Ну, точнее, всё, что нужно было от меня тоже отсняли: «поющее лицо», несколько проходок под падающим снегом, проходочка под дождём (уж мне ли, Воднику, испытывать сложности с проведением таких сцен — я и в пустыне дождь вызову. Причём, что в ледяной, что в песчанной), открытие дверей и встреча «глаза в глаза» с Алиной. Монтаж теперь и без моего участия сделают. А, всё, что потребуется доснять, сами доснимут и вставят. Меня в этом режиссёр с монтажёром клятвенно заверили.

Три часа дня. Работа окончена. Выходной продолжается. Можно и погулять, развеяться. На город посмотреть… а то ведь, за жизнь писателя, к стыду своему, я в Питере так ни разу и не был. Не упускать же такую возможность и тут? Тем более, в такой приятной компании. Не вижу совершенно никаких поводов отказывать себе в этом удовольствии.

Голубая форма Царско-сельского Императорского Лицея привлекала взгляды. И это ещё мягко сказано! Она тянула их, как магнитом! Жадные женские и завистливо-неприязненные мужские.

Причём, я ловил взглядов даже больше, чем идущая рядом со мной красавица в брендовой куртке с воротником и оторочкой капюшона из натурального меха. Какого именно — я плохо разбираюсь, но подозреваю, что совсем не дешёвого. То же самое относилось к её меховой шапке.

Да и сама она… сказал уже, что красавица, да?

Но, вот, что интересно, глянув на нас в стекло одной из витрин, я увидел и почувствовал… Блин, не знаю, как это сказать! Мы с ней в паре смотрелись… гармонично? Естественно? Пожалуй, лучше слова не подберёшь. Не было диссонанса. Не было перекоса, какой бывает, когда рядом с шикарной женщиной идёт задрипанный невзрачный мужчинка, или рядом с роскошным дорого упакованным красавцем «серая мышка» в стареньком пальто. Нет. Мы смотрелись «равноценными». По крайней мере, внешне.

Хотя, если судить всё по тем же взглядам, которые липли к моей форме, то небольшой перекос всё-таки был. Причём в мою сторону. Видимо, Лицеист-Одарённый — это в данном мире настолько круто, что никакие меха, и никакая красота здесь и рядом не стояли. С другой стороны, на Алинке же не написано, что она Бездарь. Ведь и дворянка может быть одета так же, как и она, мало ли.

Справедливости ради стоит сказать, что мех, причём натуральный, присутствовал и у меня в одежде — воротник форменной… пусть будет, шинели, был меховым и приятно согревал шею.

В общем, да — чего скромничать? Мы были красивой парой. И чувствовать на себе взгляды окружающих было приятно.

Просто бродить по улицам пусть и очень красивого города, нам с Алиной быстро наскучило. Тем более, что столько самых разных развлечений вокруг! От разнообразных кафе, диско-клубов, бильярдных, караоке-баров, ТРЦ, магазинов, кинотеатров и прочего, до открытых ледовых площадок и ярмарок, о которых уже упоминалось раньше.

А ещё, нам обоим буквально горело уже поговорить о том происшествии, прям, подгорало! Но не на улице же это делать? Притом, что процентов сто двадцать, или даже сто двадцать пять, что за нами следят, нас ведут и по возможности слушают.

Стало быть, нужно место, где, как минимум, слушать нас будет затруднительно. То есть, место, где орёт музыка, много людей, переменное освещение и минимум камер. Открытая ледовая площадка подходит для этой цели, как нельзя лучше! И шумно, и тесно, и камеры… всего пара, да и то — их отлично видно, можно лёгким усилием Дара сделать так, что их объективы… «запотеют». А потом замёрзнут, покрывшись сеточкой красивейших зимних рисунков.

В спортивный магазин правда по пути заглянуть пришлось — коньки купить. Так-то, понятно — прокат возле площадки был организован, всё честь по чести. Да только чужой грибок на свои ноги надевать совершенно желания не было. Ну вот никакого! Тем более, уж чего-чего, а деньги у нас с Алинкой есть в количестве, позволяющем о таких мелочах не париться.

— Так, что это было? Расскажешь? — несясь по кругу краем ледовой площадки, наконец, спросила девочка.

