Я уже и помнить забыл о том, что это какой-то там экзамен. Я остервенело сражался за свою жизнь. Меня переклинило.
Начали бить флешбэки. Я видел то эту дикую конницу, то, внезапно начинал видеть тех гражданских из подъезда, чьи мертвенно бледные лица быстро облезали, превращаясь в оскаленные черепа скелетов в старой выцветшей военной форме, чтобы через миг снова стать лицами гражданских с того моста. На пару мгновений возвращалась ясность, а потом снова захлёстывала волна гражданских марионеток из того двора, где когда-то «не здесь и никогда», происходила битва Ратника Земли против Ратника Разума…
Тем временем, волне големов было плевать на мои душевные метания. Они наступали. Они были уже совсем близко: сто метров, пятьдесят, тридцать, двадцать, десять…
Я не орал. Я редко ору в моменты серьёзного напряжения. Обычно я скалюсь. Лицо просто бледнеет и застывает неподвижной искажённой маской. Двигаются на нём только глаза.
Я скалился. И стрелял. Хотя? К выстрелам это имело мало отношения. Даже форма оружия уже оплыла и исказилась, оставшись лишь схематичным некоторым постоянно пополняющимся и расходующимся объёмом «сжатой» воды.
И вода эта начала складываться в некий кокон, схематично напоминающий фэнтезийного боевого меха на двух кривых ногах и с двумя пушками-шестистволками вместо рук. Но, повторюсь — весьма и весьма схематично. Это просто была вода.
Волна докатилась и навалилась, захлестнула. Один за одним, големы стали врезаться в мою броню. Разбиваться об неё, отлетать кусками и клочьями. Врезаться снова и снова. Снова и снова. Всё чаще и чаще. А те, которых я не успевал рассечь, расстрелять, разломать, те накидывались с оружием и били по моей броне, били, кололи, резали, ковыряли, подкатывались под ноги, пытались свалить, грызли…
Мне становилось труднее держаться. Труднее успевать. Труднее стрелять. Труднее держать броню. Какие-то слабость и дурнота медленно поднимались к груди…
* * *
Глава 19
* * *
Слабость и дурнота… знакомые симптомы. Ещё и шелест в ушах, и зелёные точки по периферии взгляда. Совершенно однозначные признаки скорой потери сознания. Я такие вещи за собой хорошо знаю.
В принципе, ничего страшного в этом нет — хорошая возможность немного полетать в чёрной пустоте меж звёзд, освободившись ото всех забот, тревог, памяти и собственного «я». Почувствовать себя частью этой межзвёздной пустоты, или, даже, при большой удаче, одной из этих звёзд… Страха в этом процессе вообще нет. Там ничего нет.
Вопрос весь в том, что случится здесь, с оставленным телом! Если в прошлые разы, я мог о сохранности своего тела не переживать, спокойно отдаваясь полёту — было кому о теле позаботиться. То сейчас — отлёт сознания от тела означал почти мгновенную смерть этого тела! Напомню: я в центре толстенного кокона из очень сильно «сжатой» воды!!! И «сжатие» это поддерживается только моей волей и моим сознанием. Достаточно на секунду утратить контроль, как вода, для которой «сжатие» является состоянием крайне неестественным, сразу же «разожмётся». А её вокруг меня уже несколько сотен литров! Жахнет так, что мама не горюй!
И это только изменение объёма — то есть, ударная волна. А там ведь ещё и резкое изменение давления добавится. То есть, те самые явления, связанные с кавитацией, о которых я столько читал в мире писателя в последнее время. А это и «взрывы вовнутрь», и повышение температуры, и другие малоприятные моменты… Выжить в такой ситуации крайне проблематично. Если вообще возможно.
И, главное, никто внешний помочь мне не сможет. Банально, не успеет! Даже, если бы среди тех Богатырей, что сейчас сидят на вышке, составляя компанию Императору, был бы Богатырь Стихии Воды, способный перехватить у меня контроль над коконом (а я не знаю точно, есть там такой или нет), то надо ещё понять, что перехватывать вообще требуется, и требуется именно сейчас!
Как итог: я сам себя загнал в ловушку. Силы кончаются, сознание плывёт, контроль слабеет. И что делать?
Только одно: начать «отпускать» воду своего кокона самому, ещё до того, как сознание погаснет, контролируемо отпускать и не слишком быстро.
