Поэтому мне опять пришлось отойти на второй план. Хегарат и Яннах погрузились в карты и выбирали приемлемое место для генерального сражения – плоскую равнину, где конница, которая есть у нас, но нет у горных баранов, сыграет основную партию. В этот раз Яннах согласился с ранними идеями неопытного анирана, собиравшегося основное внимание уделить созданию Первой Конной Армии.

Но хоть армию нам так и не удалось создать, нескольких сотен вполне бы хватило для обходного или разрезающего удара из засады. Именно такое место с недалёкой опушкой возле пушистого леса подобрали опытные командиры. И поставили задачу войскам двигаться в быстром темпе, ведь место это находилось от нас в нескольких днях пути.

***

В один из таких дней из столицы прибыл Голеадор. Ранее я отправил его за информацией о том, как идут дела на южном фронте. Мне было интересно, обучаются ли будущие десантники, что происходит в Валензоне, нащупал ли Фелимид новую ниточку. А так же подаёт ли признаки жизни Декедда.

Но вместо обстоятельного ответа от Фелимида или самого короля, Голеадор принёс письмо, написанное рукой Мириам.

Поначалу я испугался. Реально испугался, когда в первых строчках Мириам просила меня не пугаться того, что пишет именно она. Но дальнейшие её слова всё же заставили если не испугаться, то испытать определённое беспокойство.

Первосвященник Астризии Эоанит, писала она, покинул столицу. Её папаша тайком собрал вокруг себя всё ещё верных храмовников, подговорил нескольких слабовольных святых отцов и охмурил огромную человеческую массу, которую величал не иначе как «чернь». И эту чернь, как громогласно заявил Эоанит на площади Обертона, он сам поведёт на восток, поведёт в паломничество к Чуду Астризии. Он станет для них проводником к заслуженному искуплению.

Несмотря на офигевший взгляд, которым я бороздил строки, ведь не мог поверить, что в Обертоне ещё остались те, кто готов был следовать догматам смирения, всё это оказалось правдой. Мириам сообщала, что за Эоанитом пошли тысячи. Тысячи безвольных овец, которых при помощи силы убеждения он сделал своим щитом. Именно благодаря им он вырвался за пределы столичных стен.

Обоз был огромен, писала дальше Мириам. Как минимум, четыре тысячи безоружных, поющих нараспев простолюдинов. С самого утра и до середины дня колонна проходила через восточные врата Обертона. И король Аскольд Третий не осмелился разогнать весь этот цирк. Мириам просила его не выпускать отца. Просила отдать приказ запретить передвижение. При помощи плетей и палок заставить всех разойтись по домам. Мириам понимала, что могут пролиться реки крови. Но убеждала своего давнего друга, что если Эоанит уйдёт на восток, в будущем мы все об этом пожалеем.

Но Тревин тоже понимал, что избежать кровавой развязки не удастся. Потому и не решился воспрепятствовать Эоаниту. Наверное, как рассуждала Мириам, проливать реки крови он не желал, потому что нести ответственность за эти реки придётся именно ему. Именно его имя внесут в анналы, как ответственного за очередную резню у врат Обертона. В истории его запомнят, как короля Аскольда Третьего - Кровавого.

И Эоанит опять ушёл. В этот раз ушёл без Книги, которая теперь хранилась в Мармассе, но всё-таки ушёл. Он намеревался привести паломников в Равенфир, а затем переправить в Плавин за счёт церкви. Но вот действительно ли он собирался осуществить именно такой план, Мириам сомневалась.

Как и я, в принципе. До меня очень быстро дошло, что Эоанит просто воспользовался возможностью. Плевал он на приказы нового короля с высокой колокольни. Тревин ранее рассказывал, что Эоанит обещал выполнить всё от него зависящее, чтобы вместе с гвардейцами короля удержать порядок в Обертоне. Он обещал превратить храмовников в городских патрульных.

Но, в итоге, он лишь ждал момента, чтобы сбежать. Армия покинула столицу. Анирана тоже можно было не опасаться. Оставался лишь король, которому сам Эоанит перечить бы не посмел. Поэтому он придумал новый план, где эвакуационной капсулой станет глупый, забитый народ. Те самые овцы, которых он выращивал несколько лет… И вырастил всё же, падла.