— Ракета класса «Земля-воздух», пущенная из переносной зенитно-ракетной установки террористами из БГ «Народной воли», — поделился информацией, которую имел, я. Оказывается, тут и такая вот дрянь имеется. Хоть их, в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, основательно проредили за организацию покушения на Императора и попытки устроить массовый террор, но идея-то сама осталась. Простая и логичная, которая в этом мире просто не могла не появиться. Идея о том, что класс «угнетателей», то есть, Одарённых, надо уничтожить. Любой ценой. Этакое боевое «сопротивление», призванное бороться «за всё хорошее против всего плохого» путём искоренения неравенства, порождённого наличием в мире Даровитых.

— Эти фанатики⁈ — удивилась летящая по льду Алина. — В Москве⁈ Но, причём тут…

— Ну, как мне сказали, эти чудики никогда на действительно сильных Одарённых не покушались, так как понимали, что у них нет против них никаких шансов, и никакая жертвенность не поможет. А вот выбить как можно больше детей, имеющих Дар — это их программа. Звучит, как «Убить будущее класса угнетателей».

— Но ведь это глупо! Все ведь знают, что новые Одарённые всё равно появятся? Не в Родах Знати, так в простых семьях. А, если останутся старые Дворяне, пусть даже их будет в десять раз меньше, чем сейчас, они этих новичков найдут, приблизят и обучат, но будут куда жёстче и злее! Это же нелогично…

— Логика и фанатики, — пожал плечами я. — Плохо сочетающиеся вещи. Они просто ненавидят Даровитых. Люто и страшно. И у них, наверняка, есть своя правда, своя жуткая история, приведшая в организацию: ненависть же на пустом месте не появляется. У кого-то из них Даровитые близкого человека убили в своих разборках, кто-то жил в регионе, куда Империя отправляла карателей для усмирения бунтов и волнений, кто-то сам лично пострадал от произвола Дворян — такие хотят мести и крови. Кто-то просто сумасшедший… По крайней мере, Борис Аркадьевич мне так рассказал.

— Ужасно! — возмущённо заявила Алина. — А они не задумывались, о том, сколько невиновных случайных людей они заденут⁈ Неодарённых, таких же, как они сами или их пострадавшие близкие⁈

— Фанатики не задумываются, — вздохнул я. — Иначе бы не стали фанатиками. Лучше расскажи, что с тобой произошло? — посерьёзнел я и понизил голос, приблизившись к девочке, беря её под руку и выравнивая с ней скорость. — Как ты смогла меня разбудить на две минуты раньше начала «петли»?

— «Петля»? — задумалась девочка. — Ты это так называешь? Понятно… А как? Да не знаю. Я просто… умерла! — непроизвольно расширились её глаза. — Погибла во взрыве ракеты.

— Во взрыве? Не от удара о землю? — уточнил я.

— Нет, — мотнула головой она. — Я даже потом прочитала, как это происходит. Ракета ведь, её боевая часть — не «фугасная», то есть, она не просто взрывается. Она взрывается облаком шариков и мелких металлических частей… «шрап… шрапне-лью», кажется. Никогда раньше таким не интересовалась, — передёрнула она плечами. — Эти шарики решетят самолёт, пробивают двигатели, разрывают обшивку… и всех, кто внутри. Мне… кажется, пробило сердце и голову. Борятинская осталась без ног… ну, ещё пока я могла её видеть.

— Хм? — пришло время задумываться уже мне. — Я ничего такого не заметил…

— Ты же Стихийник, — пожала плечами Алина. — Ты даже, когда спал, держал на себе какую-то защиту. От тебя осколки и шарики просто отскакивали, как от горошины от стенки… даже стук похожий был… А ты даже не проснулся… Я всю руку об твоё лицо отбила, пока достучалась.

— Понятно… — хмуро проговорил я. И это было действительно похоже на правду. «Водный покров» у меня выходил с каждым днём всё лучше и лучше.

— А потом… я проснулась дома, в своей кровати, в Москве.

— И что же ты сделала? — заинтересовался я.

— Сперва подумала, что это был просто страшный сон, — вздохнула Алина. — Потом… всё стало происходить в точности, как в этом «сне»… Я знала, кто и что скажет, я знала, что и за чем произойдёт… я предсказывала рынки!!