Равелия не успевает ничего ответить, потому что грохот, а следом яркий смех Верховной Ведьмы – заставляют остановить время в небольшой квартирке. Себастьян, свалившийся с дивана, позабыл о тупой боли, вспыхнувшей в плече; Равелия в замешательстве открыла рот, прижав руки к груди, а Паскаль зачарованно смотрел на сестру, не в силах сдвинуться с места. Трое быстро переглянулись, чтобы убедиться – они действительно слышат её смех или это массовое помешательство? Губы Равелии задрожали, а глаза начало покалывать от слезной пелены, которая так и норовила превратиться в град из слезинок.

Следующим засмеялся Себастьян – и его мягкий, даже немного истеричный, смех переплёлся с искренним Эсфирь. А потом настроение подхватили и Паскаль с Равелией. Почти долгих пять лет никто из них не слышал от ведьмы чего-то подобного. И Себастьян готов был падать каждую минуту, только чтобы она смеялась так счастливо и беззаботно, только, чтобы она оживала.

– С тобой всё в порядке? – наконец спрашивает Эсфирь.

Вообще-то, в пору было ко всем применить вопрос, но она знала, что именно повергло всех в шок. Признаться, собственный смех стал открытием, будто она раньше вовсе не умела издавать таких звуков. Но когда Эффи увидела этого гиганта, сонно летящего с маленького диванчика в объятия пола, она уже не могла сдержаться. Всегда сосредоточенный и серьёзный доктор Себастьян, ходячая почти что двухметровая мускулатура, так нелепо грохнулась на пол, породив сначала приступ искреннего смеха, а потом – точно такой же жалости. И почему она не смеялась раньше? Разве к тому не было предпосылок? Разве Кас, Рави и Баш не шутили, не пытались её смешить? Разве за все эти годы не было ни одной курьёзной ситуации? Она честно не могла вспомнить. Но сегодняшним днём – даже душа вела себя по-другому, словно внутри неё росло солнце, согревающее изнутри. Этим теплом хотелось делиться, окутать каждого из присутствующих. Может, поэтому у неё получилось то, что раньше казалось невозможным?

– Так, – наконец успокоившись, выдыхает Паскаль. – У меня есть новости. И это очень хорошие новости.

– Он теперь в клинике? – Себастьян ловко поднимается на ноги, подхватывая заодно и плед с пола. Едва хмурится, а затем, улыбаясь уголками губ, кивает Эсфирь. В ответ она только подкусывает губу, переводя взгляд на брата.

Но, если бы ей пришлось быть откровенно честной: братьев у неё теперь было два. И даже сестра. Эсфирь нравилось думать, что они – семья, а не способ сбежать от одиночества, так отчаянно нагоняющего её.

– О, да, – кивает король Пятой Тэрры.

Эффи чувствует, как собственное дыхание замедляется. Он нашёл того, чьё имя жило у неё на рёбрах. Того, кого она так и не смогла вспомнить. Что она должна чувствовать к нему? Должна ли испытывать радость или облегчение? Эсфирь не знала ответов.

– Что-то не так, Эффи-Лу? – настороженно спрашивает Баш, заметив мгновенную смену эмоций на лице девушки.

– Хочу кофе, – тут же выдаёт она, наткнувшись на удивлённый взгляд блондинки.

– Кофе? – переспрашивает та, смотря на Верховную Ведьму так, будто у неё вырос хвост. – Ты же…

– Да, пью чай. Но я подумала, что… хочу попробовать кофе. И, быть может, мы все сядем с вами за ужин и… и тогда Кас всё расскажет. Потому что вы все выглядите так, будто это последняя ночь в квартире, я знаю эти выражения лиц и… Я хочу… То есть, мне бы хотелось… устроить последний ужин. Ну, в смысле, в этой квартире, конечно, а не вообще, – небеса, если бы можно было себя чувствовать ещё более неуютно и разломать пальцы в собственной хватке, она бы обязательно всё это сделала. – Мне нравилась эта квартира, – уже тише добавляет Эффи.

– Конечно, это даже не оговаривается! Кофе и ужин? Значит, кофе и ужин! – Равелия обводит всех присутствующих счастливым взглядом, чувствуя, как щёчки окрашиваются в цвет волос подмигнувшего ей Паскаля.

Она виртуозно избавляет свою Верховную от накатившей неловкости, хватая её за запястья и утаскивая вслед за собой на кухню, щебеча по дороге о том, что им следует заказать доставку и устроить самый настоящий праздник.

