Мораль этой истории заключается в следующем: мобильные платежи приобрели такую популярность из-за того, что были основаны на двух площадках, которые и ранее были сверхпопулярны. Более того, этим площадкам доверяли, ими гордились и ждали от них новых, еще более усовершенствованных технологических решений. Бум мобильных платежей пришелся на период тотальной «смартфонизации» китайского общества. Ему также способствовало такое качество китайских пользователей, как открытость технологическим новшествам, буквально насаждаемая государственной пропагандой (например, в Китае, в отличие от России, никому не придет в голову переводить всю зарплату, перечисляемую на карту, в наличные в первый же день после ее получения).
Имели место и искусственные меры. В первые годы «Алибаба» и «Тенсент» стимулировали пользоваться именно мобильными платежами, предоставляя покупателям скидки до 25–50 % чека. Использовались и другие методы. Например, к кассе в фастфуде могло быть четыре очереди, из которых три предназначались для посетителей, сделавших предзаказ и оплативших его онлайн через мобильное приложение, и только одна — самая медленная — для мастодонтов, предпочитающих платить наличными.
В результате с середины 2000-х рынок электронных платежей вырос до оборота в 3,5 трлн долларов. 80 % покупок китайцы делают с помощью электронных платежей, 82 % взрослых китайцев в течение года делали хотя бы одну покупку с помощью Интернета. По состоянию на 2023 год мобильными платежами пользовались более 900 млн человек[151].
Тотальное распространение мобильных платежей изменило структуру экономики и само качество жизни в Китае. Если «Алибаба» помогла представителям нарождающегося среднего класса снять склад и открыть свой интернет-магазин, то «Вэйсинь», в силу тотального распространения мобильных платежей, позволил стать продавцом буквально любому. Для этого больше не нужны такие устройства, как кард- или чипридер. Достаточно смартфона и аккаунта в WeChat Pay. Соответственно, и потребителю оказались доступны любой товар и любая услуга. Были бы только Интернет и деньги на счете. Это открыло дорогу стартапам по аренде велосипедов, пауэрбанков и даже баскетбольных мячей, которые в Китае воспринимаются как обыденность еще с середины прошлого десятилетия.
Успехи частного капитала во внедрении цифровых платежей привели к тому, что с 2019 года государство занимается развитием так называемого «цифрового юаня»
. Фактически это первая в мире государственная криптовалюта. Как это работает? С точки зрения пользователя платеж «цифровым юанем» ничем не отличается от платежа, например, в Alipay, — это такая же QR-кодовая система, только требующая установки отдельного приложения под названием e-CNY. После загрузки приложения у вас появляется «цифровой кошелек», который нужно пополнить, конвертируя посредством банков обычные деньги в цифровые. По сути, это такие же деньги, только не требующие транзакций через платежные системы типа SWIFT, — в перспективе это позволит «цифровому юаню» составить конкуренцию доллару в качестве мировой валюты, особенно в расчетах между Китаем и теми странами, которые находятся под западными санкциями.
После нескольких лет тестов в отдельных городах страны в 2022 году во время пекинской зимней Олимпиады была организована масштабная презентация «цифрового юаня» миру. И хотя пока результаты популяризации китайской «государственной крипты» оказались вовсе не такими триумфальными, само ее появление стало одной из примет китайской цифровизации в эпоху Си Цзиньпина.
«Большие данные» как фактор успеха китайской модели
А вот главным достижением эпохи следует назвать не безудержный рост электронной коммерции и цифровых платежей, а то, к чему Китай пришел в сфере сбора и анализа «больших данных». Во многом эти три процесса взаимосвязаны.
За свое удобство пользователи китайских интернет-ресурсов расплачиваются приватностью. «Алибаба» и «Тенсент» знают о вас все: что и когда вы покупали, какими товарами интересовались, с кем вы общаетесь, где вы бываете, какие фотографии лайкаете. Сторонники технического прогресса скажут, что благодаря анализу пользовательских данных компании легче будет подобрать вам подходящую контекстную рекламу. Но очевидно, что те же самые данные можно использовать и для других целей — целей государственного значения.
Так, в китайских программных документах «цифровая экономика»
выделяется как новый экономический уклад, исторически следующий за аграрным и индустриальным
[152]. Китай первым в мире оценил значимость анализа данных для решения задач развития экономики и на доктринальном уровне прописал, что «фактор данных»
— это пятый фактор производства (наравне с традиционными: землей, рабочей силой, капиталом и технологиями).
В этом смысле «большие данные» превращаются в аналог «большой нефти» или стали для промышленных модернизаций прошлого. А меры, предпринимаемые китайским руководством, можно сравнить со знаменитым «большим скачком»
1950-х годов. Только на этот раз «большой скачок» является цифровым, хотя задача, стоящая перед Китаем, все та же — догнать развитые страны, обеспечить конкурентоспособность страны перед лицом острых геополитических вызовов.
Одной из таких мер стало создание в 2023 году Государственного управления данных КНР
— первого в мире специализированного ведомства, отвечающего за системную работу в сфере обработки и применения так называемых «больших данных»
[153]. Путь к созданию такого ведомства с момента осознания важности «больших данных» был пройден Китаем в кратчайшие сроки — буквально за несколько лет. Перед лицом Америки, стремящейся кардинально ограничить технологическое развитие КНР, китайцы вынуждены «прыгать выше головы». И если отставание по таким ключевым элементам цифровой модернизации, как, например, производство полупроводников, пока очевидно, то в области управления «большими данными» именно опыт КНР можно считать передовым.
Успехи Китая в анализе big data и развитии ИИ базируются на трех ключевых факторах. Во-первых, это изначальный доступ к большим базам данных для подражания (а для искусственного интеллекта чем больше — тем лучше). Во-вторых, слабость политики защиты персональных данных, которая делает абсолютно любую личную информацию, которая обрабатывается на китайских интернет-площадках, достоянием китайского государства. В-третьих, это наличие огромного рынка рабочей силы, способной за небольшие деньги заниматься скучной монотонной работой — маркировать для искусственного интеллекта образцы информации.
Создание «фабрик данных»
— один из наиболее распространенных китайских стартапов в сфере IT. Впрочем, «фабрика» — это громко сказано. В основном такие стартапы выглядят как небольшие помещения складского типа, где десятки работников проводят дни, просматривая различные фотографии и видео, маркируя все, что видят: машины, дома, дорожные знаки. В общем, делая то, о чем просит вас Google каждый раз, когда у него возникают сомнения в адекватности вашего запроса.
Иначе говоря, «прежде чем искусственный интеллект начнет понимать, что черная и белая кошка — это одно и то же животное, ему нужно обработать колоссальное количество маркированных фотографий и видео»[154]. Вот тут ему на помощь и приходят «фабрики данных». Цель государства — выстроить институциональную и организационную рамку деятельности таких стартапов и использовать их результаты в своих интересах.
