– Разве Себастьян не врач?

В этот раз Равелия не покосилась в сторону Паскаля. Раздался тихий хлопок дверью. Кас ушёл? Эсфирь снова хмурится. Если она что и поняла, так это то, что брат всегда молча уходил, когда запрещал отвечать на её вопросы. Или… давал шанс рассказать.

Эсфирь много думала, почему вообще терпит странное отношение. Всё сводилось к одному – она больна. А Кас – защита. Он лишь пытается оградить мозг (вернее то, что от него осталось) от боли. Разве можно за это злиться? Хотя, в первые несколько недель она швыряла в него абсолютно всё, что находилось под рукой – в перерывах между приступами, разумеется.

– Врач, – уголки губ Рави дёргаются в нежной улыбке. Она тянется руками к маленькой баночке. – Но он не сможет помочь тебе… потому что… ты не больна. Во всяком случае – ты не больна шизофренией… Но нам нужна бумажка, что… больна.

– Занимательно.

Может, им уже стоит разобраться: что с ней? То утверждают, что она сумасшедшая, то ничего не говорят, а то составляют гениальнейшие формулировки: «больна, но не больна»! Ярость снова облизывает пятки, как морской прилив, но тут же успокаивается, когда Рави понимающе улыбается.

– Нам нужно покинуть эту страну, чтобы найти Ви… найти одного…нам нужно…

– Моего… мужа, да?

Тревожная тишина окутала обеих девушек. Равелия прокручивает в руках баночку от линз, а затем ставит на столик, занимая соседнее кресло. Она внимательно оглядывает свою Верховную, мысленно прикидывая, в какой та будет ярости, когда узнает, что преданная ведьма отрезала её гордость – яркие кучерявые волосы, а затем перекрасила их в шоколадный цвет и выпрямила. Если вспомнит, если не умрёт…

– Всё очень сложно, моя Вер… дорогая, – Рави поджимает губы, прикусывая язык.

– Вряд ли моя жизнь хоть когда-либо отличалась лёгкостью.

Рави слегка кивает, пряча изломанную улыбку в уголках губ, а затем резко поднимается с кресла, снова подходя к некогда могущественной Верховной ведьме.

Эсфирь сдаётся, доверяя лицо рукам Равелии. К чёрту. Пусть эта модель делает с ней, что заблагорассудится.

Блондинка что-то отвечает, но Эсфирь уже не слушает. Гори всё в адском пламени! Она больше не задаст ни единого вопроса. Надоело! Проблем и так достаточно. Как ответы на вопросы настоящего могли помочь, если ответы на вопросы прошлого оставались за гранью сознания?

Она – поломанная, разбитая, дефектная и, если эта святая троица хочет доказать обратное, то они явно лишились рассудка ещё виртуознее Эсфирь. Оставалось только благодарить их за хорошее отношение к себе, а всё остальное – не её воспалённого рассудка дело.

Снова сменить место жительства? Да хоть сотню раз. Наблюдать за странными взглядами и разговорами? Можете разорвать себе голосовые связки – всё равно. Пичкать историями о когда-то существовавшей жизни с мужем? Только не подавитесь этими ничего не значащими сказками.

Ей до одури безразлично. Внутри пусто. Даже сердце еле бьётся, словно его и вовсе нет. Миллионы вопросов ничего не значат. Её больше не бьют, не оскорбляют, не угрожают, о ней заботятся – это главное.

Паскаль, едва щурясь от ярких солнечных лучей, всматривался в гладь озера Хальштаттер Зее. Всё же – название Альвийский каньон подходило больше. В первое время Кас постоянно сравнивал людской мир с миром нежити, повсеместно упрекая Хаос в отсутствии воображения и практически слепом копировании, но потом понял – лучше места, чем родной мир, попросту не придумать. Люди слишком суетливы, странны в желаниях строить «человейники», слишком устремлены загрязнять природу чем ни попадя, да и вообще – слишком. Он искренне страдал от отсутствия магии в каждом кусочке земли. Молодой король без королевства отчаянно мечтал вернуться домой. Мечтания оказались несбыточными.

