На какое-то время повисло молчание. Что-то с телом явно делали, но я не пытался уловить, что именно, чтобы не привлекать внимание к своей воде, которая вместе со снятой (или срезанной формой) теперь лежала кучкой в стороне недалеко от места действия.

— Даже интересно, кто же это у нас такой… техничный, — снова прозвучал голос Екатерины Васильевны. — А-а-а, понятно. Долгорукий… можно было даже не спрашивать, кто ж ещё-то?..

Честно говоря, в этот момент мне было жутко интересно, как же именно она меня вычислила. Уж, явно не таксист ей сказал. Да и визитной карточки с именем, фамилией и номером телефона я в карман Белозёрского не засовывал… Надо будет, при личной встрече спросить.

Послышались слабые стоны со стороны пациента.

— О, очнулся, наконец, голубчик, — снова зазвучал голос медички. — Так-так-так! Не отключаемся, не отключаемся! На меня смотри. Вот так, молодец… да-да, больно, я знаю, терпи! Терпи! Ты теперь здесь у меня надолго прописался. На неделю минимум, если с печенью и диафрагмой всё не так плохо, как кажется… Да-да! А нечего было нарываться, — прорезались заботливо-увещевающе-заговаривающие нотки в её голосе. Ответом ей было невнятное мычание. — Ты бы, хоть справки навёл сначала, на кого лезть собираешься… или телевизор посмотрел, как он в прямом эфире Ратника Воздуха, как быка на бойне закалывает, а чуть раньше Вою Разума голыми руками шею ломает…

Снова невнятное мычание.

— Именно, дорогой мой, именно. Тебя только «покров» и спас, иначе б головушка твоя, от первого же удара, как тыковка разлетелась. Да только и «покров» толком не спасает, когда лупят от всей души, да по самым слабым местам… радуйся, что живой до меня доехал. Повезло тебе. А мог бы и не доехать!.. Ладно, сейчас мы тебя подштопаем, подсоберём… а тот, на кого ты прыгал, теперь мне должен будет за испорченный воскресный вечер!

Снова какое-то мычание.

— Да с тебя-то что брать, болезный, лежи уж, лежи… ты уже всё, что мог, сделал, наслаждайся последствиями — так-то оно бабу слушать… Я, кстати, в следующее воскресенье, хочу быть в рок-клубе «Бункер», и не одна. И я очень расстроюсь, если не окажусь там… и не одна!

Снова мычание, но какое-то совсем вялое и заторможенное.

— А это я не тебе, голубчик… тебя это уже никак не касается, спи…

А я нервно сглотнул, сообразив, наконец, насколько дурацкими и наивными были мысли о том, что, «может не заметит». Ага! Одарённая Воды с фиг его знает, насколько высоким рангом, и фиг его знает, насколько огромным опытом, и «не заметит» воду — наивны-ы-ый!

Что ж, «намёк» я понял и поспешил вернуть своё внимание к оставленному в ресторане телу.

— … и часто он так «зависает»? — различил я вопрос Мари, обращённый, видимо, к Алине.

— Не знаю, — пожав плечами, ответила та, ковыряя ложкой какое-то стоящее перед ней блюдо. Видимо, пока я слушал диагноз Белозёрского, успели принести наш заказ. — Если не считать самолёта, то при мне — первый раз.

— А почему ты тогда так спокойна? Может, с ним что-то не в порядке? Может, уже Лекарей звать пора?

— Ему? — удивилась Алина. — Лекари? Ты его, видимо, плохо знаешь.

— Как будто ты его так хорошо знаешь! — прорезалась явная агрессия в голосе Мари. — Что у вас за отношения⁈ Он спит с тобой?

— Нет, не спит, — ответила Алина спокойно. И даже… с превосходством, что ли? Или издёвкой-довольством… почти, как сытая кошка. — Хотя, я была бы не против.

— Ах ты!.. — вспыхнула Мари. — Даже не думай об этом! Он — мой жених! Мой! Он Одарённый, и тебе не ровня!

— Ну, мы с ним были знакомы ещё до того, как он вдруг стал Одарённым и всем-всем-всем нужным, — невозмутимо и всё так же провокационно-довольно сказала Алина.

— Мы с ним, вообще, выросли вместе! Я его лучше знаю!

— Да? — уточнила Алина. — Откуда тогда вопросы о его «зависаниях»? Ты ведь его «лучше знаешь», но спрашиваешь почему-то у меня?

