, сколько времени, и не имел понятия, где находится — высокая кровать с мягкими перинами, тремя подушками и настоящим балдахином, пусть и прожившим не меньше века, была непривычной и чужой.

События вчерашнего дня, а также ночи и раннего утра, одномоментно атаковали его память. Всего этого оказалось слишком много, и Арман, уже чувствуя себя получше, ещё какое-то время не вставал, словно придавленный к постели авторитетом бытия. Ноющая боль в груди и содранная с мелких ожогов кожа напоминала о событиях в Мецском соборе; синяки на руках и назойливая тяжесть в затылке и висках — о том, как они скакали несколько часов кряду, преследуемые невесть кем; пани Хелену он с теплотой вспомнил сам, как и собравшуюся у дома Росицких толпу… Конечно, вот где он находится. И вот почему всё кажется таким странным: рядом не было Адель. Арман привык всю жизнь просыпаться с ней рядом, у него никогда не было отдельной комнаты, а если б и была — вряд ли они нашли бы силы разлучиться. В путешествии сестра тоже находилась близко, иногда даже ближе, чем дома, а теперь… её нет, её забрали и увели куда-то, куда ей и суждено было попасть. Арман надеялся отыскать в себе радость, как вчера, но для радости он слишком устал: разочарованный в себе, он чувствовал только облегчение и вместе с тем — некоторый страх перед будущим. Слишком уж внезапным было счастье и слишком дорого оно им досталось.