– Агата Дюмон и Шарль-Луи Дюмон! – проорал глашатай.

– Ох, – простонала Лотта. – Мама всё-таки написала дяде. Придётся знакомиться, ненаглядный ты мой.

Честно говоря, Арман не понял её страданий – Агата и Шарль-Луи показались ему несколько заурядными, но вполне безобидными людьми. Матушка Лотты не проявила особого интереса к кавалеру дочери, а Шарль-Луи и вовсе сразу заспешил к столу. Самым смешным в их коротком разговоре было то, что Агата действительно напоминала курицу: что-то в её лице, будто стянутом к носу, делало её похожей на домашнюю несушку. Оно не казалось глупым, это лицо, но каким-то отсутствующим: когда Агата смотрела на дочь, её взор будто проходил насквозь, обращаясь к кому-то далёкому и невидимому, более интересному, чем Лотта.

– Ну и всё, – выдохнула Шарлотта, когда её родственники пошли дальше встречать знакомых. Разговор продлился не более пяти минут, и ничего примечательного в нём не было. – Не обращай внимания… Мне бывает тяжело общаться с матерью. Никто из нас в этом не виноват, и мы всё равно любим друг друга, но…

– Понимаю. Так бывает, – Арман приобнял её за плечи и решил, что сейчас самое время пошутить. – Не хочу обидеть твою матушку, но она в самом деле похожа на курицу.

– Я же говорила! – обрадовалась Лотта и, к его облегчению, рассмеялась. Непонятная тень ненадолго ушла с её лица. – Для меня почти все люди на одно лицо. Наверное, ты видишь их совсем иначе…

– Верно, – согласился Арман, скользнув взглядом по залу. – Все разные, даже близнецы. О'Лири, кстати, не близнецы?

– Нет, хотя очень похожи. Кормак младше Дарры на два года, – Шарлотта сделала большой глоток пунша и рассеянно зажевала кексом. Ей очень хотелось от чего-то отвлечься, и она по привычке заговорила о птицах: – Нет двух похожих птиц, как двух похожих снежинок. Их легко спутать, но никогда нельзя отождествлять. И голоса у них всяко приятнее людских…

– Ну-у, – скептически протянул Арман. Ему на ум пришло хриплое карканье вороны или гусиные вопли, весьма далёкие от мелодичного чириканья какой-нибудь певчей пташки.

– Согласна, не у всех… Дело вкуса. Ладно, – неожиданно решилась она, – лучше я расскажу тебе, чем буду молча об этом думать. У меня были братья… двое старших братьев, но они умерли от холеры. Чёрт их дёрнул тогда отправиться на восток! Мы узнали поздно… из чужого письма… Мне было лет пять или шесть. Я плохо помню их самих, но мама с тех пор никогда не была прежней… Это понятно, и всё-таки мне иногда обидно, что после их смерти я как будто ничего не значу для неё.

– Значишь, – с ходу ответил Арман. В его голове быстро сложились кирпичики чужих судеб, и из оговорок, рассказов, взглядов и одной короткой встречи получился правильный ответ. – Она не отпустила тебя даже на комиссию, потому что боялась потерять. Ты сама это сказала, не раздумывая.

Понятно и то, что Агата Дюмон не пожелала отпускать дочь в рискованное путешествие. Предыдущая вспышка болезни не проникла в Европу, но образ странника, погибшего от заразы вдали от дома, некоторым семьям был знаком. Арман подумал про себя, что на долю Лотты выпало горькое везение – о некоторых вещах легче узнать из письма, чем быть им свидетелем, особенно в детстве.

– Ты прав, – Шарлотта быстро коснулась его руки. – Иногда кто-то должен мне об этом напоминать. А братья… Вообще-то мне спокойно живётся без них. Я почти не скучаю по тем, кого не помню. Но иногда я смотрю на маму и вспоминаю всякие мелочи, и меня как будто… как будто обнимают их призраки, понимаешь? Я чувствую, что могла бы дурачиться с ними, гулять, проводить время вместе. Я могла бы плясать на свадьбе каждого из них и нянчить их детей, а потом знакомить… познакомила бы их с тобой. Но этого всего никогда не будет, – Лотта говорила быстро, проглатывая слова. Её одолевали не рыдания, но боязнь замкнуться в себе и больше никогда этого не сказать. – Какие-то сожаления о несбывшемся. Это глупо, скажи? Ведь многие рождаются без братьев и не скучают, а я вот… придумала себе всякую чепуху.