Что я и принялся осуществлять, наплевав на удары по моей броне озверевших земляных големов, которые, из-за начавшегося процесса ослабления моей брони, начинали проникать в неё глубже. Я уж думаю, не станут же меня убивать реально⁈ Это ведь всего лишь экзамен, а не смертельный бой?. Должны же его ход вообще хоть как-то контролировать? Не совсем же они там все отмороженные⁈ Правда ведь?.. ну, правда?
Вот только, слишком поздно я за это взялся. Сознание уплывало быстрее, чем удавалось «нормализовать» воду. И контроль над водой падал одновременно с тем, как уходили силы. И я понял, что не удержу. Не успею. Что всё. Сейчас.
Единственное и последнее, что я успел сделать до того, как мой кокон всё-таки жахнул, это попытаться создать под «Водяным покровом» ещё и «покров» обычный, постаравшись максимально точно воспроизвести все те указания, которые ранее прочитал в предоставленной мне взводником «методичке».
А потом был взрыв.
* * *
Беспредельную чёрную пустоту и маленькие серебряные гвоздики звезд в ней я всё-таки увидел. И это было приятно. Оказывается, я так по ней соскучился… Нормальных снов-то у меня не было уже около года — по одним подсчётам, несколько месяцев, по другим — перевалило уже за два. Нормальных снов, в которых сознание бы отдыхало, отключалось, сбрасывало напряжение…
Не было. А значит — напряжение копилось. Усталость набиралась и подспудно давила, давила, давила… Возможно, в какой-то мере, и от этого многие мои решения были… мягко скажем, далеки от оптимальных.
Черноту я увидел. И даже сколько-то в ней успел понежиться. Но, скорее всего, очень недолго длилась реальная моя отключка. Пару минут, не больше. Так как, когда я глаза открыл, то событие это произошло не в мире писателя, а всё тут же: на перепаханном лесном полигоне, в постепенно заполняющемся водой кратере.
Кратере, которого раньше не было. Большом и глубоком кратере, словно тут минимум «тристопятка» въе… взорвалась. То есть, около пяти метров радиусом и глубиной под три с половиной. И в её центре, на самом дне — я.
Живой. И даже целый. Но очень-очень слабый. И очень… помятый. Да, это определение ближе всего подойдёт к моим ощущениям и состоянию. Хотел бы сказать: пожёванный, но это бы уже было не верным, так как «зубы» подразумевают наличие крови и открытых ран. У меня их не было. Ни открытых ран на теле, ни крови на одежде.
Самое интересное: на мне даже мундир не порвался. Да, он был насквозь мокрый и полностью грязный, но целый. Ну, насколько об этом можно было судить под слоем покрывавшей его грязи. И того небольшого подъёма головы над почвой, на который хватило всех моих небольших сил.
И этот подъём, это усилие исчерпали этот запас. Голова упала обратно, и взгляд поднялся к небу. Серому, затянутому тучами, осеннему неприветливому, совсем не похожему на небо Аустерлица. Самостоятельно выбраться из этой воронки я точно уже не смог бы в нынешнем состоянии.
Благо, и не пришлось. Очень скоро подбежали и споро спустились ко мне двое дюжих парней из обслуги полигона, которые довольно аккуратно, надо отметить, подхватили меня и на себе вытащили из ямы. После чего, даже без передышки наверху, потащили под плечи дальше, к бетонному зданию с наблюдательной вышкой.
Действовали они настолько быстро, деловито и с такими серьёзно-сосредоточенными лицами, что поневоле закрадывались нехорошие подозрения. И я счёл за лучшее подготовиться к худшему — потратить остатки своих вновь немного подкопившихся сил на то, чтобы сбросить со своего тела и мундира приставшую к нему грязь. Сделать это было просто и привычно — в конце концов, сколько десятков раз я так делал в карцере во время своих строительных опытов — не люблю быть грязным. Усилие вроде бы небольшое, но от него я снова чуть было не улетел плавать в темноте межзвёздного космоса. Так бы оно, конечно, и неплохо было бы… в другом обществе, а не здесь. Не среди Одарённых, у которых царствует культ Силы. Слабость и позицию «раненного бойца», а тем более «жертвы произвола» здесь не оценят. Так что, я приложил титанические волевые усилия, чтобы сохранить сознание в теле, не дать ему меня покинуть.