Берингар прав, теперь болеть нельзя. Арман и сам подумывал, что стоит съездить куда-нибудь и отдохнуть, но не воспринимал это опасение всерьёз – особенно теперь, когда ему не надо защищать сестру. И всё же… рисковать не стоило. Боль переместилась из висков в затылок, словно готовясь к отступлению, а вот рука предательски подрагивала.

– Мы можем проводить тебя, – предложил Берингар.

– Не надо, я в порядке, – повторил Арман и поставил бокал: так безопаснее. Треклятый глашатай снова взялся за дудку – прибыли поздние гости, только в тот же миг кто-то громко запел, и расслышать имена не удалось. – Немного устал. И здесь душно.

– Душно, – согласился Берингар и, диво дивное, умолк. Он мог с лёгкостью настоять на чём угодно и оказать насильственную заботу, но решил положиться на здравомыслие Армана и вместо этого поискал глазами Адель. Та уже возвращалась в компании других дам, довольная, но слегка пришибленная чужим могуществом. – Как всё прошло?

– Ого-го, – пробормотала Адель.

– Ага, – подтвердила растерянная Лотта. Пани Росицкая довольно хмыкнула:

– То-то же!

Содержательный диалог на том и прервался – ведьмы не пожелали раскрывать своих секретов, поэтому замолчали, пребывая каждая в своих мыслях и изредка ударяя током своих спутников. От возбуждения волосы Адель ненадолго поднялись кольцом, но она поспешила пригладить их рукой.

Теперь беседовали пан Росицкий и Берингар, в основном строя планы и надежды на грядущее собрание. Шарлотта юркнула к Арману и будто хотела что-то сказать, но сдержалась: кавалер выглядел бледным и рассеянным, но, по правде говоря, Арман Гёльди часто выглядел именно так, особенно если не давал себе труд притвориться кем-то. Лотта тихонько вздохнула и не стала задавать невежливых вопросов, а вскоре пришла к выводу, что ей померещилось – всё было так же, как всегда.

Всё, да не всё, но на этот раз странные ощущения накрыли не одного Армана. Мало-помалу все головы поворачивались в одном направлении. В центре зала образовалось пустое место – идеально ровный круг вокруг новых гостей, которых недавно представлял сорвавший горло глашатай. «Ого-го» – слабо сказано! Ведьма, которой пани Росицкая представляла своих юных подруг, должна была рвать на себе волосы от досады. В старомодном платье, рассеянно хлопая себя перчаткой по ноге, стояла очень старая женщина. Маленького роста, с седыми, но по-прежнему густыми волосами, схваченными цветастой лентой. Сколько ей лет, Арман определить не мог.

Пожилая колдунья воззрилась на толпу с неприкрытым недовольством, словно перед ней провинились все разом. Она обводила взглядом всех, кого видела, и взгляд этот будто оставлял физический след – Арман почувствовал его, как мазок кисти по холсту, как порыв ветра по лицу, как шквал морской воды, внезапно ударивший по борту корабля. Кто-то не мог удержаться на ногах. Слабые колдуны падали в обморок. А она не делала ничего особенного, только смотрела.

– Сколько лет на свете живу, ничего не меняется! – гаркнула она в наступившей тишине, и голос показался Арману странно знакомым. – Одни тупые бараны да упрямые ослы! Вон, хорошо если одна-две приличных рожи, а так всё по-прежнему…

Арман догадался. Не догадаться было просто невозможно. Рядом с ним по очереди издали судорожный вдох Адель, Шарлотта, пан Росицкий и даже Берингар.

– То ли дело шабаш, – продолжала ворчать гостья. Она говорила не очень громко, просто все остальные онемели, поэтому ворчание напоминало раскаты грома, а невольный старушечий присвист – завывания ветра. Старушка сделала ещё один крошечный шажок вперёд, опираясь на локоть спутника, и у глашатая треснула дудка, к великому счастью Армана Гёльди. – Там хоть есть на что посмотреть. Фу! Стоят одетые!.. Как будто стесняются… Настоящему магу стесняться нечего, ежели он, конечно, не последняя свинья!

Рядом послышался ещё один вдох, и Арман обернулся посмотреть. Бледная как мел пани Росицкая вытаращила глаза и повисла на плече мужа.