– Это не чепуха. – Арман дождался, пока она закончит, и заговорил вполголоса. Нужные слова сами так и просились к нему на язык. – Родиться без братьев и сестёр или потерять их – совсем разные вещи.

– Но ведь я очень плохо их помню.

– Можно скучать по тем, кого не помнишь, – пробормотал Арман. Он нечасто вспоминал о родителях, и, если б не Адель, и вовсе не представлял бы их при жизни – был слишком мал, когда их не стало.

Шарлотта подумала о том же и поморщилась с досадой:

– Прости… Я напрочь забыла, что ты сирота. Некрасиво вышло.

– Не извиняйся. Я не единственный сирота на свете, и мы все кого-то теряли, – Арман говорил от души, гораздо больше занятый её горем, чем своим. – Спасибо, что рассказала мне о братьях.

– За что? – удивилась Лотта и, к счастью, снова улыбнулась. Грустное выражение делало её лицо похожим на материно, а Агата Арману не очень понравилась, хотя теперь он знал истоки этой печали и не мог осуждать. – Я-то думала, я тебе праздник порчу!

– Тоже мне, праздник. Всего лишь осенний бал, – Арман придал своему голосу интонацию всезнайки, и они рассмеялись. – За то, что доверила мне это… Теперь тебе будет легче.

– Почему же?

– Я буду с уважением относиться к твоим призракам.

На этом разговор о смерти кончился, и они непринуждённо болтали о пустяках.

Бальные танцы пролили свет на слабое место Армана как партнёра. Пока они репетировали дома, всё было замечательно: крохотное пространство между кухней и кабинетом было истоптано столько раз, что он уже не сомневался в грядущем успехе. Оказался более чем неправ. Живая музыка, скользкий пол, колеблющийся свет, непривычная одежда – всё это сбивало с ритма, а хуже всего были другие пары. Они наталкивались друг на друга, чередовались, менялись местами… Арман думал, что хорошо владеет своим телом, но, похоже, это касалось исключительно оборотничества и фальшивой улыбки. Обидно!

Лотта вела, пока могла, но была недостаточно хороша, чтобы вытянуть их обоих. С большим трудом одолев простейший вальс, они выдохлись, посмотрели друг на друга и обнаружили в глазах напротив ту же упрямую решимость попробовать ещё раз. Стало хуже. В конце концов заиграли что-то весёлое, почти быстрое, Арман не успел выдернуть Шарлотту из круга – и пришлось им обоим повертеться в странном хороводе. О, как он скучал в эти минуты по свадьбе Милоша! Там играли что-то разухабистое и удалое, музыканты были не трезвее гостей, скрипки смеялись, волынки гудели, и никаких тебе правил! Кто как хотел, тот так и прыгал, даже в паре было необязательно считать шаги и повороты головы…

– На свадьбе Милоша было лучше, – не преминул сообщить Арман, когда ухо Лотты оказалось неподалёку от его губ: ничего интимного, она просто споткнулась и заодно ушибла лоб о подбородок своего партнёра.

– Не дразнись, – простонала она и поправила перо. – Ох, кажется, это кончается… В прошлый раз я ограничилась вальсом. Пошли отсюда… Со всеми чешками перетанцевал?

– Нет, только с половиной.

– Слабак, – довольно сказала Лотта и споткнулась ещё раз – ей воздалось за насмешку.

Теперь уж точно хватит, решили они, покинули центр зала и оказались у другой стены. Закуски и напитки тут были прежними, в отличие от людей, и, пока Лотта утоляла жажду свежим пуншем, Арман грыз яблоко и рассматривал новые лица. Его внимание привлекла группа людей у окна – на первый взгляд ничего необычного ни в костюмах, ни в повадках, а вот реакция окружающих… Арман не мог не заметить, как на них смотрят: с недоверием, благоговением и уважением, при этом мало кто решался подойти – глазели издалека. Четверо смуглых мужчин были похожи, как братья, а как минимум двое из спутниц должны быть их сёстрами на выданье – не столько черты лица, сколько одинаковые жесты и наклон головы, отметил про себя оборотень.

– Не может быть! – Лотта ахнула и схватила его за локоть. Смотрела она в том же направлении. – Арман, ты приносишь мне удачу… Никогда их не видела!