Собственно, «куда-то» оказалось транспортным узлом грузовых дирижаблей.

– Ничуть, – спокойно ответил брат. – Но если допустить, что дирижабль сюда рухнул по твою душу, то что помешает пустить паровоз под откос?

– Допустим, – я не стала спорить с очевидным, сил не было даже сидеть, не то, что спорить. – Но ты подумал о моей маленькой проблеме?

– Естественно, – ответил брат и сунул мне в руки полуторалитровую бутыль с каким-то мутным содержимым.

– Это что? – я брезгливо осматривала тару без намека на этикетку.

– Общая анастезия.

– Что??

– Армейский самогон.

Я покосилась на Кириона, ожидая, что это какая-то несмешная офицерская шутка, но нет, брат был исключительно серьезен.

– Ладно. Хуже мне уже точно не будет, – пробормотала я и отхлебнула с горла.

Вкус был как у керосина. Запах, впрочем, тоже. А по ощущениям будто сквозь глотку протащили колючую проволоку.

– Ну как? – спросил Кирион.

– Отвратительно.

– И прекрасно. Ты пей-пей, не отвлекайся. Нужно поддерживать такой уровень хмеля в крови, чтобы не было страшно и не начинало тошнить.

Потом брат посмотрел, как я прикладываюсь к бутылке, и задумчиво добавил:

– Впрочем, если тебя будет тошнить всю дорогу, это тоже неплохо.

– Почему? – просипела я.

– Потому что когда тело предает, некогда предаваться душевным терзаниям.

– Тебе виднее, – усмехнулась я.

На третьем глотке самогон уже не казался таким отвратительным, хотя все еще чем-то напоминал керосин.

Мы въехали на территорию порта, брат коротко переговорил с начальником, и уже через четверть часа мы оказались в пустом трюме грузового дирижабля. Среди пустых коробок, забытых тряпок и обрывков веревки прямо на полу сидело аж два высочества – мое и брата. И пили сивуху прямо из горла.

– Ты как? – спросила брат, когда мы оторвались от земли.

– Нормально, – усмехнулась в ответ.

– Я не про полет.

– Я тоже.

Кирион помолчал, приняв бутылку из моих рук.

– Первая кровь – это всегда сложно. Она впечатывается тебе на подкорку на всю жизнь.

– Эта война бессмысленна – тихо произнесла я. – Они ненавидят нас по религиозным причинам, мы их – по антропологическим.

– Любая война бессмысленна, – усмехнулся брат, глотнув самогон.

– Матриархи закрывали глаза на Фронтир, да?

– Да, – глухо ответил Кирион. – Так проще. Удобнее. И дешевле, чего уж там.

– Я должна это исправить, – прошептала я.

– Ты не можешь наладить даже свою личную жизнь, – жестко проговорил брат. – Не бери на себя обязательств больше, чем сможешь исполнить.

Я замолчала. Немного упрямо, немного обиженно. Да, конечно, нельзя по щелчку пальцев взять и превратить Фронтир из вечно тлеющего конфликта в простую границу.

Но и не попытаться нельзя. Потому что если я не попытаюсь, рано или поздно Вальтера там убьют.

Кажется, эта мысль сорвала последнюю резьбу. А может и не мысль, а очередной глоток сивухи. Я даже не поняла в какой момент по щекам побежали слезы.

Брат сидел рядом с прикрытыми глазами и делал вид, что спал. А я делала вид, что его здесь нет.

Потому что я рыдала и не могла остановиться.

Из нас троих Даян отличался исключительной сдержанностью. Я в жизни не помню, чтобы мой близнец не то что употреблял непечатные выражения – чтобы он голос повышал.

Так вот брат орал. Орал так, что дрожали стены и очередь министров перед моим кабинетом. И какими словами он орал! Я прям аж восхитилась словарному разнообразию и виртуозному обращению с ненормативной лексикой.

– Обалдеть... – пробормотал шедший рядом Кирион.

Тут очередь министров заметила наши высочества и волнообразно повскакивала на ноги, старательно изображая почтение. И в это же время дверь моего кабинета распахнулась, стукнувшись о стену, и оттуда выскочил, точно ужаленный, заместитель военного министра по материально техническому обеспечению.