— Ты!.. — чуть ли не зашипела Мари. — Знай своё место, холопка! Я не он, я тебя…

— Ты её пальцем не тронешь, — весомо сказал я, решив, что пора переставать «висеть». Что лучше вмешаться, пока тут реально до горячего не дошло.

— Юра? — испуганно повернулась ко мне Мари. — Я…

— Она, вообще-то, тебе жизнь спасла.

— Она⁈ — округлила глаза в непонимании Борятинская.

— В самолёте, — напомнил я. — Если бы Алина меня не разбудила, то ты бы была уже мертва.

— Я? А ты? — прорезался вызов в голосе Мари.

— А я — нет. «Стихийный водный покров» выдерживает падение с пары километров, — равнодушно пожал плечами я. Не став, впрочем, уточнять, что всё, что внутри «покрова» — нет. Ведь, сути это не меняет — максимум, пара итераций ещё, и я бы научился выживать в авиакатастрофах. А она — нет. Так, к чему лишние подробности?

— «Стихийный покров»? — скептически смерила меня взглядом Борятинская. — Ври, да не завирайся, Юрочка. «Стихийный покров» — это уровень Воя, а ты даже на Гридня экзамен провалил.

— А, что, по-твоему, ракету остановило? — сыграла бровями Алина, поднявшая из глубокой тарелочки вишенку за палочку, после чего аккуратно, изящно и даже соблазнительно опустила ягоду в рот, а палочку оторвала и положила на специальное блюдечко.

— Эй! — делано возмутился я. — Это моя вишня, я её себе заказывал!

— Можешь забрать, — проговорила она и улыбнулась, держа всё ещё целую ягодку зажатой между своими жемчужно-белыми зубками.

— Не переигрывай, — вздохнул я.

— Да вы издеваетесь⁈ — снова вскипела Борятинская, наблюдавшая за этой сценой.

— «Не объявить результат» и «провалить» экзамен, это довольно разные вещи, Мари, — отвернувшись от Милютиной, ответил я ей. — Под постоянной угрозой жизни прогрессируешь быстро. Я не знаю свой Ранг, но это ведь и не важно? Не в Ранге дело. Сильно он помог Тому Воздушнику возле ресторана? Кто он там был — Ратник, нет?

Глаза Марии расширились. А рот непроизвольно приоткрылся. Она, видимо, вспомнила. Вспомнила и побледнела.

— Алина — не холопка, — произнёс я. — И не крепостная. Она из лично свободных. И она — под моей защитой. Узнаю, что ты ей навредила — найду способ испортить жизнь тебе. Уж, поверь — найду. В нынешних условиях это не сложно. Достаточно не вмешиваться, когда ты снова окажешься под смертью. А три раза, меньше, чем за три месяца, ты под ней уже оказывалась.

— Рядом с тобой! — с обидой выдала она.

— Так уйди, — пожал плечами я. — Откажись от меня. Уверен, сейчас это может получиться: Императору не до матримониальных заморочек, ему нужен работающий завод. И быстро. А в Москве уже сделано слишком много, чтобы терять ещё пять лет, перенося его в другое Княжество.

— Ты серьёзно? — посмотрела она на меня.

— Серьёзно, — ответил я. — Мне не нужны те, кто будет со мной не по своей воле. Две недели назад, в столовой я задал тебе вопрос. Ты не ответила.

— Вопрос?

— Что ты сама думаешь обо мне, как о будущем муже? — повторил свой прошлый вопрос я. Повторил. Я сегодня много чего повторял. И про отца, и про улицу. Но, что поделать, если, похоже, с первого раза меня не понимают? Приходится повторять.

— Я… — сказала она и замерла. И ещё секунд пять молчала.

— Можешь не отвечать… сейчас, — проговорил я, не став ждать дальше. Мне это делать было почти физически тяжело. Из-за эмоционального наследия Юры. Я, вообще, очень много усилий прикладывал к себе, чтобы вести весь этот разговор так — жёстко. Ведь старый Юра… он бы ей уже всё на свете простил. И это было бы не педагогично. Нельзя оставлять проступки без последствий, иначе создаётся опасная иллюзия несерьёзности, безпоследствийности… и, в следующий раз, будет хуже. — Мне. Но себе ответить тебе придётся. Иначе…

— Иначе? — беспомощно посмотрела на меня она.

— Иначе я разорву помолвку. Пока не знаю как, но я это сделаю!

Тут снова зазвонил мой телефон и отвлёк меня.

— Ало? — сказал я в микрофон, цапнув аппарат и, не глядя, вдавив пиктограммку приёма вызова. — Слушаю?

— Юра… — раздался из динамика слабый, но очень знакомый голос.