– Мама, – осипшим голосом выговорила она. – Что она тут… делает…

Эльжбета-старшая не услышала этих слов, отчитывая музыкантов за то, что они остановили свою ужасную музыку. Пани бабушка собственной персоной! Весь мир считал, что она не выходит из дома, а она взяла да вышла. Арман не верил своим глазам, но приходилось, а ещё… ещё он резко почувствовал себя лучше, словно не было ни давящего страха, ни боли в висках. Судя по лицам окружающих, не он один.

Тут он наконец смог оторваться от легендарной пани бабушки и поглядел на её спутника. А это был не кто иной, как Милош! Судя по яркому узорчатому жилету и не менее броскому платку, он планировал заткнуть за пояс всех местных щёголей. Почти получилось: большинство колдунов были либо в чёрном и сером, либо в военной форме своей страны, но кое-кто надел клетчатые брюки, а хозяева О'Лири и вовсе напоминали пёстрых южных птиц.

– Удивительно, – прошептал пан Михаил, качая головой. – Сегодня удивительный день! Никогда в жизни не было такого бала. Ну, на моей памяти. Дорогая, ты в порядке?

– М-м-м, – простонала пани Эльжбета. Младшая. Цвет её лица вернулся в норму, и всё равно она не могла скрыть потрясения.

– Да, там мама, – ласково сказал пан Михаил. – Всё в порядке.

– С ума сойти, – голос Адель напоминал карканье сильно простуженной вороны. Она уставилась на Берингара в поисках ответов, но тот бессильно пожал плечами.

Шарлотта молчала, но её лицо говорило больше всяких слов. Арман понимал их всех – ощущение силы, исходившее от Эльжбеты-старшей, было невероятным, необъяснимым и не требующим слов. Что-то похожее источала книга чародеяний: осязаемая мощь, сжатое в одном объекте количество магии, от которого хотелось одновременно смеяться и плакать, жить и умереть.

Эльжбета-младшая и пан Михаил взялись за руки и отправились здороваться с мамой. Это позволило Милошу ненадолго покинуть даму, и он подошёл к друзьям, светясь самой ослепительной улыбкой. Даже бакенбарды его, и без того густые и ухоженные, как будто сияли, не говоря уж об остальной шевелюре.

– Ну ты и ведьма, Милош, – прохрипела Адель и наконец хватила пунша. – Ты сам её уговорил? Это же против правил!

– Ну я и ведьма, – повторил он, ухмыляясь во весь рот. – А ведьмам правила не писаны. Арман, Бер… госпожа Дюмон… Добрый вечер.

– Столько событий за несколько часов, – задумчиво произнёс Берингар. Он, как и все, смотрел на пани бабушку, как обычный человек смотрел бы на божество, в которое верил и которого никогда не видел. – Хорошо, что многие достойные маги уже покинули замок, иначе бы он сейчас не выдержал.

– Мы этого и ждали. Пани бабушка, конечно, уже давно не в лучшей форме, но…

– А какая тогда лучшая? – перебила его ошарашенная Лотта. Милош только пожал плечами:

– Не знаю, госпожа моя. Я тогда ещё не родился. Кстати, хотите послушать историю, как я родился?

Арман молча смотрел на них, на пани бабушку, на других гостей. На сердце, да и в голове тоже, было легко и хорошо. Он вдруг подумал, что пророчество о смерти магии – полная чепуха: как может исчезнуть магия, когда рядом живёт и дышит такое существо? Хотя он понимал, что трепет наполовину был вызван бабушкиной репутацией. Теперь, когда страсти немного улеглись, казалось, что вспышка её могущества прошла бесследно: она не источала уверенную силу постоянно, просто не могла её поддерживать. Круг замкнулся, тезис о смертности магии показался Арману более убедительным, и его снова пробил знакомый, но изрядно надоевший озноб.

– …вернись на землю, дурень. Вот, полюбуйся, – ворчала Адель: она жаловалась Милошу на брата. – Он весь вечер с такой рожей проходил.

– Не весь, – вступилась Лотта. – Только последнюю треть.

– Не вижу ничего необычного, – парировал Милош, он явно нарывался. – Могильная плита как она есть!

Берингар посмотрел на них с осуждением, а на Армана – с пониманием, но ничего не сказал в его защиту. Оправдание у следопыта имелось: слуги О'Лири только что принесли свежий яблочный пирог.