Кас чуть посмеивается, глядя на то, как солнечные лучи ложатся на гладь пролива Лонг-Айленд. И только Себастьян стоит, громом поражённый, пытаясь хоть как-то взять себя в руки. Последние предательски дрожат, а в голове попеременно сменяют друг друга три сигнальных слова: «кофе», «последний», «ужин». Он медленно выдыхает, стараясь нормализовать сбившееся дыхание. Слишком много потрясений за один день.

– Не можешь поверить в то, что всё получилось? – Паскаль не сдерживает усмешки, замечая едва ли не побледневшего генерала. – Не распыляйся на благодарности.

– Она вспоминает его, – медленно произносит Баш.

От осознания слетают все предохранители внутри. Хаос, она вспоминает! Видара, его любимые вещи, традиции. Их традиции.

– Она лишь улыбнулась и захотела кофе. Сам знаешь, её видения остановились на службе в Пандемониуме, а дальше она боится их чувствовать, – Кас плотно сжимает губы. И ведь, в какой-то степени, сестра права – кто захочет в здравом уме вспоминать такую боль?

– Кофе. Это тайная страсть Видара ещё с юности, когда мы служили в мире людей. Она знала это.

Паскаль закатывает глаза, а потом недоумённо таращится на генерала, который уже вполне мог величаться его другом:

– Баш, не придумывай.

– Хорошо, а «Последний ужин»?

– Что «последний ужин»? Слушай, ты, нахрен, меня реально пугаешь. Всё нормально? Немагия не проявлялась? – усмешка из голоса пропала, а приподнятое настроение заметно поубавилось.

– «Последний ужин» – это традиция Поверенных Видара. Перед каждым наступлением, поездкой, короче, перед тем, что могло крупно изменить наши жизни – мы устраивали ужин, что-то вроде последнего вечера в тепле и уюте родного дома, где не затрагивали государственных тем, где не было ругани и споров. Мы были самими собой, без масок и регалий. Услышь же меня, её подсознание вспоминает!

Паскаль глупо хлопает глазами, переваривая всё услышанное.

– Получается, он вспоминает? – король поворачивает голову в сторону кухни. – И она тоже.

Предательское сердце снова затрепыхалось. Наверное, ещё одного такого трепыхания Паскаль попросту не переживёт.

– Если это действительно так, значит, Видар скоро вернётся к нам. И вернёт мою королеву, – уголки губ Себастьяна тянутся вверх, пока в глазах блестят огни надежды.

– Да, только, чтобы её вернуть – нужно здорово побороться. Причем с ней же.

Спустя несколько часов в небольшой квартирке на окраине Стоуни-Брука, их маленьком королевстве среди людских каменных джунглей, царила атмосфера спокойствия, любви и скорых перемен. Паскаль рассказывал о том, какие странные люди и их запросы – уж он-то, будучи таксистом, мог похвастаться приличным багажом рассказов. Себастьян, как врач-психотерапевт, ставил пассажирам Каса диагнозы, а Равелия лишь закатывала глаза: в отличие от них она не могла похвастаться «весёлой» работой. Рави ухаживала за людскими цветами в ботаническом саду днём и, как бы метафорично это не звучало для неё, пыталась выходить хрупкую ледяную бентамидию ночью.

– Ты сказал, что он в клинике, – наконец, удаётся вставить Равелии, когда тема работы начала иссякать.

Паскаль делает глоток из стеклянной бутылки пива, аккуратно переводя взгляд на сестру. Она всё так же легко улыбается, держа обеими руками бумажный стаканчик с капучино.

– Не просто в клинике. Нам удалось сделать его крутым дядькой. И мне удалось добавить документы Эсфирь и даже выбить ей временный «люкс», правда он похож на изолятор, но кто знал, что их палаты для таких историй «болезни» верх изобилия?

Эсфирь впивается пальцами в стакан. Её готовили к тому, что рано или поздно придётся лечь в больницу и сыграть шизофрению (здесь заключалась лёгкая часть плана, потому что играть было нечего, она больна), но часть её по-прежнему боялась, что от неё хотят избавиться. Наверное, потому что второй части плана не существовало так чётко, как первой. Паскаль лишь обещал вытащить её в любом исходе событий. Только – как? Загадка. Себастьян всегда приходил на помощь и шутил о том, что они – аферисты.