– ... лишу всех званий и сгною в тюрьме!!! – донесся рык Даяна.

– О, смотри-ка, семейные интонации проскакивают, – задумчиво проговорила я, пока Кирион заталкивал меня в собственный кабинет. Дверь за нами раздраженно захлопнулась, в брат еще и магией по носу щелкнул всех любопытных.

В кабинете повисла тишина. Даян смотрел на нас широко распахнутыми глазами, и впервые в жизни я видела, как у близнеца под кожей перекатывается магия.

Одним рывком он встал, подлетел ко мне нос к носу и процедил:

– Если ты еще раз высунешься из столицы… нет, если ты еще раз высунешься из дворца – я тебя сам прикую к трону.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но брат обнял меня так порывисто и так крепко, что ребра затрещали.

– Памагите! – просипела я.

– Сломаешь принцессу – отдуваться тут сам будешь, – невозмутимо заметил Кирион.

И за этот комментарий ему тоже достались крепкие медвежьи объятия.

– Теодор! – рявкнул близнец. – Обед на троих и бутылку лучшего абрийского из моих личных запасов!

– О, я думала мы откроем ее минимум после коронации, – воодушевилась я.

– Вы выжили, мне не придется садиться на трон, а еще судя по запаху вам нужно похмелиться. Так что да, бутылка лучшего абрийского подойдет, – заявил Даян.

Кто мы такие, чтобы спорить с братом, каким лучшим вином нас поить?

Спустя час, когда я налопалась от пуза, Кирион закурил десертную сигарету, а Даян перестал срываться на ор на каждую попытку заглянуть в кабинет и прервать наше культурное общение, мы принялись обсуждать положение дел.

– После крушения дирижабля, матриарх была в бешенстве, – принялся рассказывать близнец. – Я ее такой видел только однажды – когда Кир вернулся в столицу. Она буквально орала без остановки, снесла с места министра путей сообщения и натурально отодрала погоны у колонеля столичной полиции.

Кирион присвистнул, выпуская дымовой дирижаблик нарезать круги по комнате.

– Это до или после того, как она узнала, что принцесса отбыла поездом?

– До. После она прочитала мне длинную лекцию о нашей безответственности, а потом отправила за решетку вообще всю транспортную компанию упавшего дирижабля. До выяснения обстоятельств, так сказать.

– Повезло, – усмехнулся Кир. – Могла и казнить.

– Повезло, – кивнул близнец.

– Экспертиза была? – задала я более насущный вопрос.

– Да что там проводить-то, – помрачнел Даян. – Огонь выжег вообще все, в некоторых местах оплавился камень и металл. Полыхало больше суток, пока потушили.

– Неужели ни одного мага огня в столице не было? – нахмурилась я.

– Были, почему, – вздохнул Даян. – Здесь целая семья живет. Но слабосилки. А внуки вообще уже помесь огня и железа.

– И это явно не все плохие новости, – заметил Кирион.

– Да, – медленно кивнул Даян. – Кабинет министров и матриарх считает, что это был производственный брак. И они намерены призвать мир Воздуха к ответу. Содрать денег и ввести санкции.

– Мы введем санкции – они ответят. И еще не понятно, кто при этом останется в выигрыше, – заметила я.

– Это все понимают, – согласился близнец. – Но нельзя проигнорировать эту катастрофу. Уже ползут нехорошие слухи. Слухи о теракте. А если кто-то начнет всерьез громко и вслух рассуждать о том, что это было покушение на наследную принцессу, мы все знаем, что будет дальше.

Если на принцессу можно поднять руку, значит, власть монарха слаба. Значит, королеву можно стащить с трона. И начать борьбу за власть, или того хуже – борьбу за независимость монархий.

Начать гражданскую войну.

Иногда Кирион жалел, что вернулся в столицу.

Он не любил вечно пыхтящий трубами и куда-то спешащий Ирониум. Не любил дворец, полный лицемерия и лести. И если уж быть до конца честным, мать он свою тоже не любил. Да и матерью ее называть язык не поворачивался. Матриарх – да. Но не мать.

Зато Кирион любил сестренку. Стремительную, отважную, отчаянно пытающуюся сделать этот мир лучше. Упорно преодолевающая и препятствия матриарха, и сопротивление кабинета министров, и трясину бюрократии.