Впрочем, уже ничего не поделаешь. Если честно, на месте Тревина я бы тоже не рискнул разогнать верующую толпу. Возможно, я бы бегал туда-сюда, размахивал доказательствами небесного происхождения и постарался бы толпу переубедить. Уверен, силой собственного слова, силой собственного присутствия я бы отбил от стада порядочное количество овец. Но меня не оказалось рядом. Эоанит ушёл именно тогда, когда всё складывалось в его пользу.

Ну и ладно. Поход на восток всё равно неизбежен. С тех пор, как я там побывал, я не сомневался, что вернусь. И, скорее всего, этот поход не будет бескровным. Независимо от того, находились бы там Эоанит с Эвенетом. Война ждёт меня и там.

Но сначала надо разобраться здесь. Решить вопрос с Белым Великаном и разгромить армию башей. И если нам это удастся – молюсь Триединому, чтобы удалось, ибо моя жизнь стоит на кону, - я созову конклав. Теперь, я уверен, эстарху Эриамону никто не помешает одеть на голову золотую тиару. Он станет первосвященником Астризии и первым же указом объявит Эоанита апостатом. Все догматы смирения, которые тот продвигал, окажутся под запретом. А те, кто его поддерживает - вне закона. Не думаю, что Эоанита это сильно испугает, но на его окружении несомненно отразится. Клеймо апостата в этом мире многих пугает. А значит, поддержки какой-то части местного дворянства и рядовых жителей он обязательно лишится.

К тому же неизбежному вторжению на восток такое развитие событий придаст легитимность. На законных основаниях мы можем отправиться громить еретиков. И вряд ли кто-либо из тех забитых людей, ранее отрицавших существование анирана, захочет грудью своей защищать атавистические принципы смирения. Насколько я успел разобраться, тут всех больше волнует собственная шкура, а не возвышенные идеи. Если, конечно же, эти идеи не направленны на исцеление мира.

- Ладно, хрен с ним, - пробормотал я себе под нос и аккуратно уложил письмо обратно в футляр. Оставлю для потомков, чтобы знали причину предстоящих событий. – Понятное дело, Эоанит и Эвенет никогда не признают результатов конклава. А значит, будут сопротивляться. Но остановить меня им не удастся. Меня вообще никто не остановит, пока я не соберу страну в кулак...

***

Спустя несколько утомительных рассветов, огромная человеческая масса, растянувшаяся на несколько километров, прибыла на место назначения. Несмотря на то, что двигались мы на север, весна в этих местах окончательно подчинила природу. И когда я смотрел на огромное, заросшее зелёной травой поле, когда увидел опушку далёкого хвойного леса, сомнения в правильности выбранного плацдарма отпали окончательно.

Едва мы прибыли на место, весь командный состав спешился и взобрался на нерукотворный, поросший густым кустарником холмик. Яннах сразу же приказал весь кустарник выкосить под ноль и установить его шатёр прямо здесь. А затем мы все примкнули к окулярам подзорных труб.

Место действительно оказалось подходящим. По крайней мере с моей дилетантской точки зрения.

Поле, заросшее молодой травкой, простиралось километра на два. Королевский тракт проходил в отдалении и пропадал где-то на горизонте. Хвойный лес по левую руку, где Яннах планировал укрыть конницу, не был столь густым, как он надеялся. Но если подправить ландшафт при помощи живых изгородей, врага можно ввести в заблуждение и скрыть от его глаз наши резервы.

Хегарат, к моему облегчению, во всём был согласен с коллегой. Он продолжал меня удивлять с каждым днём, ни раз подтверждав в приватных беседах, что сводить личные счёты не намерен. Для него предстоящее сражение так же важно, как для любого рядового солдата.

Поэтому обработка выбранного участка прошла без проблем. Пока командиры проводили рекогносцировку и прикидывали, какое расположение на поле займёт противник, солдаты без разговоров выполняли работу дровосеков или косарей. За те два дня, что мы стояли в ожидании новостей, место будущего сражения солдаты успели подготовить.