Он хмурится, вспоминая, как сначала они бежали из Зальцбурга, ведомые двумя целями: спрятаться от розыска Эсфирь и следовать по пятам за Видаром. Почему несносный король оказался в Халльштатте, спустя неделю после неудавшейся лоботомии «пациентки» – загадка. Себастьян смог выяснить немного: доктор Гидеон Тейт исчез на следующее утро. Куда делся и почему так быстро – неизвестно. Штайнер упрямо молчал, а потом и вовсе удумал умереть. В стенах клиники поговаривали, что Гидеон Тейт перевёлся в другое место. Но в какое, куда именно? Этих вопросов не существовало ровно также, как и ответов них.

Откуда начинать поиски – они не знали до тех пор, пока Себастьян не почувствовал слабый всплеск энергии и навязчивую мысль: вернуться в Халльштатт. Он тут же собрал компанию, и они бросились вслед за Видаром, как считал сам Баш. Перерыв весь Халльштатт на наличие Видара (а вместе с тем и на наличие границы в Первую Тэрру) – успеха не вышло. Поиски продолжались до тех пор, пока Эсфирь в одном из приступов не выдала скомканное: «Нью-Йорк».

Верить случайностям – совершенно не в духе Паскаля и Себастьяна, но Равелия настолько воодушевилась подсказкой (пускай таковой она и являлась с огромной натяжкой), что надоумила всех продолжить поиски там. Себастьян заразился желанием ведьмы, а потому поддержал в намерении использовать поисковую магию. Результат впервые оказался успешным. Паскаль тут же задался целью сначала набить морду Видару, а только потом решать насущные проблемы.

– Как она? – тихий голос Себастьяна заставляет Каса врасплох, но последний не ведёт и бровью.

Надо же, он бы никогда не подумал, что будет работать рука об руку с приближённым Кровавого Короля. Но вот ирония: генерал альвийской армии оказался единственным, кого Эсфирь действительно слушала и слушалась. То ли Кас переборщил с магией аур, то ли она действительно видела в псевдо-враче спасение.

– Так же безразлична, как и всегда. С ней сейчас Рави, делает из неё другого человека, – Паскаль отвечает в тон генералу. Он скрещивает руки на груди и прикрывает глаза.

– Ей нужно время, Паскаль…

– У неё нет времени. Мы в демоновой ловушке! И никто не знает, как выбраться из неё, – Кас тяжело выдыхает, а затем медленно открывает глаза.

Выхода нет. Если начать использовать магию в полную силу – они рискуют истлеть от немагии или быть обнаруженными Тьмой. Ни первое, ни второе совсем не радовало. Не использовать магию – оказалось верным решением: так они вполне себе протянут пару-тройку десятилетий, прежде чем немагия уложит их в гробы, если, конечно, местные органы безопасности не найдут их раньше и не запрут в тюрьму за сокрытие опасной преступницы.

– Придётся договориться со временем, – фыркает Себастьян.

Паскаль нервно дёргает плечом: оптимизм генерала нещадно играется с нервами.

– Ты, нахрен, издеваешься? Она – наша надежда, и она ничего не помнит. Шесть долбанных месяцев мы пытаемся аккуратно воздействовать на её мозги. Шесть! Рави скоро разозлится, начнёт активнее пользоваться магией и тогда… Хрен его знает, что тогда! Мы почти девять месяцев здесь. Почти что десять наших лет утекло в неизвестность… – на несколько минут Паскаль замолкает, сжимая пальцами переносицу. – Если бы здесь был Брайтон… Он бы смог… Если бы…

«Если бы он только был жив…», но у Каса нет сил озвучить последнюю мысль. Брайтон был тем, кто действительно обладал уникальной способностью вытаскивать Эсфирь отовсюду. Он знал, как воздействовать на разум, не навредив при этом. И, если быть откровенно честными, он явно был лучшим правителем, чем Паскаль. По крайней мере, при нём родная Пятая Тэрра жила и процветала, а при Касе? Погрязла в скорби, страхе, крови, темноте… Паскаль сильно втягивает щёки, закусывая их. Он демонов слабак. Не смог удержать ни семью, ни страну, ни себя удержать не может.

– Она вспомнит, Кас. Это Эсфирь. Она вспомнит и уничтожит того, кто сделал это с нами, а мы ей поможем.

– Я тут подумал… – Паскаль поворачивается в сторону Себастьяна, внимательно оглядывая его: глаза горят, волосы неприлично отросли, щетина служит дополнительной бронёй, а выражение лица насквозь пропитано надеждой, аж бесит. – Это ведь два разных заклятия.